Думала, что о семье Сухачевых уже ничего нового не смогу узнать. Напрасно горевала. Незадействованным источником информации оказался питерский двоюродный брат Игорь Платонов, существенно пополнивший список семейных преданий. Для меня он был недосягаем – проживает большую часть года в собственном доме на Псковщине, разводит пчел. А тут вдруг получил в подарок от жены ноутбук, быстренько его освоил и активно начал общаться со своей уфимской родней. Веду с ним нейтральные разговоры – как дела? как охота? как пчелки? Не надеясь на результат, спрашиваю – что-нибудь помнишь о нашем семействе? И все: нейтральные разговоры по боку, потекли воспоминания – мои о нем, его о нашем деде Петре Николаевиче, о двух его сыновьях Павле и Викторе (моем папе). Вслушиваюсь, запоминаю, потом записываю, потом, в следующей беседе, задаю вопросы, потом записываю, потом опять уточняю и получаю порцию новых воспоминаний… Теперь сжато изложу то, что узнала.
***
Я, как и мои родные брат с сестрой, всю жизнь считали, что фамилия деда Сухачев. Старшая его дочь Татьяна стала Платоновой по мужу, как средняя дочь Людмила превратилась в Воробьеву, младшая же незамужняя дочь Евгения и два сына Виктор и Павел, естественно, сохранили фамилию Сухачевы. Ан, не так все просто! Оказывается, фамилия деда была Платонов-Сухачев. Когда в XIX веке проводилась перепись населения, многие своих фамилий просто не помнили, приходилось производить фамилию от имени главы семейства. Так произошло и в нашем роду: фамилию помните? – нет, – отвечает Платон, – ладно, пишем – Платоновы. По прошествии малого времени, наконец, вспомнили – Сухачевы мы. Ну, что ж – приписываем к Платоновым Сухачевых. И в метриках пятерых детей Петра Николаевича значилась двойная фамилия Платоновы-Сухачевы. В 1937 году начали вводить паспорта. Повзрослевшие детки Петра Николаевича от двойной фамилии отказались: Татьяна выбрала себе фамилию Платонова, остальные же превратились в Сухачевых. Занятно!
***
Бабушка моя, Ольга Гавриловна, сельская жительница Волосовского района Ленинградской области (современное название). О ее семье ничего не известно. История знакомства с будущим мужем тоже укрыта флером времени. От той поры сохранился в памяти лишь один эпизод. Приехал жених в деревню к невесте (для знакомства с ее родителями, надо понимать). Прогулялся мимо помещичьей усадьбы. Отметил заброшенность хозяйства – барин-то жил в Париже, а управляющий – он и есть управляющий – что ему до заросшего сада да дряхлеющих мраморных статуй на аллеях, усыпанных пожухлой листвой. Петр же, любитель камнерезного дела, углядел в парке разрушающуюся прекрасную статую, поскорбел душой, что такая красота гибнет, красоту мраморную восстановил и уехал восвояси. А через год барин вернулся, увидел статую, возрадовался, велел управляющему заложить лошадей, мчаться в Санкт-Петербург да вручить чудо мастеру сто рублей. Представляешь, говорит Игорь, какие деньги заплатил! Ведь корова, к примеру, тогда стоила три рубля…
***
Поженились Петр Николаевич и Ольга Гавриловна, поселились в Питере на Волковке. Ольга Гавриловна хозяйство вела да пятерых деток поднимала (помню ее мудрое спокойствие и простоту). Петр Николаевич работал слесарем на заводе Михельсона. В свободное от работы время тесал для Волковского кладбища надгробные плиты и памятники – семья-то немалая, кормить-поить ее надобно. Сыновей, когда подросли, кормильцами семьи сделал: старшего Виктора на завод Михельсона пристроил, младшего Павла на ткацкую фабрику. Дочкам же разрешил высшее образование получать. Тяга к знаниям, видно, в семье была сильна: Виктор, прошедший десять лет ссылки, поступил в Горный институт, Павел поступил в авиационную школу.
Тут война началась. Бомбежки. Рассказывает Игорь такой случай. Лежал как-то дед на оттоманке, отдыхал. Да отдыхать долго не привык и решил сходить за дровами. Спустился во двор, зашел в сарай. Тут бомба в их дом и попала. Снаряд пробил крышу, снес половину оттоманки, вылетел в окно, чиркнул по земле недалеко от сарая и … не взорвался. Вот так Петр Николаевич остался в тот раз жив, здоров.
Потом, в1942 году, была эвакуация. Сначала семья переселилась в Пятигорск, где работал по распределению после университета муж Людмилы Петр Воробьев, и где родилась его дочь Оля. К большому семейству, состоявшему из восьми человек (Петр Николаевич, Ольга Гавриловна, Татьяна с двумя малышами близняшками Игорем и Люсей, чета Воробьевых, Евгения), прибавилось еще одно крохотное существо. Пятигорск захватили немцы. В 1943 году, когда наши войска Пятигорск освободили, семья совершила тяжелейшее путешествие через Баку, Каспийское море, Ташкент в Алма-Ату к родным Петра Воробьева. Устроили их в крохотном сарайчике. Туда же, в Алма-Ату, был эвакуирован институт, в котором работала Татьяна (Институт проектирования железных дорог и вокзалов). Институт выделил беженцам небольшую квартирку. Позже Татьяну послали в командировку в Рославль. Опять вся семья снялась и покатила на новое место. В Рославле похоронили Петра Николаевича.
Вернулись в Ленинград. Жить негде. Поселились в двухкомнатной квартире незамужней сестры Петра Николаевича Марии Николаевны. Спали в проходах комнат, под столом, на столе. Но это еще ничего. Страшнее был голод. Мария Николаевна работала в столовой, мыла огромные котлы, в которых варили макароны, счищала прилипшие к стенкам котлов подгоревшие макароны и несла в семью. Без этих макарон, – говорит Игорь, – не выжили бы…
***
Павел Петрович, внешне похожий как две капли воды на своего старшего брата Виктора Петровича, поработав на ткацкой фабрике, по комсомольской путевке был направлен в авиационную школу, закончил ее, был отправлен на службу в Читу. Началась война. Павел просится на фронт. Его не отпускают: армии нужны летчики, которых Павел обучал, совершая в день сорок полетов. И вдруг в 1943 году ему дают направление в действующую армию. Тут, видимо, сыграло свою роль донесение Зорге Сталину о том, что Япония в ближайшее время не планирует нападение на СССР. Войска из Сибири были переброшены на Западный фронт для решающего броска. Служил Павел в истребительной дивизии Василия Сталина. Родные в далеком Алма-Ата читают и перечитывают газету, в которой рассказывается о подвиге Павла Сухачева, сбившего два самолета с немецкими генералами.
1945 год. День Победы. Военный парад на Красной площади. Павел Петрович Сухачев – командир эскадрильи истребителей, летящих строем над праздничной столицей. Закончил он войну в звании подполковника.
Потом была служба за границей (не помню, – говорит Игорь, – то ли в Венгрии, то ли в Чехословакии, помню только, что он нам присылал посылки с венгерским молочным шоколадом), затем – командующим истребительной авиационной дивизии ПВО Одесского военного округа, после – зам командующего ВВС Московского военного округа, командующий войсками ПВО стран Варшавского договора в Болгарии. Пролетал на реактивных самолетах до 56 лет, вышел в отставку в звании генерал-лейтенанта и начал преподавать в МАИ.
Очень сильный, уравновешенный, всю жизнь подчинивший долгу, не знавший слова «усталость», заслуженный летчик, с грудью, увешенной орденами и медалями, оставлял властные манеры за порогом своей роскошной пятикомнатной квартире на Воробьевских горах. Дома его ждала жена (из рода Чайковских). Пышнотелая красавица, умница, талантливая, широко образованная. Но… ГЕНЕРАЛЬША. Оскорбленная до глубины души «ссылкой в Болгарию». «Страшно устававшая» от повседневных дел – например, когда ее, сидевшую в кресле рисовали два художника. То была любовь двух красивых, но душевно разных людей…
***
Виктор Петрович Сухачев, мой папа… Молодой, активный, полный радужных надежд… Работал на заводе Михельсона, занимался акробатикой, боксом, кузнечным делом (руки у него были очень сильные). Был комсомольским вожаком, дружил с «главным комсомольцем страны» Александром Косаревым. Очень любил детей. Собирал соседскую малышню и водил в театры, музеи. Шел 1928 год… Как-то повел Виктор детей в цирк. Возвращаются, смотрят – завод Михельсона горит. Бросились тушить… Пожар ликвидировали. Началось следствие. Выяснилась такая история: парень изнасиловал девушку, преступника поймали и посадили, а его друзья, в отместку, подожгли завод.(По официальной версии разговор шел о двух-трех поджигателях, а арестовали полторы тысячи). Начались аресты, выяснение – кто с кем дружил. Оказалось, многие дружили с Виктором Сухачевым.
Папу арестовали. А потом – десять лет ссылки. Ссыльных вывезли в Сибирь, погрузили на баржу, везли по Оби, оставляя в деревнях по 2-3 человека (по традиции царского времени). Так он попал под Сургут. Работал в рыболовецкой артели. Охотился, дабы прокормиться. Уходил глубоко в тайгу, в полное одиночество. Однажды, во время охоты, почувствовал себя плохо (воспаление легких?), брел, не разбирая пути. Увидел заброшенную избушку (охотничью заимку?), из последних сил дотянул до нее, вошел и свалился, потеряв сознание. Сколько он лежал в беспамятстве, неведомо. Может, и сгинул бы там... Да набрели на избушку кочующие тунгусы. Тунгусы? Не знаю. Возможно, слово «тунгусы», как и слово «татары» является собирательным. Скорее всего, это были остяки или вогулы (т.е. ханты или манси в современном звучании). Взяли тунгусы больного с собой, вылечили. Кочевал он с ними по сибирской тайге полгода. Сил набирался. Рассказы о том времени и у меня в памяти мелькают отдельными неполными картинками. Как ездили к ссыльному в Сургут его мать и сестра Евгения. Как боялся папа заразиться трахомой: тунгусы ели оленину из общих котлов руками, которыми до этого протирали сочащиеся гноем глаза.
Ссылка закончилась. Папа вернулся в Ленинград и поступил в Горный институт, где и встретил свою любовь – мою маму, Елизавету Борисовну Бельтеневу. В 1941 году, после окончания института, был распределен на Урал. Успел до этого вывезти свою Лизаньку с ее мамой из Пушкина в тот отчаянный момент, когда туда уже входили немцы. Почему бабушка осталась в Ленинграде и пережила там всю страшную блокаду – не известно. Может, этого требовала работа. А мама выехала вместе с Горным институтом в Алма-Ату, где родила своего первенца Андрея.
Папа на фронте не был. Стране до зарезу нужна была разведка урановых руд (для воплощения в жизнь проекта создания атомной бомбы). Вот и искали геологи уран… Самое большое месторождение геофизическая партия, начальником которой был папа, нашла, как думали, на реке Теча в 1957 году. Сообщили телеграммой в Москву…Уже выписана Сталинская премия… Папа и его соратники шлют в ЦК письмо за письмом о том, что необходимо эвакуировать из зараженных радиацией мест жителей… Вскоре узнали, что не месторождение это, а жидкие радиоактивные отходы, так называемая Кыштымская авария на ПО «Маяк»: взрыв емкостей с высокорадиоактивными отходами. Геологи, работавшие там и облученные, умирали один за другим. Последним умер папа…
***