Давным-давно, двадцать лет и два года тому, познакомились мы с Мальвиной.
Она тогда - как все мы - бралась за любую работу. И нашла место у маклера, квартирного посредника: хлебное дело в момент великого переселения народов. Такое скороспело-теплое место портило некоторых, начинали на безъяъзыких соотечественников свысока глядеть, при встрече кивком одаривать. А Мальвина - нет, человеком как была, так и осталась, чем могла, помогала и давала порой очень дельные советы.
Молодая красавица, лет тридцати или чуть меньше. Бархатные глаза, кольца темных пышных волос, колокольчатый голос, улыбка, прозрачная кожа - и при этом чудесное чувство юмора, такая доброта с хорошей шпилькой внутри. Одесситка.
Мы почти одновременно с ней начали водить. Новый, отважный шаг для женщин-эмигранток. В этом было все: и личный героизм (читать-то мы еще толком не умели, это сейчас мне все равно на каком языке на дорожном указателе написано), и в какой-то мере вызов обществу ("баба за рулем" - от наших, "русская за рулем" - как зажигалка к пороху для местных мачо). Ну, и - раз сама водишь, сама и гоняй за покупками, в гараж, и сама решай все проблемы. Вот тогда возникло такое... как сказать - братство? так только девчонки же в нем, молодые шоферюжки, независимые на вид и подавляемо-робкие в душе. Мы тогда делились открытиями, подбадривали друг дружку ("что ты слушаешь как всякий дурак тебе гудит? плюй или гуди в ответ, но поступай по-своему" - или: "хочешь я за тебя запаркуюсь? я вчера реверсом научилась")
И случилась у нас беда. Мы, конечно, справились, но не сразу. Настоящая беда. На новенькой машине попал в автокатастрофу мой брат. Я по сей день считаю - была попытка теракта, бросили ему камень в ветровое стекло. Это же я потом, на стоянке "убитых" машин, вынимала из перекошенного бардачка документы. Как раз прошел дождь, и все кровавые следы поплыли. Машина была просто залита кровью - пять человек в ней было. Спасали их трудно, долгие месяцы в больнице, и не у всех получилось. Так вот, были следы большого камня на ветровом стекле. Стекло треснуло, ударило зеркало в висок брату - и машина слетела. С хорошей высоты, с мостка. Перевернулась - так по следу видать - и встала все же на ноги, на колеса.
Мне полицейский инспектор потом сказал: ты должна за Пежо Бога молить. Только Пежо в такой аварии приходит на ноги. Я сам по этому вызову приехал. Когда увидел следы и корпус - говорю Амбулансу: пустите нас, ребята, вперед, вам там все равно уже спешить некуда. А они пятерых вытаскивают - и все живы. Я неверующий, но Шма Исраэль сказал... Только Пежо, молись на Пежо... С тех пор у меня сантимент к славной старушке Пежо-График. Хорошие были машинки.
Только в одном повезло - молоденькая невестка моя, жена брата, и малышка-племяшка - чудом не поехали тогда, уцелели. Племяша пятилетняя не захотела пропускать чей-то день рождения в садике, ради нее и невестка осталась. И вместо них поехали тесть с тещей, наша любимая родня, - и гости из Америки - друзья и бывшие соседи. И все пятеро оказались в пяти разных отделениях больницы - огромной, разбросанной по корпусам, и все - в крайне тяжелом состоянии. Даже об аварии мы узнали через много часов, когда брат очнулся. Невестке досталось сполна: мать в реанимации, отец весь в гипсе, гости - без языка, с тяжелыми травмами, и муж (брат мой), который всегда и во всем помогал - лежит с пневмотораксом, с сотрясением, с переломами, чудом живой.
И малышку мы забрали к себе - надолго, ведь невестке пришлось просто-таки жить в больнице, во всех ее пяти отделениях сразу.
И началось у нас военное положение.
Мама - с детьми: мой на полтора года младше племяхи, оба в шоке от происшедшего, боятся об этом говорить, приходится с ними объясняться обиняками - чтоб и не врать сильно, и все же позитивно что-то отвечать.
Отец - все мои прежние функции на себя взял. Я же только начала работать, а пропускать на новом месте, в американской фирме - значит работу потерять. Нельзя никак.
И вот каждый день после работы, заехав домой и взяв мамину готовку в огромную торбу, гоняю через полстраны в больницу. Возвращаюсь после часу ночи - и утром снова на работу: американцы ждут сдачи проекта.
А я тогда еще только начинала рулить, поездка через полстраны казалась мне подвигом. Расстояние - само собой, а тут - пробки, да дорогу перестраивают, всякие объезды... и возле больнички - ну просто болото, как его проехать... и парковка - главный напряг новичка.
В первый раз, когда заполночь нам позвонили из полиции и сообщили, что случилось - я подняла старого знакомого - из п р е ж н е й жизни. Он спросонок согласился, даже собирался сам сесть за руль.
-- Нет,- говорю, - мне предстоит самой ездить, значит и сейчас сама поведу.
Двадцать два года прошло, я до сих пор ему благодарна. Страху он, конечно, натерпелся - ни в какой сказке не сказать. Я и по встречной гнала, и в неверных местах поворачивала. Въехали на свежий асфальт - буксовали. Чуть с обочины не слетели. Он же меня еще хвалил и подбадривал. Недавно в застолье припомнили - он, оказывается, до сих пор ту дорогу в ночных кошмарах видит.
Но речь о другом.
Поселился у нас новый человек. Человек-то старый, пятилетний, и свой-родной. Танька - первенец в семье, то самое чувство, когда все в душе перевернулось, - я испытала именно с ней, сын родился только через полтора года.
Невестка, помнится, сказала: хорошо что у тебя мальчик, у меня - девочка, полный комплект, можно больше не рожать.
Так что Танька - наша девочка, вся, целиком. Но - испуганный, выдернутый из повседневности ребенок, в знакомом, но все же не родном городе, в тесной съемной квартирке (опять-таки - не в той, к которой привыкла)... Детям нашим досталось не меньше, чем нам. Я тогда именно заметила, что в детях много от котят - они привыкают к месту, а с ними обращаются как с щенятами - с места на место перевозят. И наверно что-то от чувства стабильности и уверенности в себе это отнимает. По сынишке маленькому замечала не раз.
Но опять же - я не о том.
Надо человека этого веселить и развлекать, занимать и с новым миром знакомить. В саду нам полагалась бы другая группа, не та, где мой "малолетний". Но в городском наробразе рассказала нашу историю - и в тот же день нашлось место в Санькиной группе, лучше не бывает. В нашей стране, если что нужно для ребенка в сложной ситуации, - вынут, как кролика из шляпы. При всех прочих недочетах.
Крутится карусель: на рассвете на работу, вечером - в больницу, там - невестка с безумными глазами, усталая как бурлак, и пять корпусов с пятью нашими спасенными. К американцам я не каждый день ходила, в реанимацию к теще тоже не пускали (невестку - пускали... думали - мать в любой момент может уйти... слава богу, пронесло, вытащили). Мой маршрут был краток - брат и тесть.
И наступает пятница, для нормального программиста - нормальный рабочий день (а чего там, Америка работает!) но для меня на эти несколько месяцев сделали исключение, почти каждую пятницу я оставалась дома и "пасла" своих гусей.
Гусь-то был поблагополучней: дома, в привычной обстановке, своя мама под боком (нечасто, но известно что - существует), еще и милый друг Танечка рядом.
А мил-другу Танечке горько и кисло, еда другая, игрушки другие, холодно ужасно (в бетонном-то доме, холодной зимой). Но счастливая женская натура нашла выход в походах по местным лавкам: мы изучали витрины, обсуждали моды, планировали обновки. Все- виртуально: денег едва хватало на еду и бензин, да жилье, да детсад.
В лавках иногда покупали грошовые гостинчики, оформляли по-королевски: в блестящей обертке, с бумажными розами и кудрями.
Танька - человек контактный (детсадовская компания ей - временной подруге - до сих пор шлет приветы, а мой бирюк почти никого и по именам не помнит). Продавцы в лавочках ей улыбаются, предлагают конфеты, заводят беседу. А цель нашего похода - всегда одна: к Мальвине в гости. Она сидит за стеклянной стеной и то с людьми разговаривает, то на красивых квадратиках пишет большими буквами да на стекло наклеивает. С письменными буквами у обоих гусей напряг, но видят что - красиво.
Танька - влюблена, она решила быть как Мальвина. Подражает во всем - ручкой поводит, глаза таращит, и тренирует колокольность в голосе. И Мальвина, добрая душа, говорит с ней как со взрослой, и уже пару раз назвала подругой. Тает Танькино сердечко, даже овсянку согласна есть: Мальвина обмолвилась что-мол без овсянки день не начинает. И зарядка по утрам, и душ на ночь.
Красивая женщина должна следить за собой.
А Санька, младший гусь, читает Книгу. Так он называет Буратино. Там для него собрана вся правда жизни - ну, первая книга у человека.
В книге, конечно, картинки... и дочитывает он до Мальвины... Танька задыхается от любви и тоже начинает читать. А Мальвина - она же девочка с голубыми волосами... на картинке у Мальвины - синие локоны! И Мальвине это предъявляют в ближайшую пятницу.
Так ты - та самая Мальвина? - да, признается Мальвина, и косит карий глаз в сторону: забавляется. Муж, - говорит, - меня ревновал всегда, но до таких высот не доходило. Вот оно, настоящее чувство.
Маленький Отелло горячится и требует правды: если ты - настоящая Мальвина, что ж у тебя волосы неправильного цвета? Мальвина потом призналась - был порыв: побежать и перекраситься, хоть на один день. Но решила иначе:
- А разве так некрасиво?
- Танька запуталась в истинах: красиво-то красиво, но Книга требует другого!
Так, кстати, по сей день мой папа реагирует если погода не по прогнозу: на небе тучи, погромыхивает, а он затевает стирку.
- Папа, дождь вот-вот!
- Прогноз погоды - ясно!
Такое ничем не оправданное доверие к печатному слову. Интеллектуальный ступор.
Я вот подумала - может, это у нас семейное?
Мальвина всей мощью обаяния выдавливает-таки из Таньки признание:
- Да, красиво (а что еще может сказать своему кумиру влюбленная маленькая девчонка? она тем же воздухом счастлива дышать, решится ли возразить? книга - далеко, дома, а Мальвина - вот она).
И тут Мальвина дает незабываемый урок женского лукавства (не мелкой Таньке, а мне - зрелой матроне, матери четырехлетнего сына и матереющей шоферюге):
- Ну, ты сама согласилась что так тоже красиво. Мы, красивые женщины, должны иногда менять имидж.
Мы с Танькой умерли вместе, в тот же миг. Я поняла, что тоже люблю Мальвину.
Потом, через два года, я познакомилась с тем, кто стал основой, опорой, стержнем моей жизни. Оказалось, что и ему Мальвина помогла - причем не виртуально, как нам с Танюшкой, а реальным, мудрым советом.
Что говорить. Мальвину любил весь город, маленький городок в галилейском лесу, - единодушно, радостно, улыбаясь. Поэтому не сразу поняли, что она больна. Она сгорела от лейкемии быстро и оставила пустоту - как шрам от ожога. Вся наша молодая компания ездила в Иерусалим сдавать кровь и пробы костного мозга - только успеть спасти!
Не успели.
Прошла немеряная прорва лет. Выросла моя Танечка и стала красавицей. Олененок, испанка - как ее рисуют в танце фламенко. Тонкая, смуглая, длинноглазая.
Не знаю, помнит ли свою подругу. Столько лет прошло.
В семнадцатый день рождения вдруг - покрасила длинную прядь в яркий, неоново-синий цвет - и сразила всех, и недели две щеголяла.
Потом - то ли краска сошла, то ли сама состригла.
Красивая женщина должна иногда менять имидж