Глава 3 Ты с какой полосы?

Алексей Весин
               


     Чёрный край, обрамлённый светящейся дымчатой полосой, огромной тучи, казалось застилавшей всё видимое и не видимое глазам небо, медленно отходившей, уползавшей дальше, всей неповоротливой, шевелящейся поверхностью.  Она  тащила с собой свой тёмный, грохочущий, сверкающий, влажный, залитый водою мир, а после неё оставался другой: сияющий, ясный, светлый и свежий, прозрачный с небесными далями. Юрию иногда приходила бредовая мысль о том, что неужели, когда-нибудь, настанет то время и подобная туча зависнет над ним навсегда, и он останется гнить во тьме, в грязных булькающих лужах с белым пятном искажённого лица от мимолётной яркости кромсающих молний.
     Юрий дотронулся рукой до лба, почувствовал вздувшуюся шишку и боль, а на пальце осталось не большое пятнышко крови. Он сидел на мокром асфальте, а рядом лежала вырванная, как с белым мясом у основания, толстая  здоровенная ветвь, которая ещё своими сочными зелёными листьями создавала иллюзию продолжения жизни и естества. На мощном, мокром, чёрном, бугристом стволе дерева, в метрах пяти от земли, контрастно, светлым пятном крыльев взлетающей птицы выделялось углубление. Заметив такую схожесть, Юрий усмехнулся и покачал головой, подумав: «Такая птица уже никуда не взлетит».
     Он услышал звук приближающегося автомобиля. В эту, казавшуюся замершей жизнь, как в вымытом стекле, с прозрачными стекающими шлепками, переходящими в тихий звон, каплями, ворвался чуждый чистой природе шум. Но чувство идиллии натуральности быстро прошло, город занял своё естественное место и его взгляд скоро переместился на высеченную каменную бровку, на дорогу и мчащуюся машину. Она неслась иногда приседая и давя своей массой на асфальт. В движении начало открываться стекло дверцы задних сидений и от туда, из нутри, уносимый скоростью, прокричал чей-то мужской голос:
     - Ты с какой полосы?!
     - Чего? Это мне?! - не понял Юрий.
     Он увидел, как машина вдалеке посветила красными фонарями, а потом и совсем скрылась.
     Юрий поднялся и пошёл следом, но через метров сто свернул на другую улицу, которая вывела к высокому металлическому забору вдоль тротуара. А за литыми, кованными стройными прутьями с вычурными кренделями виднелись дорожки, здания, клетки, и висящий над ними сплошной слой листьев на деревьях к которому тянулись ветки кустов и растений помельче. Асфальт, земля высыхала. И ему захотелось попасть туда внутрь, как ребёнку в некую сказку с загадочными зверями и птицами, с неслыханными голосами, криками и пением. Он поискал рукой в кармане и вытащил несколько смятых купюр. Кошелёк ещё вчера дома оставил, хотел забрать и забыл. Не любил его в брюках носить. На билет должно было хватить с лихвой. Юрий счастливо улыбнулся деньгам, как неожиданному подарку, и зажав их в руке быстро пошёл к кассе. 
     Около входа в зоопарк людей было немного. Нарядная девочка лет пяти-шести, ела мороженое, а возвышавшаяся над ней мама рассказывала о том, как его нужно есть. «Купили бы мороженое в зоопарке. Я бы верблюда покормила». - Обиженным тонким голосом напомнила о своей неудаче малышка. - «Верблюды едят то, что растёт в пустыне: саксаулы, другие растения, пьют воду. А мороженое в пустыне не делают». - « Да, а батоны там делают?»
     Кассирша, молодая женщина, отдавая билет Юрию, приветливо и как-то лично улыбнулась, отчего ему стало ещё радостней и появилось ощущение того, что именно его здесь ждут. Он сразу сделал несколько шагов к бабушке, которая с готовностью оторвала контроль и пропустила дальше, как солдат на карауле в Смольном. И прошёл по широкому мосту через речушку. Которая выглядела самостоятельной, нездешней, странствующей путницей, тихо поплёскивая, озабоченная собой и только ей одной известной и понятной целью, текла дальше по городским низинам. А после него среди деревьев начинался зверинец. Высились заборы-клетки, а  за ними по истоптанной, всклокоченной земле грациозно ходили олени и косули. Они просовывали морды к прутьям, приоткрывая пасть показывали длинные, мускулистые влажные языки, ожидая получить чего-нибудь съестное. Жирафы плавно и важно переступали высокими ногами и осторожно опускали к зрителям маленькие головы с неимоверной высоты, как жёлтые подъёмные краны радостного и ожидаемого строительства. Подбирали губами кусочек еды и уносили его вверх, где и съедали. А восторженные люди щедро и взволнованно протягивали ещё кусочки, высказывая свою радость и благоволение столь красивому зверю. Бегемоты за оградами из толстого металла лежали в бетонном бассейне наполненном вонючей тёмно-зелёной водой выставляя только широкие серо-глинестые спины, как плавучие острова, с торчащими маленькими вертлявыми ушками. Они иногда могуче фыркали, от чего публика приходила в оживление, уже как  очевидцы таинственной жизни мощного животного. Люди начинали двигаться, заглядывать друг-другу через верх, чтобы увидеть большее: хотя бы знаменитую голову при широких ноздрях и расточительно огромной страшной пастью с желтоватыми зубами-пеньками, ну что можно в такую пасть постоянно засовывать? Дети говорили про разбойников и пиратов, а взрослые мудро молчали, если кто-нибудь не напоминал о больших пучках травы.
     На клетках висели аккуратные таблички, где описывались сами животные со своим наименованием, а так же родные места обитания, откуда их привезли. И сразу становилось всё понятно, что нельзя бегемота оставлять на зиму в наших реках и озёрах. Подводной лодки под льдом из него всё равно не получиться, а они или замёрзнут в холодном, голодном снегу, на неподатливом льду, или убегут к себе обратно в Африку. И будут они потом бегать каждую весну да осень туда и обратно.
     Было не по-городскому тихо, вольно и свободно, отовсюду веяло селом, деревней. И никакие урбанизированные жители ни своим видом, ни своим отношением ко всему не могли нарушить эту стройную повседневную правду. Можно свернуть на одну дорожку, потом пойти по другой, да там увидеть что-то неожиданное и таинственное. Юрий почувствовал себя немного отдохнувшим и возрождённым. И даже захотел поесть, рассчитывая свернуть в кафе, но передумал, ссылаясь на то, что скоро вернётся домой.
     Не долго ходя он наткнулся на клетку с двумя лисами. Коричнево-рыжие, с тощими хвостами. Они сидели и что-то ели, иногда бросая осторожные взгляды на человека. Причём, одна лиса, доев своё и похрумкав косточками, не стала их съедать, а отнесла в кучку к своей напарнице. Вскоре подошедшая хозяйка глянув на неё, всплеснула руками: «А ты скромница, как всегда голодная сидишь»! И принесла ей добавку. Та принялась снова есть. Обратив внимание на наблюдающего однобокое пиршество  Юру, смотрительница ввела его в курс дела: «Ты, что думаешь, я не знаю, что она свои объедки подбросила Люси. Сейчас таких много, что у них там в лесу твориться, я не представляю. Недавно сорока стащив монетку, припрятала под свою соседку. Смотрительница, поискав денежку в клетке — не нашла. С тем и ушла назад. Разбогатевшая сорока, выждав некоторое время, забрала свою монетку обратно, уже к себе на хранение. Обезьяны отнимают бананы друг у друга, хотя им оставляют в достатке, и не дают напарнице или напарнику покататься на качельке. Павлины выщипывают друг у друга самые лучшие перья. Только заснул и перьев нет. Вот такая жизнь пошла у нас. Мы их воспитываем, воспитываем, - что-то получается, а что-то нет». Тирада высказанная от всего сердца обоих развеселила, и смотрительницу и Юрия. И так похохотав какое-то время на встречу друг другу, Юрий сказал: «Спасибо», и махнув рукой, пошёл дальше.
     И были и птицы, львы с тиграми, гигантские бронированные носороги, медведи, как мужики на ярмарке с балалайками, гладкие тюлени и другая занимательная живность. А когда уходил под сенью больших деревьев от которых веяло прохладой, с яркими надувными детскими игрушками, он выглянул последний раз через высокий забор, туда в город, где стояли многоэтажные дома, по нагретым широким улицам ездили автомобили и рядом ходили люди. И пройдя ко всем через калитку, он всё же захватил с собой настроение, частичку духа маленького дикого живого уголка природы. И мир сразу стал шире и больше, а радость подступала к сердцу через доброту. И дорога стала легче, ноги не тяжелели при ходьбе. А всё, что сделают вокруг: откроют, построят, запустят, улучшат, вернут, настроят будет нести настоящее живое счастье всем людям. Они станут независимыми от плохого, обладать внутренней свободой и уважать такую же свободу у других, исчезнет злая зависть с человеческими гадостями, и любовь не захочет ползать в крови и необходимых гнусностях, а справедливость будет написана на челе у каждого.
      Юрий шёл с необычайным порывом предстоящий встречи со своим домом, куда входило всё: квартира, а в ней жена, дети с такими же чувствами радости и благодарности друг к другу. Он смотрел, высматривал заранее, когда появиться нужный именно ему дом, с родным и знакомым лицом. Потому, что он тоже является частью его семьи. Они все вместе живут, смотрят друг на друга и разговаривают. Юра поднимал глаза и ждал, что вот он сейчас появиться, рядом с другими возвышающийся, надёжный, спокойный и непоколебимый.
     Но вместо этого ему вдруг ударила по глазам пустота, чистый воздух. Соседи есть, а его нет. Не может быть такого, чтобы неожиданно исчезло большое населённое здание. А когда подошёл ближе, то увидел изрытую землю, бульдозеры, и мужика в каске и комбинезоне. Юрий на ходу протянул вверх руку и позвал:
     - Мужчина! Мужчина! А, где дом!
     - Что?! - повернулся тот к нему.
     - Дом! Где дом, который тут стоял?!
     - А дома давно уже нет, его снесли. Здесь построят административное здание, - уверенно и с достоинством  пояснил строитель.
     - А люди? Здесь же люди жили? Ещё только вчера они тут ходили, - совсем растерялся Юрий.
     - Вы откуда пришли, здания уже как месяц нету!
     - А куда дели жителей? Колдырев моя фамилия. Я жил на втором этаже, - такое положение дел его серьёзно напугало и он начал спасать свою жизнь, которая по какой-то непонятной причине пошла в такой кривой путь.
     - Да жителей давно уже расселили. Дали им квартиры!
     - Колдырев! - вдруг послышался чей-то голос. - Кто это Колдырев?!
     Юрий повернулся и увидел пред собой мужчину. Лицо ему показалось знакомо.
     - Я Колдырев.
     - Ты Колдырев? - он пошёл ему на встречу. - А я кто такой?
     И когда двойник приблизился к нему чуть ли не лицо в лицо, перед Юрием разверзлась темнота и пропали все чувства, почти бездыханно замерла жизнь, а мысли застыли на одном: «Что это я тут? Как?»