Кто же будет одевать их всех потом по моде?

Элеонора Андриевская
Каждый из нас наверняка помнит свои детские страхи. Кто-то боялся темноты, может и поныне её страшится, кто-то пауков, как моя подруга: « Глупенькая, он ведь новость добрую тебе на лапках несёт» - успокаивала я пытавшуюся вжаться в стенку подружку. «Да не нужно мне таких вестей!» - чуть не плача шипела она мне в ответ, одной рукой панически шаря позади себя,  в надежде всё же найти спасительную дверь, а другой пытаясь сдёрнуть с ноги тапок.

Паучок каким-то сорок пятым чувством улавливал изменения в накалившейся атмосфере, замедлял ход, и менял направление, действительно зачем жертвовать жизнью, если ты спешишь с добром, а в тебя тапком!

Знакомые страшилки?

Я же боялась… Пальтo.

Да, да - пальто. Дело в том, что я была очень болезненным ребёнком, и мама не водила меня в детсад, а брала  с собой на работу - небольшое, уютное ателье «Ramune» - мастерскую по индивидуальному пошиву мужского и женского пальто.

Нет, нет, это была настоящая мастерская. В ней не было ряда швейных машин, и сгорбленных над ними труженниц-швей.

 Это было помещение с большим столом и столами поменьше для каждого мастера,  радиоточкой, с огромными неподъёмными утюгами  -  светлое и просторное, но вот пальто... Оно свисало призрачными контурами, под самым потолком, выше приспущенных ламп, и в полумраке моя буйная детская фантазия со страхом старалась довершить, и мысленно пришить этим невидимкам недостающее: голову, руки и ноги.

Верилось без труда, а ещё больше страшилось, что вот сейчас спрыгнет тяжело -  вон то, чёрное, драповое, или сбежит, выпрыгнет в окно, модный, кримпленовый,  весенний плащик.

До побега однако дело не доходило,  и пальто уже готовое сорваться и  спрыгнуть, послушно зависало под потолком, теряя связь со своей маленькой фантазёркой, которая в последнюю секунду успевала  спрятаться в своём Бельвуаре - надёжной и добротной крепости – под огромным столом закройщика  дяди Ромы.

Роман Наумович был Мастер, и каждая уважающая себя виленская дама могла с гордостью сказать: « Рома  скроить согласился», а значит обновка будет сидеть на счастливой обладательнице  без единой морщинки, как влитое.

Дядя Рома,  как я тогда его называла, был примером для всех, всегда в белой рубашке, с галстучком, с неизменным портновским метром на плечах, - был приветлив и добр и только он мог выманить притаившуюся под столом маленькую девочку, когда приходило время обедать.

Мама всегда шутила: « Накормить дочь – самая трудная  работа» , а  дядя Рома никогда не уходил в столовку, а приносил два термоса: большой клетчатый и маленький синий.

О! Какие изумительные, волшебные яства доставались из клетчатого, красного термоса.

Таких сахарных яблок, запечённых в тесте, мне уже никогда не доводилось пробовать...Маленькие, хрустящие, золотистые творожные шарики и даже морковка, которую я на дух не переносила, превращалась в пышное кушанье – морковный кугель.

-- Элечка, скушай  крылышко, - напевно просил дядя Рома, доставая из термоса куриные крылышки, - когда подрастёшь летать будешь.

Я всегда мечтала научиться летать, а потому дважды меня упрашивать не приходилось. Мама только благодарно улыбалась в ответ.

Осталось ещё одно тёплое детское воспоминание – грустные напевы,  я не понимала слов, но мелодия осталась: нанося мелом точные и ровные от руки контуры на ткань,  Мастер всегда тихо пел.

Знаю, возможно это не та песня, но мотив, который  вчера по радио исполнял Александр Розенбаум, посвящен и Вам, дорогой Роман Наумович...

Тихо, как в раю,
Звезды над местечком высоки и ярки.
Я себе пою,
А я себе крою.
Опускайся, ночь.
Отдохните, дети, день был очень жарким.
За стежком стежок.
Грошик стал тяжел.

Ой, вэй!
Было время, были силы,
Да уже не то.
Годы волосы скосили,
Вытерли мое пальто.
Жил один еврей, так он сказал, что все проходит.
Солнце тоже, вэй, садится
На закате дня.
Но оно еще родится,
Жаль, что не в пример меня...
Кто же будет одевать их всех потом по моде?..

http://www.youtube.com/watch?v=r-0qNVT_I4s

Фото - Мама посерединке, с Флавой Михайловной и тётей Люсей, и Роман Наумович с незменным портновским метром и доброй улыбкой.