Есть грустное в бездвижии листвы,
Лежащей под плитой бетонной снега.
Лежать когда—то также будем мы,
Мой милый друг, приятель мой коллега
Я вижу то, к чему сейчас ты слеп,
Предвижу хоровод нелепый судеб,
И верь – всему финалом будет склеп,
И дальше склепа ничего не будет.
Поэтому спеши мой милый друг,
Спеши оставить след на этом снеге,
Не жди когда замкнётся жизни круг,
Нам головы, свернув в неспешном беге.
Олег Булатов
Когда я впервые увидел его, я сразу понял, что с этим человеком что—то не так. Он не кричал, не бесился, не пел и не танцевал — просто стоял на улице и ловил хлопья снега, зернистым пухом заполнившем всё вокруг. При этом в его глазах было выражение какого-то детского любопытства, я бы даже сказал, детской наивности. И это при том, что на вид ему было лет двадцать, как и мне. Он был прилично одет, в кожаное пальто с меховым воротником, блестевшее в фиолетовых огнях улиц, тёмные брюки и остроносые туфли. Черты его лица я разглядеть не смог – из-за тусклого освещения, только высокий лоб и глаза, смотревшие из-под длинных ниспадавших ему на плечи волос. К тому же, я не стал задерживать на нём своё внимание, так как спешил на свидание с Машей.
Летняя площадка кафе «Магдалина» находилась на небольшом возвышении и, несмотря на лёгкий морозец и густой снегопад, за столиками сидели люди. Меня это удивило, но, поднявшись по ступенькам, я понял, почему зимний холод нисколько не мешает им выпивать на свежем воздухе. Под навесом, издавая слабое гудение, находился обогреватель, и красно-оранжевый свет, отражавшийся от лиц посетителей, исходил от него, а не от мигающей рекламы, как я подумал вначале. Машу я увидел за дальним столиком возле ограды, увенчанной разноцветными гирляндами. Она сидела, подперев подбородок ладошкой, и смотрела куда-то на перекрёсток, тонувший в ровной пелене снега. Её медового цвета волосы окаймляли юное лицо, завиваясь на кончиках и, проходя между столиков, я думал, какое счастье, что мне досталось такое красивое создание. Заметив меня, она улыбнулась, но тут же с притворной строгостью сложила руки на груди и, состроив обиженное лицо, начала изучать стоявший перед ней конус бокала с каким-то мутноватым коктейлем.
— Кажется, один из нас не любит смотреть на часы, — сказала она и, взяв бокал, потянула коктейль из белой изогнутой соломинки.
— Прости, но автобусы не ходили, пришлось топать пешком. — Я расстегнул кожанку и, дёрнув пробегавшую мимо официантку, заказал себе пива. – А ты выбрала интересное место. Вокруг снег, а здесь тепло.
— Хотела сделать тебе сюрприз, а то ты бы так и не узнал, что в нашем городе есть такие места.
— Маш, ну ладно тебе. Я же извинился — что ещё мне нужно сделать, чтобы ты меня простила?
— Для начала ты мог бы и мне чего-нибудь заказать. Или у нас сегодня каждый сам за себя?
— Ах, да – извини. Кстати, а где меню?
Я завертелся в поисках официантки, но она уже исчезла за дверью с затенёнными стёклами. Маша безнадёжно покачала головой, один уголок её губ отъехал в сторону, образовав милую ямочку.
— Сейчас я её позову, и ты что-нибудь себе закажешь. – Я, было, вскочил со стула, но она тут же усадила меня на место.
— Да не суетись ты, я пошутила. Видишь? У меня уже есть. – Она помахала ножкой бокала у меня перед носом.
— Да, но я решил, что ты хочешь чего-то ещё. Может, давай я, всё-таки, схожу за меню?
Маша возвела глаза к потолку, и я понял, что опять допустил промах.
— Господи, не дай мне взорваться! Не нужно мне это дурацкое меню – я же не к нему пришла на свидание! – Помедлив, она добавила, не скрывая своего разочарования: — Ты даже не поцеловал меня, когда пришёл.
— Точно, прости…
— Да ты перестанешь со мной прощаться?! Нет, ну в конце-то концов!
В сердцах Маша всплеснула руками, так что содержимое бокала разлилось на её бежевый свитер. Я протянул ей салфетку, но при этом зацепил поставленный на стол злосчастный бокал, он перевернулся, и остатки коктейля вылились Маше на колени.
— Вот спасибо! Представляю, как мы завтра будем собираться на курорт. Будет гром, смерч и землетрясение!
Она встала и направилась в туалет, оставив меня в полной растерянности. Понимая, что выставился перед своей девушкой полным олухом, я постарался взять себя в руки и вести себя более осмотрительно. Принесли пиво в высоком бокале и, пока Маша в туалете удаляла коктейль со своей одежды, я медленно смаковал его, любуясь кружением снежинок в свете уличных фонарей. От того, что сверху исходило приятное тепло, а в двух шагах была зимняя ночь, у меня по спине бегали приятные мурашки.
Тут я почувствовал, что на меня кто-то смотрит и, оглянувшись, заметил того самого парня, которого встретил по дороге сюда. Он сидел за соседним столиком, засунув руки в карманы своего пальто и закинув ногу на ногу, и с кривой усмешкой изучал меня.
— Что смешного?
— А ты как думаешь?
Я отвернулся, подумав, что не стоит продолжать с ним разговор; мне не понравился его взгляд – какой-то не то возбуждённый, не то восхищённый. Определённо у него не все дома. Я начал думать о нас с Машей и представил себе наше завтрашнее путешествие в Карпаты.
«Интересно, если завтра мы поедем на этот курорт, мне удастся с ней…»
— Что ты делаешь?
Вопрос раздался чуть ли не над самым моим ухом, от неожиданности я вздрогнул, и чуть не опрокинул стакан теперь уже на свои брюки. Маша наверняка бы обрадовалась, узнав, что меня постигла та же участь.
— Что делаю? – спросил я, поворачиваясь и с неудовольствием глядя на этого пассажира, который уже пододвинул свой стул поближе ко мне.
— Вот именно, ЧТО ты делаешь? – повторил он, делая ударение на третье слово.
— Ничего не делаю. Пиво пью, если ты не заметил.
— Но это же не основное твоё занятие, — он вкрадчиво посмотрел на меня, и на его губах снова появилась эта издевательская усмешка. – Или, всё-таки, основное?
— Слушай, друг, а ты бы не отвалил отсюда, а? Какого лысого тебе от меня надо?
Парень отодвинулся, но по-прежнему не сводил с меня своего застывшего взгляда.
«Нарик, — подумал я, — точно нарик. Обнюхался или обкололся чем-то. Башню от кайфа сносит и пытается мне теперь об этом рассказать. Надо по-быстрому от него избавиться ».
Но избавиться я от него не успел, потому что за столик вернулась Маша, и её появление вызвало у этого длинноволосого бурную реакцию.
— О, а вот и прекрасная Мария! Слушай, ну почему ты раньше нас не познакомил? Боялся, что она сбежит от тебя ко мне?
Он игриво толкнул меня локтем, а я так опешил от такой наглости, что не нашёл что сказать. Парень поднялся и, протянув Маше тонкую руку, церемонно откланялся.
— Позвольте, представиться – Марвин! Так меня зовут в узком кругу, но вы можете звать меня просто Марв.
Маша слегка пожала его руку, с удивлением глядя на нас обоих.
— Ты не говорил мне, что с нами будет ещё кто-то.
— Маш, это какое-то недоразумение, я даже не знаю кто…
— Да ладно, Маш не злись на него, это я проходил мимо, заметил его и подумал, что он тут один скучает. Ну, давай, скажи ей — чего ты ждёшь?
— Что сказать? – не понял я, во все глаза уставившись на этого кадра, неизвестно откуда свалившегося мне на голову.
— Ну, как же, тебе ведь такая идея пришла в голову, буквально минуту назад! Что, уже, забыл? – Парень перегнулся через столик и, заговорщицки поглядывая на меня, забормотал: — Когда вы завтра приедете в гостиницу, он такое начнёт…
— Так, стоп!
Я схватил приставалу за пальто и оттащил от нашего столика. Но тут вмешалась Маша, которая, по-видимому, с интересом слушала всё, что он тут наболтал.
— Ага, значит, ты за моей спиной шепчешься с дружками, а мне ничего говорить не хочешь. Хорош парень – нечего сказать!
Она схватила свою белую шубку и сумочку и быстро зашагала к выходу. Несколько секунд я провожал её взглядом, потом бросился за ней, но тут меня окликнула официантка.
— Молодой человек, а вы ничего не забыли?
Проклиная всё на свете, я начал рыться в своих карманах, пока не выудил на свет божий смятую купюру. Пока я расплачивался за недопитое пиво, некоторые из посетителей с любопытством меня рассматривали.
«Ну, козёл, я тебе устрою!», — со злостью подумал я и метнул взгляд на патлатого в кожаном пальто. Точнее на то место, где он только что стоял, потому что теперь его там не было. Я долго озирался, но так и не смог его найти, будто он сквозь землю провалился. Своим оторопевшим и очумевшим видом я привлёк ещё больше внимания – теперь уже вся площадка на меня глазела, поэтому я поспешил за Машей, которая гордо шагала в бледно—жёлтом круге света по пустынному тротуару.
— Маш, подожди! – Я догнал её и загородил ей дорогу. – Я правда не знаю, что это за тип и откуда он взялся!
— Ну, вот – вдобавок ко всему ты ещё и врёшь! Знаешь, ты просто невыносим!
Она гневно подняла свои кулачки в тонких перчатках, но тут же опустила и, обойдя меня, ещё быстрее зашагала по вытоптанной снежной глади, оставляя на ней маленькие квадратики от шпилек.
— Маш, ну ладно тебе злиться! Сама подумай – зачем мне тебе врать?
— Не знаю, может это у тебя розыгрыши такие. Только у меня нет настроения в них участвовать!
Я плёлся за ней, не зная, что сказать. Когда я выходил из дому, мне и в голову не могло прийти, что наше свидание может закончиться так глупо благодаря какому-то выскочке, который наверняка заранее это всё подстроил. Но я так и не понял причину его вмешательства, и это ещё больше меня бесило. Какое ему было дело до меня и моей подружки?
— Раз уж ты не хочешь меня слушать, может, позволишь провести тебя домой? – спросил я, осторожно беря Машу под локоть. Она остановилась и, вздохнув, посмотрела на меня с явным сожалением.
— Ты не только лжец и растяпа, но ещё и страдаешь потерей памяти. Неужели не видишь, что мы уже пришли?
Я огляделся – действительно, мы стояли как раз возле её подъезда, тусклая лампочка под козырьком освещала сбитые ступеньки и остатки перил. Несколько секунд я топтался перед Машей, которая, насупившись, смотрела на меня; снежинки белым пухом покрывали её волосы и ресницы, а одна растаяла прямо на щеке, став похожей на одинокую слезинку. Мне самому было обидно за испорченный вечер – хоть плачь, но все мои попытки как-то сгладить ситуацию оказались довольно жалкими.
— Ну, пока. — Маша начала притопывать на месте и засунула руки в карманы своей шубки. По выражению её лица я догадался, что ей не хочется так расставаться, и она только ждёт от меня ответных шагов. Но какими должны быть эти шаги я не знал, поэтому не придумал ничего лучшего, как тоже попрощаться.
— Мы же не навсегда прощаемся, правда? Это просто глупое недоразумение и всё.
— Действительно, куда уж глупее!
— Тогда, до завтра. Надо будет собраться с вечера, ведь у нас поезд на девять утра…
— Да—да, я помню. Ты только свой билет не забудь, хорошо?
Последнюю фразу она сказала, уже взбегая по ступенькам, а мне оставалось только созерцать её силуэт, исчезнувший в неровном уголке света. Я побрёл назад, вздымая носками ботинок снежные кучки. Меня не покидало чувство того, что я только что сделал грубую ошибку, но исправлять её уже было поздно.
Выйдя из полутёмного двора, я увидел сидящего на ограждении виновника своих несчастий: он невозмутимо попивал пиво из банки. Я ринулся к нему, готовый отделать его как следует, но он без труда увернулся, нырнув под мою руку и, прежде чем я успел отреагировать, толкнул меня, так что я упал коленями в рыхлый снежный покров, почувствовав под ним твёрдый асфальт.
— Ладно, остынь, никуда она не денется. Некоторым девушкам нравятся такие недотёпы, в них тогда просыпается что—то вроде материнского инстинкта. А она как раз из таких девушек, иначе не стала бы к тебе клеиться, когда ты перевернул на неё поднос в студенческой столовой.
— Откуда ты знаешь?
Я медленно поднялся, ошеломлённый не столько своим падением, сколько его осведомлённостью о моей личной жизни.
— Я много чего о тебе знаю. Пива хочешь?
Он протянул мне банку, но я только отодвинул её, изучая этого странного парня: в нём не было ничего особенного, если не считать лихорадочного блеска в тёмных глазах и ещё чего-то такого, чему я пока не мог подобрать названия, чтобы конкретно описать его облик.
— Чего тебе надо?
— Мне? Уже ничего. – В его словах была какая-то горькая предопределённость, от которой мне вдруг стало не по себе. – А вот ты кое в чём нуждаешься, только никак не хочешь, себе в этом признаться.
— Да о чём ты говоришь? Кто ты такой, вообще?
— Я – Марвин. – Запрокинув голову, он допил пиво и швырнул банку в снег. – И я сейчас разговариваю с тобой, потому что меня берёт зависть от тех идей, которые почему-то закрадываются в такие тупые головы, как твоя. Но ещё хуже – это когда такие темы выбрасываются на свалку. Вот тогда мне хочется топать от злости и рвать на себе волосы.
— Не понимаю, о чём ты…
Парень в плаще приблизился ко мне почти вплотную и с такой неприкрытой ненавистью посмотрел на меня, что я решил, что он вцепится мне в глотку. Но он весь как-то сник и побрёл прочь.
— Знаешь, а меня не удивляет, почему твоя девушка от тебя убежала, — бросил он через плечо.— Ты и мёртвого выведешь из себя!
Я смотрел на его удаляющуюся спину и вдруг понял, что он хотел мне сказать.
Это было вчера, мы с Машей праздновали Рождество в кругу друзей. Я был немного подвыпивши, когда меня осенило так, что я едва мог усидеть на месте, а потом вёл себя так по—идиотски, что Маше пришлось отвезти меня домой. Поэтому я и решил устроить для нас примирительный вечер.
— Эй, как там тебя…Марвин! Подожди!
Я догнал своего нового знакомого, который, остановившись под фонарём, излучавшем рыжий свет, смотрел на людей, неторопливо прохаживавшихся по заснеженным улицам.
— А как ты узнал это всё? Ты кто – экстрасенс или фокусник какой-нибудь?
Он повернулся ко мне, и по его гневно сверкнувшим глазам я понял, что напрасно задал этот вопрос.
— Ты действительно хочешь это знать?
— Наверное, нет…
— Тогда и не трать время на пустую болтовню. Ты знаешь что тебе нужно делать, иначе сегодняшний вечер пропадёт даром. А я очень не люблю, когда что-то пропадает даром. Мне от этого становится очень больно. Вот здесь. – Он ткнул себя кулаком в грудь и при этом скривился будто потревожил скрытую рану. – Такое ощущение, будто тебя крыса изнутри разъедает. И чтобы от него избавиться, я могу пойти на всё что угодно. Ты понимаешь, о чём я?
В его тёмных, глубоко запавших глазах, снова появилось это застывшее выражение, напомнившее мне одержимых апокалипсисом пророков.
«Может он и не нарик, зато точно псих», — подумал я и тут же отбросил эту мысль, боясь, как бы он её не прочёл, раз уж это не составляло для него труда.
— Ну и что ты мне предлагаешь? Это была всего лишь какая-то дурацкая выдумка, тем более я был навеселе… Мало ли какие мысли забредают людям в голову, когда они подвыпьют!
— Да, но в отличие от тебя они не знают, что с ними надо делать. И заметь – я тоже не гоняюсь за каждым алкашом, которого посетила белая горячка, а он думает, что это вдохновение.
— Так ты хочешь, чтобы я написал об этом? Да, перестань – я же не литературный гений и потом – это просто безумие какое-то.
Заметив неподалёку лавочку, я сел на неё, предварительно смахнув с неё дорожку снега. Марвин или кем он там был на самом деле, остался стоять, возвышаясь надо мной, словно выходец из потустороннего мира. Хотя за его спиной была ярко освещенная улица и вокруг сновали прохожие, я понимал, что в случае чего никто не сможет защитить меня от этого чудика.
— Литературных гениев можно пересчитать по пальцам, а безумцев сейчас как грязи, — сказал он и вытянул перед собой бледную руку. Я увидел, что падающие на неё снежинки не тают, и вскоре в его ладони набралась небольшая горка. – Но знаешь, что самое интересное? – Он подбросил горку, и она осыпалась серебристым зонтиком. – То, что пока ты здесь наслаждаешься хорошей погодой, тысячи безумцев, даже десятки тысяч, корпят над своими книжонками, что—то убирают, добавляют, переписывают заново и так, пока у них глаза не полезут из орбит, а задница не прирастёт к стулу. И всё ради того, чтобы толпы людей в книжных магазинах тратили время и деньги на их сочинения, а потом делились впечатлениями: ну ты представляешь, купил книжку, а там такая бредятина!
— Да с чего ты взял, что если я что-то и напишу, кто-то захочет это напечатать!
— А разве я это от тебя требую? – Марвин наклонился ко мне, в его тоне зазвучали угрожающие нотки. – Разве меня волнует, в какой журнал или какую паршивую газетёнку ты пошлёшь свою чёртову писанину?
Он схватил меня за отвороты куртки и притянул к себе; он дышал мне прямо в лицо, но в его дыхании не было никакого запаха, будто оно было всего лишь дуновением ветра.
— Мне больно, понимаешь?! И если ты не избавишь меня от этой боли, то я сделаю так, что больно будет тебе. Очень больно!
— Хорошо-хорошо, я попробую, только отпусти меня!
Он отодвинулся от меня, но продолжал сверлить своим безумным взглядом. Я решил сделать ещё одну попытку в надежде, что он от меня отстанет.
— Понимаешь, я не могу, не могу писать об этом. Я никогда раньше этого не делал. Это слишком глупо, я слишком… несовершенен, что ли…
— Совершенство постигается в практике. Главное – это начать.
— У меня не получится. Я не знаю, как это должно быть!
— Никто не знает, как это должно быть. Это просто происходит и всё. Ну, как снег, например. Он же просто падает сам по себе.
— Ну да, легко тебе говорить. А если у меня ничего не выйдет? Если я зайду в тупик, не смогу придумать подходящую концовку и мне придётся всё бросить, так и не закончив?
— Ты ещё не начал, а уже думаешь, чем всё закончится! – презрительно бросил он. – Идиот! Если ты всеми мыслями уйдёшь в построение сюжетных линий, то забудешь о самом процессе и вот тогда ты действительно всё запорешь! Впрочем, решать тебе. Но если завтра эта крыса, которая подтачивает меня изнутри, не исчезнет, то я вернусь за тобой. И поверь – ты этому не обрадуешься!
Марвин отошёл в сторону, и вскоре его высокая фигура растворилась в темноте сквера, окружённого высокими ёлками.
Вернувшись домой, я сразу засел за компьютер, но как только открыл чистый лист текстового редактора, понял, что не могу. Я не знал с чего всё должно начаться. Тогда мой мозг так быстро всё придумал, что теперь я просто не представлял в какой словесной форме это должно быть. Может мне не хватает техники? Или, как это называют писатели – стиля? Я знал, по крайней мере, несколько десятков стилей разных авторов, но каким он должен быть у меня? Всё что я чувствовал вчера, куда-то пропало, исчезло, растворились, и мне нужно было каким-то усилием вернуть это чувство, собрать как какую-то мозаику, чтобы нарисовать общую картину. Мои пальцы коснулись клавиатуры, но я тут же их отдёрнул. Перед моим мысленным взором возник образ этого парня с маниакальным удовольствием созерцающего парящие в ночном воздухе снежинки. Странно я почти не мог вспомнить его лица, как нельзя вспомнить лицо персонажа из книги. Конечно я знал, что дело не в словах, а в этом неповторимом переживании, в этом моменте — мгновении, которое, как яркая вспышка на сером небе. Моя неспособность передать его в известных мне формах бросает меня в дрожь, накатывает волнами страха, мне хочется вскочить и бежать куда-нибудь на край света. И в то же время боязнь того, что я не смогу его удержать, и оно растает как снег, приводит меня в крайнее отчаяние. Вцепившись в волосы, я несколько секунд сидел, тупо глядя перед собой. Тут мне на глаза попался отрывной лист с электронным адресом Маши. Я почувствовал, как мои губы начинают расплываться в улыбке, и прежде, чем я успел осознать, что делаю, мои пальцы сами забегали по клавишам.
Она выходила из очереди, когда поднос вдруг вылетел из её рук, и его содержимое оказалось у неё на одежде.
«О, Господи, ну растяпа! Испортил мне новую кофту! И куда ты только смотришь…