Сверток

Олег Грабчук
Печь трещала отсыревшими дровами и Мария Аркадьевна, поглядывая изредка на свечу, штопала одежду. Петр Николаевич отужинал и теперь лежал на лаве около печи  смотря в потолок, дети что-то шептали друг другу на ухо и при этом хихикали, словно украдкой. Мороз был крепкий и потому сегодня особенно не хотелось выходить из дому. А на дворе было тихо-тихо, снег переливался серебром, и луна светила необычно ярко.
- Не хватит дров до весны,- вздохнула Мария Николаевна и посмотрела на печь, почему-то с укором.
- Степка обещался подсобить, у него дров-то куры не клюют.
- Он и с колодцем в прошлом году обещал, и что? Сами рыли, чуть Гришка не утонул!
- Обещал же! Я его слову верю! А за колодец так он тогда хворал.
Марина Николаевна ничего не ответила, но по ее взгляду можно было прочитать уверенность в том, что Степка не хворал.
- Ану хватит вам! Кыш спать!
Дети тут же замолкли и ни сказав ни слова гуськом поплели к себе. Жена снова посмотрела на печь и вздохнула.
Залаял пес.
- Чего это он разошелся? Нет там никого. Кто в такой мороз будет по дворам расхаживать. Спи себе.
Пес не унимался и Петр Николаевич нехотя поднялся с лавы и припал к окну, пытаясь что-то рассмотреть в темноте.
- Ни черта не видно!
- Посмотришь может?
- Да ну что там смотреть-то. Приснилось что-то вот и разошелся.
Но тут пес заскулил и притих.
- Ну вот! Угомонился наконец.
Но не успел он это договорить как в дверь тихонько постучали. Переглянулись. Кого могло принести в такую погоду так поздно да и зачем?
- Кто там еще?
Тишина.
- Кто за дверью? Говори ни то худо будет!
- Откройте, добрые люди. Замерзаю, дорога утомила, сил нет, пустите ночь переждать, с пути отдохнуть.
Голос был женский и это немного успокоило хозяев.
Жена смотрела на кучку дров у печи, потом на мужа и теперь по ее взгляду было не понять, против ли она путницы в доме или нет.
Наконец Петр Николаевич отпер засов и открыл дверь. В нос тут же ударило морозом и ни весть откуда появившийся ветер мел снег в дом.
- Ну давай скорее заходи. Изба стынет.
Вошла женщина с ног до головы укутанная в платки и тряпки, вся в черном, на лицо не старше сорока. Лицо от мороза было ярко красным, но она не дрожала.
Разделась, хозяева предложили подкрепиться, но она почему-то отказалась и попросила лишь горячей воды кружку. Рассказала откуда и куда путь держит, как ее чуть не ограбили на прошлой неделе в одном доме где она просилась на ночлег, что хотели украсть у нее какую-то вещицу из сумки пока она спала. И что вещица эта очень дорога и несет она ее кому-то и немного осталось пройти уже. Так поговорили еще недолго и решено было укладываться спать. Гостью положили около печи на лаву где любил почивать Петр Николаевич. Потушили свет и все затихло. Когда все начали сопеть и ворочаться послышались тихие шаги, будто кто-то крался. Только храп прекращался - шаги тоже затихали. Так продолжалось около часа и потом прекратилось.
Как расцвело послышался плач и причитания. Сонный Петр Иванович бросился туда. Чего она плачет? Зайдя в комнату он покрутил головой, машинально посмотрел под стол и развел руки в стороны, не понимая, про происходит. Комната была пуста. Ни гостьи никого. И засов задвинут как всегда до упора.
- Маша, а где эта, как ее....забыл...имя еще такое. Ну как ее? Где она делась? Ты ей ночью открывала? Маша ты спишь что ли еще? Маша!
Вернулся к кровати, жена лежала на боку и наверное спала.
- Да проснись ты уже! Не добудишься! Маша?
Тревожное чувство кольнуло в грудь и сжало сердце. Он потрогал ее за плече, пошатал, но она не отзывалась и продолжала лежать неподвижно. Коснувшись лба,что бы проверить не жар ли у нее он одернул руку - он был холодный как лед. Повернув жену на спину, он сразу понял, что она мертва. Глаза почему-то были открыты и стеклянные зрачки смотрели куда-то поверх головы. Правая рука была под подушкой и оказалось , что она что-то прятала под ней. Рука сжимала мертвой хваткой какой-то бумажный сверток, обмотанный веревкой. Петр Николаевич мутным рассудком начал догадываться, что это за сверток и поспешил освободить его из оцепеневшей руки.
Спустя несколько недель дверь вышибут и запыханый Степка  вбежит в холодную избу, но никого внутри не обнаружит. А на лаве у печи будет лежать бумажный сверток, обмотанный потертой веревкой.