Этот оригинальный номер, на всю деревню прогремевший, Дурик выкинул накануне своих тридцати лет, когда бедовая слава о его ненормальности уже каждый деревенский уголок потревожила. Семейные узы у него к тому времени развязались окончательно, но попивал он, справедливо надо заметить, ещё умеренно, никак не бойчее других. И даже с жизненным предназначением пытался определиться: временами целился на какую-то заботу и резвым рысаком вокруг неё кружил.
И вот, в расцвете молодецких сил, втемяшился в голову Дурика мотоцикл. «Днепр». При коляске и задней скорости. Деревенские мужики со всех сторон эту скорость обсуждали: придумали, мол, в мотоцикле приблуду – верхом назад подавать! И не задаром советскому человеку развлечение – целых двести рублей за неё плати! Это ж кому слабо мотоцикл толкнуть?! За две сотняги-то?
В общем, разговоры разговорами, а Дурик собственное на сей счёт мнение выпестовал – в пользу «Днепра», – и принялся втихомолку деньги откладывать. И даже в районной заготконторе предусмотрительно насдавал чего-то, чтобы полные права на покупку заиметь.
Накопил, заимел, и что же, вот так просто отправился долгожданный «Днепр» покупать? Белым человеком – деньги в кассу, мотоцикл за железные «рога?» Ни в жизнь! Как тут без шику и цирку, когда по улице весна в полной красе, когда талый снег пьянящей сыростью дышит?! Разве устоит беспокойная душа фирменную прелюдию не закрутить?!
Закрутил Дурик: встал посреди деревни, аккурат у входа в универмаг, и давай школьную малышню к себе подманивать. Остановит пятиклашку-шестиклашку, вопросом потеребит – ну-ка, пионерия, докладывай, получил сегодня пятёрку? Пионерия, конечно, в курсе, что этого нестарого дядю почему-то Дуриком зовут, но особого остережения не проявляет – старших по возрасту уважать полагается. Стоят дети и, как есть, про оценки докладывают. От забавной просьбы «в магазине бумажонку вытащить» им не боязно, даже весело – что-то интересное дядя «Дурик» затеял!
А тот собрал пятерых отличников, хлопнул в ладоши, будто факир в преддверии фокуса, и говорит:
– Ну, передовики тетрадошных полей, ударим по азарту! С положенным вознаграждением!
Хоть и отличников он отсортировал, а те сразу и не поняли, где этот азарт и как по нему ударять. Разъяснил тогда Дурик доходчивей: «Про лотерею «Спринт» слышали? Вот, каждый по билетику из барабана вынет и дяде отдаст».
Подвёл он ватагу к разомлевшей от весеннего солнца продавщице, ткнул трёшкой в барабан:
– На все!
Обилетились прилежно пионеры, и сам Дурик руку запустил, да только свой билет в карман тут же упрятал. А школьников по-военному, в линейку выстроил и принялся экзаменовать. Развернул первую бумажку, – «Без выигрыша». Вторую – опять пустышка. Скис Дурик.
– Э! – говорит оплошавшему помощнику, – по чём пятёрку-то словил?
– По физкультуре.
– Эх-ма, по физкультуре! – крякнул в расстройстве Дурик, – вот тебе на! Ни литр, ни полтора!
Двинулся дальше – у третьего всё та же физкультура и ноль прибытку.
На следующем билете Дурик замер, изогнул левую бровь, будто вместо надписи живого таракана в бумажке увидал. Ребятишки аж дыхание затаили – неужели свезло?! И даже продавщица притихла, хотя она в лотерейном счастье давно разуверенная была, потому как выигрышей больше червонца отродясь не наблюдала.
– Ха, малышня! – воскликнул Дурик, обращая глаза на шеренгу. – Рупь! По мороженке вам! – протянул он продавщице билет, с важностью потряс. – Обернуть в монетку-то!
Продавщица чуть не плюнула ему на вызревающую лысину – ишь, из-за рубля, гад, закатил глаза под лоб!
Дурик совершенно невозмутимо подошёл к замыкающему – мальчонке двенадцати лет – курносому, почти налысо обритому, с мизерным чубчиком.
– Вся надёжа на тебя, стриженый… по чём пятёрка? По труду, небось?
– По математике, – признался стриженый мальчик.
– Ближе к верному делу! Ближе!
Когда Дурик развернул билет, то стоять столбом, как при рубле, не стал, охнул сам себе под нос «ох-хо-хо!», два раза весьма странно прокрутился, будто за своей спиной что-то высмотреть хотел. Ребятишки неладное без слов почуяли, выставились на дядю во все глаза, навроде как спросить – удалась, дядя Дурик, наша помощь?
А тот помощников вовсе не замечает, подкошенными ногами притоптывает – вот-вот или упадёт или билет из ослабевших рук выронит.
– Что там? – не сдержалась уже продавщица. – Из-за десятки танец что ли?
– Мотоцикл…. «Днепр»… – выдавил Дурик с болезненным покряхтыванием.
Потёр шею, как при удушье, – и прочь из магазина.
Стоит ли говорить, что через час лотерейный барабан был опустошён до дна, а к вечеру деревню трясло так, будто с каждого двора по новенькому мотоциклу угнали. Тому самому «Днепру», что имеет никому не нужную заднюю скорость. Говорили о вечной несправедливости, что лотереей этой треклятой лишь подтвердилась прописная истина – дуракам везёт. Нашлись те, кто поносили в хвост и в гриву такое мироустройство: мол, вкалываешь от зари до зари, вкалываешь, а дурак – раз! За пятьдесят копеек при мотоцикле! При задней скорости! «Как же дурак? – резонно перебивали другие, более внимательные, – отличник билет тянул! С пятёркой по математике!»
В доме самого отличника моральный климат рушился катастрофически! Не обижен у нас задним умом мужик, а женщина этим добром куда богаче! Мужик поймёт, что безнадежно сплоховал, да верный вариант себе впредь на заметку. С женщиной не так! Ей горбатого-виноватого-оплошавшего немедля исправлять надо! Любой ценой утерянный пятак в новенький рубль обернуть!
Родительнице стриженого мальчонки чужое лотерейное счастье представилось крайним недоразумением. Пять раз она переспрашивала сына, как тот умудрился озолотить поганого дурня, и в конце рассказа, где билет перекочёвывал в руки дяди, неизменно лишалась дара речи. Когда последний раз к хозяйке благополучно вернулась отсутствующая речь, всю её мощь она выплеснула на виновника случившегося, в которые, разумеется, определила собственного мужа.
– Что тебе мешало – с получки с сыном в магазин?!
Впрочем, этот неожиданный и странный вопрос был озвучен ещё обычным голосом. Но не успел муж – сухощавый, немногословный зоотехник, – промолвить и трёх слов в своё оправдание, как уже дальше, на высоких тонах, ему представили перечень правильных действий, свершения каковых он по своей тупости не произвёл.
– Не догадался сказать: пошли, мол, сына, по билетику вытянем?! Потратим рубчик, глядишь, счастье и подфартит! Куда там?! Дождались, пока отличника чужой дядя углядел! Нам, видишь ли, чужих запросто мотоциклами одаривать! – хозяйка хоть и планировала зарыдать по мотоциклу, как по покойнику, однако обида и огорчение лишь увлажнили ей глаза. Она потянулась за платочком, промокнула веки. – Сейчас бы стоял новенький «Днепр» во дворе!.. а глядишь и «Жигули»!
Воображаемые «Жигули» разбередили женскую душу основательно, и тут-то уж слёзы сорвались ручьём:
– Набралось вас – один дуболом, другой – рохля! Жизнь только мне поганить!
Как теперь дальше существовать при муже-дуболоме и наследнике-рохле, мучилась хозяюшка недолго, часа полтора. «Одна голова – хорошо, а две лучше!» – гласит народная мудрость. А когда вторая голова регулярного помоществования, потому как соседская, да ещё с принадлежностью к прекрасному полу, то любая житейская заковырка обречена на счастливый исход!
Соседка посредством молниеносных деревенских слухов уже знала, какая беда сотворилась с лотереей, и даже через своё сноровистое воображение как наяву представила, что там взаправду произошло и кто в этой печали более всего виноват. По факту повального смятения местных умов она и с работы скоренько отпросилась – посочувствовать соседскому горю.
И только случилось эфирное взаимопроникновение двух взбудораженных мозгов, как и указание промеж них родилось чрезвычайно дельное: «Заслать муженька-дуболома прямиком к Дурику – встряхнуть хорошенько негодяя, да разобраться, по какому-такому праву он детский труд эксплуатировал?!»
Слово «эксплуатировал» удручённого зоотехника воскресило едва ли не с того света. Прежде-то в бабьих обсуждениях конченая глупость торжествовала, а вот «эксплуатация» – это в точку! Логично, убедительно! Железно!
Накинул зоотехник прожженную в двух местах драповую кепку – и к счастливому обладателю билета – просвещать насчёт законов и совести. И там при полной официальности с места в карьер: что он отец того самого отличника, рукой которого Дурику перепало известное счастье, и что пожаловал он за торжеством справедливости.
Не дожидаясь встречных протестов, сделал гость упор на детские года угнетённого отрока и на отсутствие родительского разрешения пособлять всяким злачным игрищам. Упомянул и государственное отношение к эксплуататорству: у нас, мол, не проклятый загнивающий капитализм, а развитое гуманное общество! Чтобы издеваться над дитями задарма, без вознаграждения!
– Так я ж заплатил, за труд-то! – огорошил взведённого гостя Дурик. – Целый рупь на мороженое отдал.
– Рупь?
– Ну да.
Атака на подлого эксплуататора захлебнулась. Оказывается, к дармовому труду дитя не понуждалось, а законность по всей форме была соблюдена. «Предметы весом более пяти килограмм не поднимались» – в голове зоотехника откуда-то проскочила гладкая, официальная фраза. «Наверняка из какой-нибудь толстой книги, где про закон», – подумал он, и тот свет надежды, что пригнал его сюда в боевом настроении, погас навсегда. «Не подкопаешься… что там лотерейка? Кусочек бумаги! С бумаги грыжа не выскочит».
Понурость – от макушки до копчика, – в один миг одолела ходока, загорбатила к земле. А Дурик вдруг сам предложил односельчанину извести создавшееся недоразумение как класс.
– Взаимный зачёт эксплуатации сойдёт?
– Как это? – раскрыл рот зоотехник.
– Ну, я тебе билет вытяну. Или два.
Ходока, которого снарядили – ни больше ни меньше – за «законной половиной», столь «дешёвая» мировая огорошила. Но сказать об этом прямо он побоялся.
– Так… закончились билеты… размели после тебя, как… беляши в голодный год, – выдавил он, переминаясь и заикаясь.
Эх, супруги рядышком нет, а то бы подсказала, как ловчее прижимать эксплуататора!
– Билет-то найдём! – ободрил Дурик очень простодушно. – Глядишь, тоже с сюрпризом.
И это тёплое ободрение подействовало на зоотехника магически.
– Хорошо бы… мотоцикл… или машину… «Жигули»!
Великая сила – надежда! Тем более, восставшая из заколоченного гроба. Предок математического гения даже зарделся лицом от своих аппетитных слов.
– Билет, брат, не проблема! – Дурик порылся в кармане, выудил нетронутый шестой билет. – Держи! Может, и машина!
Зоотехник осторожно взял бумажечку, сглотнул в напряжении слюну.
– Хорошо…бы… «Волгу»!
– Угу, – поддакнул Дурик. – Токмо тово, никаких потом эксплуатаций!
– Ладно-ладно! – не думая, согласился предъявитель претензий. Какие тут эксплуатации, когда в голове несметные материальные блага?! От одного воображения руки ходуном ходят.
Зоотехник, наконец, надорвал плотный кончик билета, сунулся изучать таинственное нутро. Короткая убийственная фраза «Без выигрыша» как-то не хотела читаться. Прыгала в глазах и своим пошлым смыслом перечёркивала все розовые планы. Что там планы – всю жизнь!
– Тут… чего? – протянул он жалкую, дрожащую от обиды руку. – Ведь договорились! Моцик… или «Жигули»…
– Мил-браток, как же в одной коробке два моцика будут? Да ещё «Жигули» сверху – медком! Это ж государству разоренье – понимать надо! Ты у сына поспрошай, сколь этого «Спринта» на какой-нибудь велосипед надо. Он у тебя пятёрочник… по математике…
Когда дурак вдруг обнаруживает ум, да ещё сверх отведённого ему молвой предела, это как ушат ледяной воды. Ходок за вознаграждением и сам, без помощи сына, представил, сколько полтинниковых билетов надо, чтобы несчастный велик окупить, да ещё прибыток в казну заработать! А взять мотоцикл?! От такого нехитрого открытия руки гостя сами собой выронили на пол никчёмный билет и принялись яростно наминать горелую кепку, как передовая доярка мнёт вымя коровы-рекордсменки.
– Что нам… с детской эксплуатацией?..
Дурик подвёл односельчанина к двери, указал на порог:
– Целый рупь я им отдал! Свидетелей – полмагазина!
«Предметы весом более пяти килограмм не поднимались» – в голове у зоотехника почему-то опять проскочила округлая идиотская фраза… Хозяин любезно взгромоздил на озабоченную голову ходока кепку, и ноги того шагнули вперёд. Впрочем, шагнули не бодро, а вяло, сконфуженно. «Или я дурак, или он им прикидывается», – вопрос, который набросился терзать измученного бурными событиями зоотехника, так и остался без ответа…
…Не скоро угомонилась деревня от Дуриковой удачи. Перессорились промеж собой жители, искричались в догадках – кто же тянул билет: сам Дурик или отличник; был ли он вообще – этот выигрышный билет, потому как кто-то видел Дурика с большим кошельком в райпотребсоюзе и тот отсчитывал там крупную наличность. Вот такое странное сотворилось дело: хочешь, верь, хочешь – не верь, хочешь, кричи, хочешь – молчи, а у Дурика во дворе новенький «Днепр»! Чёрный, как аспид. С задней скоростью.
Дурику – мотоцикл! Сельчанам – великое потрясение! Лотерее – польза, поскольку три спешно привезённых в деревню коробки разлетелись, словно воробьи от артиллерийского залпа. И всё бы хорошо, да только желанное приобретение обернулось вскорости Дурику серьёзным несчастьем.
Случилось это через год, следующей весной, в пору схождения снега. Нёсся спешно Дурик на своём железном коне и аккурат за околицей увидал посреди дороги белую горку в гнилой соломенной трухе. И подумалось ему, что это не иначе как кучка рыхлого снега, и решил он эту кучку под люлькой пропустить… «Шваркнуть в брызги!»
Шваркнул… об глыбу прочного льда… Когда очнулся – мотоцикл колёсами вверх, люлька на нём. И как будто не люлька, а стотонная махина: телом пошевелиться – ни-ни! Корчился Дурик всеми членами, какими мог, пробовал ужом из злосчастного капкана выползти – никак не способен организм с напастью совладать! Голова при деле, соображает, а всего остального будто и в помине нет. Что там рукой или ногой шевельнуть – крика о помощи не выдавить! Собственному языку не хозяин!
Уж стемнело, холод насел, такое окоченение тело охватило, что через час-другой смерть пришла бы наведать!
Хорошо, конюх на своём Гнедке по дороге проезжал – углядел в сумерках несчастного. Поднять мотоцикл дедуля не смог, но бездвижного Дурика кое-как выволок. Смекнул конюх, что раненого на лошадь не посадить, что врача к месту надо, нацелился скакать в больницу. А чтобы не замёрз покалеченный Дурик, от недалёкого стожка соломы притащил, запалил. Запалил да поскакал. Кто б знал, что с перевёрнутого бака к пылающей соломе струйка бензина потекла…
Но спасся от верной гибели Дурик, Бог знает, каким чудом спасся. Неимоверным устремлением заставил себя ползти, отдалиться от смертоносного огня. Да только когда «скорая помощь» приехала, сапоги на нём всё ж горели.
Ох и задал он в больнице своим положением хлопот: сверху, на поломанной ключице гипс, внизу – голени в ожогах, промеж всего этого – тяжёлая поясничная контузия! Один только язык в полной зудящей свободе – отпустило у него язык, да так, что врачихам и медсёстрам от колкостей и поддёвок спасу не было. И хорошо, что отпустило, может, через этот самый неугомонный язык и вернулся в мир Дурик.
В общем, оклемался, встал на ноги без увечий – прежним добрым молодцом. Про мотоцикл забыл – что там после погребального костра? На металлолом даже не сдашь.
А некоторым селянам облечение от такой нехорошей концовки вышло – подхватились, зашептали радостно, мол, не бывает бесплатного сыра в мышеловке-то! Есть, мол, справедливость на белом свете, раз чуть не подавился Дурик дармовщиной! И шутники покуражились над Дуриком. Какие-то острословы, видать, просвещённые, фразу мудрёную придумали: «Редкая льдина проскочит в середине «Днепра»!
Многие заливисто смеялись от этих слов, а Дурик, когда их слышал, так и не понимал, над чем смеются. А впрочем, что ему теперь «Днепр» – он с недавних пор к лошадям предпочтение заимел.