- Новый приступ удушья прервал течение ее мыслей. Что-то новое – такого раньше не было! Обычно дело кончалось бронхитом без осложнений, и даже приятно было побыть дома, не драть горло со своими лоботрясами и лентяями.
- Ох, и лентяи! Она такой не была в детстве! Стоило Розалии Рафаиловне поставить ей жалкую тройку, как дома был разгром! Ее садили за фортепиано на несколько часов, строго наказывая не вставать, пока не выучит! Она размазывала по щекам слезы и учила прелюдии Баха, казавшиеся ей тогда такими скучными! И только потом поняла, что они совершенны. Что они лаконичны, глубоки, философичны – если так можно сказать о музыке! И как здорово, что она это знает! А не заставила бы бабушка в детстве учиться – так бы и прошла мимо них, никогда не открыв их для себя…
- Но ее лодырей некому посадить за фортепиано, кроме нее. Многие родители даже не заглядывают в дневники. Так что не то, что на тройку – на огромную единицу не реагируют. Или реагируют, но своеобразно: не получается – бросай эту музыку. Мороки меньше и платить не надо будет. Какой с нее толк? Кому она теперь нужна?
- Культура рождается последней и погибает первой. В тяжелую годину – не до культуры. Только тяжелая година затягивается. Просвета не видно. Когда-то ее профессия была престижной, туда стремились, конкурсы были – не поступить. А теперь редкий гость постучит в дверь с надписью «музыкальное училище»… Горько и обидно. Словно зачеркиваются ее, Маринины, достижения. Ну, подумаешь, столько лет училась! А зачем?
- Зачем? Черт его знает! Может, затем, чтобы сыграть Лунную сонату замурзанному Сережке и услышать, как он в восхищении воскликнет: «Класс! И я хочу играть эту песню!» И долго объяснять ему, что прежде нужно сыграть много «песен» полегче, чтобы смог сыграть эту… учиться, значит. Но после – он сможет, ему будет легко ее играть. И Сережка мужественно соглашается на гаммы и этюды, на непонятные прелюдии, чтобы потом, позже, и из-под его пальцев полилась эта завораживающая музыка…
- Кстати, Сережка завтра придет на урок, а ее не будет. И он убежит гонять мяч с другими лоботрясами, и не сядет за пианино аж пока она не придет. Как некстати она заболела! Четверть кончается, а оценки не выставила, квитанции об оплате не собрала…
- Ох, уж эти квитанции! Не хотят родители вовремя платить! Тянут, клянутся, что заплатят позже… и бросают, не заплатив. И не стыдно! Ей, Марине, стыдно каждый раз напоминать, как сборщику налогов! Вечно она возглавляет список педагогов, у которых долги по оплате! Вот и сейчас заболела, и с концами, оплаты не будет: некому требовать. Значит, влетит от завуча. Возможно, и аванс не получит… А она не хочет никого принуждать! Они же сами пришли в школу, и знали, что платить придется! Ее дело – чтобы Сережка наконец-то смог сыграть эту самую сонату, а не выбивать деньги из его мамы!
-
- …Наверно, ей стало легче, раз она улетела мыслями в школу. Приступы удушья незаметно сошли на нет. В комнате тихо, Вовка дышит глубоко и спокойно. Она давно научилась по его дыханию определять глубину сна: если не слышно, как дышит – значит, не спит. Значит, притворяется. Значит, надо ждать, лежать тихо, не шептаться, чтобы он покрепче уснул…
- О господи! Ну, разве это жизнь!? Пусть самая маленькая и темная комнатка, но отдельная! Свекровь вечером уходит в свою, включает телевизор и смотрит его до полуночи. Вовке там места нет. Но ему и тут нет места. Вернее, это им с Максимом нет места. Он никогда не осмелится попросить свою маму забрать ребенка. Ущемить ее хоть в чем-то. И Марина не может просить. Ее мать, наверное, помогла бы. Но то – ее мать. Теща. Максим никогда не согласится жить с тещей. Разве ему здесь плохо? Он дома, с мамой. А за все в ответе она, Марина. Что бы не случилось в доме – ее вина. А Максим – всегда прав. Его нудно беречь. Он и так обижен судьбой: его профессия не востребована. Ему нет места нигде. Да и с женой не повезло: вон дружок его женился на дочери какого-то шишки, так он на плаву – тесть нашел теплое местечко. А что может Максимов тесть? Даже деньгами помочь не может… И не захочет…
- Марина перебралась в постель. Рыжий Филька тотчас же прыгнул в кресло, точно ждал, когда же она его освободит. И тут она заняла чужое место!
На утро пришлось вызвать врача.
Сердитая взъерошенная женщина пришла только к вечеру. Услышав, что Марина ночью задыхалась, вынесла приговор: астма.
- - У вас аллергия на котов! – сердито сказала она, покосившись на Фильку. Тот, будто издеваясь, потянулся, нагло смерил гостью взглядом, потерся об угол старенького дивана, оставив там клок шерсти (линяет к весне, подлец!), и гордо прошествовал мимо нее на кухню, задрав хвост. Марина поняла, что докторша котов не любит, но попыталась объяснить, что Филька у них два года, а удушье началось только вчера ночью.
- - Вам повезло, что только вчера! Это могло случиться и раньше! – и выписала направление в больницу.
- Марина приуныла: туда ей не хотелось. Да и кому в здравом уме хотелось бы?! Но ей ничего не назначили, в надежде, что в стационаре разберутся. Марина решила подождать.
- Но ночью ей опять стало до того мерзко, что она просидела в кресле до рассвета, и на утро решилась.
- Максим ушел на сутки дежурить, Вовка побежал гулять, свекровь уселась перед телевизором.
- Марина собрала вещи, которые необходимо было взять с собой, но узел получился огромный. Она поняла, что не дотащит его сама. Черт знает что, и постель нужна, и тапочки, и чашка! Она устала, пока собиралась. Мерзкий приступ опять пережал горло, воздуха не хватало.
- - Идешь? – спросила свекровь. – И ничего с собой не берешь?
- - Может, меня отпустят домой на ночь, – соврала Марина. – Зачем таскать вещи? Но если не отпустят – пусть Макс привезет, ладно? Я позвоню оттуда.
- - Максим усталый придет с ночи. Ему только по больницам бегать! Бери сразу, оставишь там в случае чего.
- Марина, едва сдерживая слезы, выбросила половину вещей. Обойдется и без одеяла. И халат теплый слишком тяжел. Тонкий шелковый не в пример легче.
- Сумка уменьшилась втрое. Если надо рассчитывать только на себя – так и сделаем. Значит, у нее никого нет. Так и запишем.
смотрите продолжения на странице
http://www.proza.ru/avtor/polon&book=8#8