клф нло н. бодров Снежная баба повтор

               
                Снежная баба

                Все- есть образы

 Вовчик причесался перед зеркалом. Ровно. аккуратно. Как настаивала мама, вывел пробор. Показал сам себе язык. Намазал кремом два противных лиловых прыща на подбородке. Промыл зубную щетку и поставил ее в стаканчик. Сойдет.
- Завтрака-ать…,- донеслось с кухни.- Я опаздыва-аю. Бего-ом….
-Иду-у….
 Щелкнул пультиком телевизора. Сразу потянулся к «бутерику» с ветчиной. но рука вдруг замерла прямо над чашкой кофе. Только сейчас дошло, что увидел что- то необычное за кухонным окномом. Пробежал. Сел. И вот теперь понял.
 Бутерброд даже не надкусил. Поднялся. Подошел к раме.
 Ничего нового. Серое утро февральской оттепели. Поникшие мокрые клены с опущенными «руками». Поломанная лавочка возле второго подъезда. Темные пятнышки на корочке наста- следы собачьих прогулок.
- Вов, ну давай по-шустрому…,- сказала мама, обводя рот бордовой помадой,- О-у-э-ы…бегом. Пей свой кофе и «погнали». Чего замер-то?
 Обалдеть!
 Та снежная баба, которую он вчера вечером в сумерках повалил на землю, вновь была на месте. Цела, как ни в чем не бывало.
 Помнится, верхний «качан» даже раскололся. Он еще выждал минут пять после того как «мелюзга» разойдется по домам. А потом опрокинул снеговика в две минуты. Руки-веточки вандал выбросил в полисадник перед подъездом. И вот на тебе….
 И глазки- стекляшки на месте. И нос- палочка. И руки эти- веточки. Даже треснутый плафон светильника вместо шапки. Все как было. Блин, кому ж понадобилось ночью- то восстанавливать? Лепили- то второклашки, ну третьеклашки, максимум. А эти по ночам спят. Кого отпустят родители зимой в 12ночи ремонтировать снежную бабу?
 - Ой, Вов, куда? А кофе?- воскликнула мама, но входная дверь уже скрипнула.
 - Мам, нет аппетита. Я в школе поем.
 - Ты желудок себе испор….
 Пока окончательно не рассвело, надо было восстановить вечерний «статус кво». «Карфаген должен быть разрушен», уж не знаю почему. Просто ему, Вовке, так хочется.
- Я сказал Гор-рбатый!- вылетел из подъезда подросток.
 на пятачке перед «хрущевкой» было пусто. Собачники, эти тихо-помешанные на любви к животным и недосыпанию, уже прогулялись. Прочие, еще чистили зубы и потягивались.
Ларингитное солнышко, скорее по привычке, ворочалось во влажной перине желтых снеговых туч и пыталось подняться.
 Вовка налетел на снеговика, будто коршун на перепелку. Каратистский прыжок, ногой вперед. Несколько существенных пинков. Топтание раскатившихся комков. Тут и человеку бы не поздоровилось. В свои четырнадцать, мальчонка набрал под шестьдесят. Он имел крепкую мускулатуру и резкий замах. Что уж говорить про рыхлую снежную бабу. От бабульки остались три бесформенных, частью примятых снежных кучи. Возле меньшей валялся треснутый плафон-шапка. Возле средней- мелко поломанные прутики рук.
- Вот так- то…,- удовлетворенно отряхнул брюки семиклассник,- И это будет всегда….
 Свет квартир лимончиками желтел во всех домах, окруживших детскую площадку. Тускло бледнели фонари на проспекте. Большими железными шмелями жужжали холодные машины. Редкие прохожие мелькали капюшонами за шеренгой мусорных баков. Одинокий хриплый кашель, которому невольно хотелось сострадать, удалялся к троллейбусной остановке.
 Вовка еще раз огляделся. Уличать было некому. Стыдить- тем более. Будет знать малышня, кто во дворе хозяин.
 Как ухмыляется душа хулигана, который знает, что за пакость ему ничего не будет? Скверно улыбается. Морщится пыльными складками, как пустой картофельный мешок. Вот и грела его неправедная радость по пути в школу.
 Но радость длилась не долго.
 В третьем часу возвращался домой и обмер! Снежная баба была на месте! И хоть от плафона-шапки откололся изрядный кусок, все остальное было как до повержения. Володя просто «не врубался» кому понадобилось снова катать рыхлые шары, ставить их друг на друга, монтировать глазки, носик, ротик. Причем, вместо носика теперь уже торчала традиционная морковка.
 Людей вокруг было, не в пример сумеркам, больше, и потому, пришлось просто пройти мимо.
 Обед был невкусным. Домашние задания- непонятными. Телик- неинтересным. В голове подростка роились планы мести. Володя едва дождался, пока стемнело.
- Как гулять!?- изумилась мама,- Сумерки! А ты уроки сде…?
 Теперь разрушение снежного объекта стало делом принципа. И хоть вокруг еще были прохожие. Хоть существовал риск быть замеченным из окна, Вовка сделал свое дело. «Отплясался по полной программе». Все раздолбал, разбросал и утоптал. Однако, отчего-то он знал, что поутру снежная баба будет на месте.
 Ночью спал плохо. вертелся ужом, сворачивая в штопор одеяло. Запихивал голову под подушку. Скрипел зубами. Ему снилась незнакомая ледяная женщина. Толстая и нескладная. Она вразвалочку подходила к кровати, садилась на красную пластмассовую табуретку и возлагала ладонь на жаркий лоб:
- Спи, Вов, спи. Это ничего, что ты еще глупый,- говорила она голосом теледикторши,- это пройдет. Сейчас это лечится. Возрастом. Было б желание.
 И во сне, вместо слов «я не глупый», он почему-то произносил растерянно:
- Но у меня нет такого желания.
- Это ничего,- отвечала снежная баба монотонно,- это не страшно. Оно появится. У всех громил оно появляется. После сотого разгрома.
- А у меня не появится! Я говорю, не появится! У меня не лечится!
- Лечится!
- А я говорю, не лечится!
 Снежная баба грустно вздыхала:
- А ну-ка закатайте ему майку….
 Чьи- то цепкие холодные пальцы держали за руки. Какая- то ледышка скользила по груди. Дрожь колотила тело. Затем становилось жарко, и на лбу выступала роса. В голове шумело. Вовка метался в жару, со страстью доказывая снежной бабе:
- Не лечится! А я говорю, не лечится! Тебя вообще нет! Я разломал тебя на мелкие кусочки и растоптал!
- Успокойся,- возникал промокший от слез голос мамы,- все лечится, лечится.
 Реальность менялась. Щелочки глаз размыкались. И вот уже женщина-врач в белом халате и белой шапочке сидит вместо ледяной бабульки на красном пластмассовом табурете, и мама расправляет майку, подтыкает одеяло.
- А что это… «…етус…,усис…»?
- Ангина. Это сеьезно, но,- женщина-врач понжает голос,- …но это лечится. Сейчас пару кубиков пницилинчика, а завтра с утра по рецепту. В аптеку.
 Вовка провалялся две недели. Слава богу, все обошлось. Впрочем. когда его выписали и он снова пошел в школу, стоял уже март. Четвертое число.
 Естественно. снежный монстр был на месте. Только слегка оплывший. Однобоко потемневший. С юга. И новые руки-веточки. И глаза- стекляшки. И рот- камушки. напловину осыпавшиеся. И разбитый плафон вместо шапки.
 Утром путь в школу был заметно светлее. И потому ли, а может по какой- то другой причине, разбивать снежную бабу Володя не стал. Просто постоял возле. Посмотрел в бутылочные стеклянные глазки внимательно. Да и пошел своей дорогой. К школе.
 Спросонья каркала вдогонку толстая ворона. Троллейбус с шипением дракона шлифовал наледь на асфальте. Невыразимо-одинаковые силуэты прохожих мелькали на тротуаре. Как-то сами собой мысли перетекли в учебное русло. Подумалось, что первым уроком-литература. Наверное, все еще Есенин. наверное, клеточки в журнале, напротив его фамилии заполнены буковками «н». Наверное, спросят.
 А возвращался после уроков он в хорошем настроении. Не спросили. По «литре» была новая тема- «Маяковский». И по другим предметам отболевшего не вызывали. Друзья скачали новые мелодии на «сотик». Он шел очарованный наушниками. И в сторону снежной бабы даже не взглянул.
 Уже через два дня совсем потеплело и снеговик совсем растаял. Будто и не было.
 31.08.07