Это продолжение рассказов про мой любимый парк Сергиевка в Старом Петергофе, а скромная фотография - Дом с ангелом, он в Павловске. Почему здесь эта фотография узнает тот, кто прочтет рассказ до середины :)
"Дом с ангелом" очень необычен, но, к сожалению, долгое время стоял в запустении и даже было опасение. что исчезнет вовсе. Но не исчез, был отреставрирован, и поскольку с момента написания рассказа прошло уже 8 лет и сейчас, когда пишу этот комментарий, наступил 2019 год однако, этот дом выставлен на продажу. Однако картинка разрушенного Дома с Ангелом это не символ рассказа, а просто небольшая информация к написанному!:)
25 января 2011 года
Татьянин день или Дом с ангелом
Татьянин день входит в канву моей жизни печальной и светлой ниточкой, хотя в тот момент он не был грустен, и даже был весьма и весьма хорош.
И если в тот момент рисовать его в цвете – он был золотисто-алой ленточкой на темно-зеленом фоне, то есть очень новогодним и рождественским. Такой была елочка у Татьяны Федоровны в квартире – с золотыми и красными шарами, куда я пришла снежным и довольно поздним – уже около девяти часов – вечером, в Татьянин день, 25 января нового тогда 2011 года.
Татьяна Федоровна была, если говорить официально, моей коллегой по работе в реставрационной мастерской номер девять ЛеНИИпроекта, где я отрабатывала три года после окончания института свой архитектурный диплом.
Мы работали с ней на обмерах на Царицыном острове в Петродворце, ездили в Ломоносов, Пушкин и в Павловск. Она была реставратором по призванию, и ее чертежи были удивительно живыми и красивыми – они были наполнены ее любовью к реставрации, интересом к памятникам, к истории, к кропотливому, но занимательному труду.
И она заботилась обо мне, когда мы отправлялись на обмеры, потому что я была еще маленькой, не смотря на свои двадцать три года и на то, что вымахала будь здоров. И я и была такой, и даже и сейчас еще бываю.
Помню, как однажды, в ожидании Татьяны Федоровны в Ораниенбаумском парке, я, задумчиво прогуливаясь по траве, неожиданно провалилась по колено в приток пруда, засыпанный осенними листьями. И когда Татьяна Федоровна, Таня, как скоро разрешила она себя называть («Таня и на вы», так я ее всегда и называла), наконец, показалась вдали, я сушила над костром, в которых рабочие парка жгли листву свое белое, дутое, по моде того времени пальто и грелась сама, кое-как счистив грязь с джинсов и вылив воду из туфель. Таня пришла ко мне как спасение, и тут же отправились мы с ней обратно домой, потому что с ней мне было не стыдно ехать в поезде такой чумазой. «Потому что когда рядом друг, уже не страшно», – пояснила Татьяна.
И позже она всегда с добротой, вниманием, интересом и участием относилась к разным моим творческим делам. Ненавязчивым, почти незаметным, но очень доброжелательным. Конечно, так она относилась ко всем своим друзьям, но все равно каждый ощущал себя особенным, выдающимся человеком. При том при всем, она никогда не была сентиментальной, во всяком случае, такой не казалось, а в чем-то была даже довольно строгой и категорично-реалистичной.
И будучи бесконечно преданной своей профессии, она никогда и не сердилась на меня, за то что, мне всегда хотелось вырваться из тесной комнатки реставраторов в свет, к людям, в жизнь. Во всяком случае, мне так тогда казалось, что жизнь и свет именно там.
И я своего добилась, вырвалась, и стала из архитектора радиожурналистом, и надо сказать, узнала благодаря этому не только много интересного, но и много печального, много переживаний и разочарований ожидало меня на этом пути, и как знать? вот сейчас – быть может, я и сидела бы, затаясь от всего мира, любовно вырисовывая и восстанавливая в проекте по изящным архитектурным мелочам заброшенный каменный колодец или изразцовую печь, и вокруг меня были бы только книги по искусству и чертежи, и была бы я счастлива – только как теперь узнаешь об этом?
Да и то правда, что нарисованная мною картинка – очередной идеальный мир, и нет его нигде, на Небесах только быть может, этот чудный мир, где реставратор наедине только с заброшенными дворцами и их тайнами, только с прекрасными книгами и изысканными чертежами. Да только разве есть на Небесах заброшенные дворцы и тайны?
Здесь же в этот труд всегда вторгается и бюрократическая волокита, и начальственная несправедливость, и печаль от сознания разрушения прекрасных зданий, которое все равно остановить невозможно, и горечь от вандализма современников и собственного бессилия перед всем этим.
А все же они существовали в своей профессии, и многое удавалось им сделать, не смотря на ни что.
О себе же могу только одно сказать, что в последние годы снова увлекли меня мысли о старинной архитектуре, об истории петербургских пригородов, и сердце мое замирало от восторга при виде руин старинного моста и струящей под ними воды неспешной реки, и каменных ступеней, неведомо куда ведущих – кто ходил по ним когда-то привычным путем? и других удивительных архитектурных находок.
Конечно, я не думала, да и не смогла бы возвратиться к прошлой профессии, но я находила во всем это душевное успокоение, и мечтала внести свой вклад в реставрацию уже на своем теперешнем поприще.
Я не могу жить без таких мечтаний. И конечно, мне необходимо, как воздух, чтобы меня душевно поддерживали в этих начинаниях, потому что больше чем мечтаний, во мне сомнений и разрушительного «зачем?». И понятно, что
в нашей жизни вообще мало кто кого поддерживает, тем более в таком деле как мечтания и начинания.
Я шла по заснеженной дороге от моего дома до дома Татьяны Федоровны
пешком, и как всегда, меня охватывало приятное ощущение гордости, что я иду в гости в хороший дом, к по-настоящему хорошим людям.
Это чувство неизменно возникало у меня, когда я шла в разное время к Татьяне Федоровне на день Ангела, Татьянин День. Она умела так уважительно, но не громко, а искренне, от души, радоваться своим гостям и так дать им понять, как они ценны в том обществе, в которое попали, что гости немедленно возвышались в своих глазах и буквально воспаряли, и вели интересные и возвышенные разговоры об искусстве и реставрации.
Из-за разных дел, а потом из-за маминой болезни, я так давно не была на Татьянином дне у Татьяны Федоровны – а ведь она была хозяйкой этих встреч с самого нашего знакомства в реставрационной мастерской, то есть больше двадцати лет! что теперь мне просто непременно хотелось, наконец, снова придти сюда.
Но именно на этот раз Татьяна Федоровна устала от работы и не собиралась устраивать праздник для любимых друзей и сослуживцев. Это было впервые за многие годы.
Но я жила совсем неподалеку, и мы сто лет не виделись, и меня она все ж таки пригласила, раз уж я сама напросилась! предупредив, что без торжественности, но все равно она будет рада. И правда, все оказалось чудесно.
Теперь я могу думать по этому поводу что угодно – о том, что меня так звало выйти из теплого дома так поздно и отправиться в гости, в то время как друзья-коллеги собирались встречаться позже, на Масленицу, или даже на Пасхальной неделе. Было ли это предчувствие прощания, или же просто мне хотелось поговорить с Татьяной Федоровной, как с доброй хорошей знакомой и профессиональным реставратором, о пригородах, о парке Сергиевка под Петергофом, близ которого прошло мое детство, и который теперь снова так занимал мои мысли, его загадках, о книге «Петергофская дорога»общего нашего знакомого по работе в мастерской искусствоведа Сергея Горбатенко.
Теперь узнать это трудно, но совершенно определенно, я правильно сделала, что пошла, хотя и сама удивлялась своей решимости. Как правило, я совсем не легка на подъем, и если есть случай остаться дома, именно там я и остаюсь.
И вот я вышла в светящийся от снега вечер, хотя было уже и поздновато для визитов. Наши дома разделяла всего лишь одна, впрочем, довольно длинная, автобусная остановка.
Снова я чуть не запуталась среди пятиэтажных домов. Сколько бы я не приходила в разные времена в гости к Татьяне Федоровне, столько раз я блуждала среди пятиэтажек. Это было совсем сродни поговорке «заблудился в трех соснах». Хрущевки-пятиэтажки были похожи друг на друга, не то, что здания старинной архитектуры. И даже номера были у них одинаковыми – различались они только по корпусам.
И вот уже Татьяна Федоровна, ожидавшая меня, и смотревшая на улицу, кинула мне в окошко связку ключей, чтобы открыть магнитным ключиком входную дверь в парадную, я ахнула, что ключи сейчас потонут в снегу, но ключи не потонули, я их сразу нашла, дверь открылась и я поднялась на самый верх.
Специально для этой встречи я днем в магазине купила вкусный рождественский кекс, с разноцветными цукатами, какого не покупала раньше, а только заглядывалась на него, и теперь мы сидели за нарядным столом, и пили чай с кексом и конфетами, и говорили обо всем на свете.
Таня показала мне, как она сделала ремонт в квартире. Все радовало глаз – бледно-сиреневатые обои с березками, ровный пол, свежесть, чистота и простор, если можно применить это слово к малогабаритной квартирке в нашем Купчино.
В самой большой комнате лежала в углу стопка книг – это и был тот самый беспорядок, из-за которого она постеснялась собирать гостей. Во всяком случае, это был самый изящный беспорядок из всех, которые я видела. И когда я восхитилась и ремонтом и беспорядком, обойдя весь дом, мы снова вернулись к чаепитию, Татьяна Федоровна сказала, что теперь уже жалеет, что не собрала всех и что она долго раздумывала собирать или нет, и даже поэтому не разобрала новогоднюю елочку. Золотые и красные шарики на елочке излучали радостное сияние праздника.
Конечно, больше всего говорили мы о реставрации, и вспоминали своих коллег, которых уже не было на этом свете, и жалели, и восхищались их трудом. Помню, когда маститые архитекторы гордо говорили «За нами стоят дома», наши друзья скромно улыбались: «А за нами оконные ручки, да балясинки, изразцы да плафоны…»
– А помните, Таня, дом с ангелом? – вдруг почти нетронутая временем картинка раскрылась в моей памяти.
Дом с ангелом, дом номер 8 на улице Красного курсанта в Павловске, он уже тогда был расселен и в запустении. На самом деле, это была дача С. Мандель, построена она была в начале двадцатого века и была единственной сохранившейся исторической постройкой Матросской слободы.
«Домом с ангелом» его прозвали в народе за большой лепной барельеф на фасаде.
Мы делали там зарисовки и кроки для будущих реставрационных работ, и взяли на память из обрушившейся горы изразцов в одном из опустевших залов по целому изразцу – он хранится у меня дома и сейчас – на нем желтая лилия с бутонами в стиле модерн – легко представить, как, повторяясь, выбрасывая круглые бутоны и раскрывая гордые королевские соцветия, поднималась она по стене.
И еще одна плитка - с пола из Дома с ангелом – синяя, тоже с ритмичным узором в виде голубого цветка лотоса – видимо, синие лотосы украшали ковром пол этого необычного дома.
Я совсем было и позабыла про этот дом, и вдруг вспомнила – и то, что там было огромное изображение ангела на фасаде – оно казалось таким удивительно огромным, что я даже и не сразу увидела его – не увидела бы, если бы Таня не обратила на него мое внимание!
Правильнее было сказать, что это был не совсем ангел, а крылатый гений, мифический покровитель высокого искусства, но тем, кто жил в доме и неподалеку хотелось называть его ангелом и верить, что он приносит добро и радость.
Я знаю легенду об одном из домов на петроградской стороне, который тоже называют «домом с ангелом» из-за изображенного на фасаде ангела – жители дома верили в блокаду, что именно ангел спасает их от бомб и снарядов.
Те чертежи, которые мы делали в восьмидесятые, те планы, которые строились в то время, где все это?
А Тане все звонили и поздравляли ее с Днем Ангела друзья, и позвонила даже наша коллега, живущая ныне в Германии, Вера Ивановна.
Вера Ивановна так радушно приглашала нас в гости, что сердце мое дрогнуло, и я было размечталась о поездке, но Татьяна Федоровна не замедлила спустить меня с небес на землю фразой о том, что если денег нет, то и ехать нечего. Вот тут уж она было совершенно права – уж такая она.
Зато у нас есть путешествия по Петергофской дороге.
И мы тут же решили летом попутешествовать по петербургским пригородам как любители и знатоки, а не по рабочим делам, как прежде.
Мы столько работали в восьмидесятые на Петергофской дороге, но так мало отдыхали для души и для радости красоте этих мест!
И непременно, рассуждали мы, во время каждой прогулки будем устраивать небольшой, но приятный пикничок.
И мы поговорили о книжке Горбатенко, с которым мы когда-то работали в мастерской и даже были в дружеских отношениях, но потом, когда он стал известным искусствоведом, то совсем сделался недоступен для разговоров,
которые теперь так были мне важны о Петергофе и моем милом парке Сергиевка. Возможно, происходило это от того, что он помнил меня прежнюю, и от того не считал мой интерес к Сергиевке серьезным. Но, и правда, то был любительский интерес. А все же и таковой имеет свою пользу для общества.
Я размечталась, как покажу Тане, как профессионалу находки в парке Сергиевка, и что она, как специалист, мне расскажет, для чего они могли бы служить, и загадочные тумбы на краю оврага, и таинственные следы ворот вдалеке от дороги, и бездонный светлый источник, и огромный валун с высеченными в нем ступенями …
Парк Сергиевка теперь, когда я была далека от тех времен, в которые жила близ него, был для меня олицетворением родного дома.
Мне было тепло и хорошо, от того, что нашелся человек, внимательно отнесшийся к моим рассказам и переживаниям и готовый помочь мне.
И даже мы говорили о смысле жизни и о христианской ее составляющей.
В следующий раз я и увидела Татьяну Федоровну в церкви, и это была уже последняя наша встреча на этой земле.
Обычно, после праздничного вечера, мы вываливались всей толпой от Тани в яркую морозную ночь, шумя, смеясь, чувствуя единение, хотя конечно, очень и очень мимолетное, радуясь хорошему, умному общению, так возвышающему в собственных глазах каждого интеллигентного (не побоюсь этого слова и всего, что вкладывают в него даже те же и обыватели) человека и просто тому, что есть гостеприимный дом, в котором всем нам очень рады.
Теперь я совсем одна возвращалась домой светящейся снежной кораллово-белой ночью, немного трусила, но все равно любовалась январским снегом и небом.
Я тут же позвонила Тане, что дошла благополучно. Мне очень приятно, когда друзей волнует, как я добралась до дома из гостей – видимо, потому что это в традициях нашей семьи – махать с балкона уходящим гостям и друг другу. Смотреть пока видно, узнавать по телефону как доехали. Ведь бывает, что от кого-то уходишь и словно бы исчезаешь из его жизни, стоит только переступить порог. Хотя я всегда верю, что может это и не так – но ощущение легкой горечи после такой встречи все равно остается … После моей встречи с Таней осталось только ощущение радости и предчувствие интересных и важных дел и событий…
Дома я нашла в интернете мой дом с ангелом –
трех слов в поисковике хватило, чтобы как лист перед травой предстал предо мною тот самый дом – в памяти он был сиреневато-серый, а на деле оказался розовым. Рельефное изображение ангела занимало по высоте два этажа. Но даже на фотографии его изображение не казалось таким большим, каким сохранялось в моей памяти. Таким, каким оно показалось мне, когда Таня указала мне на него, и внезапно я увидела его там, где только что не различала, потому что видела мелочи, а не целое.
Дом с ангелом так и не отреставрировали. И судьба его была печальной, и неопределенной и все же он был. И все еще могло измениться к лучшему. И были люди, которые, судя по записям в интернете, тревожились о нем, и любили его.
Потом Татьяна Федоровна прислал мне удивительное хорошее письмо по электронной почте о моей книге и список литературы по старинным усадьбам.
Она писала мне о моей книжке «Воздушный корабль», и назвала ощущение от прочтения ее цветным эпитетом – прозрачно сиреневатым и лиловым. Я сама тоже многие слова вижу в цвете, поэтому цветовое сравнение мне было понятно, близко и очень приятно. Она писала, что узнала героев моих рассказов, потому что я когда-то, в той самой архитектурной юности, говорила ей о них. Это тоже было удивительно.
Это письмо я сохранила. Я храню теперь и электронные письма, если они хорошие. И признаюсь, даже и эсемески.
И на самом деле случилось так, что Татьяна Федоровна, хотя и печальным образом, устроила нашу встречу со ставшим знаменитым Горбатенко, и я даже смогла задать ему несколько своих вопросов о Сергиевке, про тот же таинственный висячий мост, который то ли был, то ли не был, и про камень на берегу залива.
И если пойти дальше, благодаря Татьяне Федоровне состоялась даже и наша встреча с однокурсниками-архитекторами в конце мая! Ведь именно из-за нее - из-за расставания с ней, я загрустила по институтским друзьям, подумала, что надо, надо уже встретиться.
Но к Сергиевке прямого отношения это не имеет, если не считать, конечно, того, что я заставила всех читать свою статью о Сергиевке в журнале «Столицы и усадьбы» и замучила демонстрацией своих многочисленных снимков Сергиевки на компьютере.
Придется отметить и тот факт, что однокурсники не особо вникали в мои снимки и статью. Но про саму Сергиевку они помнили – поскольку близ парка Сергиевка располагалась раньше база Ленинградского Инженерно-Строительного института ( точнее сказать на территории усадьбы Александра Второго, Собственной даче), а в самом парке мы проходили геодезическую практику.
Мы обмеряли дворец с помощью теодолита и нивелира. И я даже помню железный ромбик – он и по сей день там, на цоколе, кажется – гофмейстерского корпуса, к которому мы «привязывались» и с помощью него шли оттуда «теодолитным ходом». Или, быть может, «нивелирным». Но скорее всего – теодолитным. Мы медленно продвигались к дворцу и там, с помощью всех этих сложных и хитроумных приборов и гигантских линеек – на перевернутые линейки надо было смотреть через эти приборы, напоминающие военные бинокли на треножнике – измеряли высоту его портика. А зачем мы это делали, этого я уже не скажу. Кроме как для того чтобы пройти практику. Я даже забыла, как называется ромбик, и что означают цифры на нем – высоту над уровнем моря или что-то еще в этом роде.
Но зато я знала теперь, что обязательно буду делать для сохранения памятников русской архитектуры то, что в моих силах, так как я могу и даже эти мои воспоминания часть этого.
Удивительно и то, что тем летом – летом и весной 2011 года обстоятельства сложились для меня благоприятно, и я несколько раз отправлялась в путешествие по Петергофской дороге и побывала в родной мне Сергиевке с самыми разными, но приятными людьми, и всякий раз мы чудесно пили чай с бутербродами на ступенях дворца Лейхтенберских, у подножия фасада обращенного с возвышенности к заливу.
А когда мы пили чай с Ирой Тарановой, моей сверстницей и подругой по девятой архитектурной мастерской, тоже знавшей Таню, мне даже показалось, что по склону вверх к дворцу поднимается улыбающаяся женщина, чем-то похожая на Татьяну Федоровну.