Рондо для двоих. Часть 1, гл. 5 и 6

Людмила Волкова
                Глава пятая

              Странное чувство, почти мистическое, поселилось в ней, диктуя поведение.
              Плохо понимая, зачем она это делает, Ирина  проехала  на  трамвае  до Соборной площади, пересекла ее и вышла к парапету памятника,  где они вчера сидели вдвоем. 
              Незнакомку она обнаружила  в той позе, в какой ее оставила, уходя на расстояние, чтобы та не слышала ее разговора по мобильному телефону. Казалось, что Ева   так и просидела здесь двое суток: что-то беспомощное  было в ее неподвижной фигурке, точно она сгорбилась или уменьшилась в объеме. Позавчера была стройной дамой с прямой спинкой, а сегодня...
              В этой позе она не походила на женщину-мечту, а была вполне реальной уставшей женщиной   с полувековым грузом лет за плечами. Она сидела спиной к Ирине,  и та окликнула ее в слабой надежде, что Ева сейчас же соберется с силами, встряхнется и встанет навстречу в прежнем образе. Так бы сделала она сама.
              Почти так и случилось. Ева медленно выпрямила плечи, спину, оглянулась на голос с вежливой улыбкой,  но не поднялась с места, а кивнула головой, приглашая жестом сесть рядом.
              «Ишь ты, в начальницах, должно быть, ходит», – подумала Ирина, повинуясь даже с облегчением. Пока все шло правильно.
               – Вы меня ждали? Откуда вы знали, что я приду? – спросила она, разглядывая сбоку лицо Евы.
               Нет, она знала эту женщину, точно! Она ее просто забыла.
               Ева пожала плечами:
               – Мне – и не знать ваших привычек...  Этой хворью ведь обе страдаем – повышенным любопытством.
               – Хватит уже! Или так и будем играть в кошки-мышки? Как дети!
               – Давай на «ты»? Странно – нам быть на «вы». Ну, задавай вопросы! Или я сначала?
               – Я, я! – Ирина от нетерпения даже встала напротив. Ей хотелось – глаза в глаза!
               – Я рада, что ты не растеряла  своего жизнелюбия, несмотря на...
               Ева усмехалась с ласковой насмешкой. Ирина уставилась на ее рот: «Господи, и губы знакомы, и нос, и даже глаза!»
               – На что несмотря?
               Ее уже начинала раздражать эта особа, играющая роль привидения из прошлого.
               – На многолетнее служение одному божку – долгу. Обычно это утомляет людей, они расслабляются в конце концов и либо переходят на щадящий режим существования, либо...
               – Окачуриваются, – подсказала Ирина.
               – Зачем так грубо? Умирают. Мы же и думаем в унисон. Я просто от этой лексики отвыкла... – Она вздохнула. – Правда, поступаем  – наоборот. Я сейчас живу чувствами, ты – этим самым долгом. А раньше было не так: ты жила чувствами, я – разумом. Расчетом – если точнее.
               – То есть, в чувствах мне   вы отказываете? – обиделась  Ирина. – То есть, я не люблю своих детей, не любила маму с папой! А вы кого любили?
               –   Увы, себя. Ну, и попутно всех, кто на пути попадался, увлекая меня своей любовью. Временно… А детей у меня нет, мама давно  умерла,  муж – тоже…
               –  Но  мужа вы хоть любили?
               Ева вздохнула. Ее серые чистые глаза в темных ресницах сосредоточенно смотрели куда-то поверх Ирины.  Та могла разглядывать  эту странную женщину сколько угодно. Наверное, мужа вспомнила, подумалось ей.
               Ева вдруг встала, отряхнула с брюк невидимую пыль,  прошлась под носом у Ирины, не выпуская ее из поля зрения.
               – Еще сбежишь, как тогда, – усмехнулась она.
               – Но это вы... ты сбежала! – возмутилась Ирина.
               – Я не сбегала, просто временно... отлучилась. Минут через пять я вернулась.
               –  Неправда! Да я все дорожки перепахала тут своими больными ногами!  Что значит – отлучилась? Здесь кроме собора и деревьев вокруг ничего нет! Даже общественного туалета! Нет, она вернулась! Когда? Я на работу опоздала из-за вас! Прямо цирк какой-то! Исчезает… возвращается! Ты случайно не иллюзионистом вкалываешь в цирке?
               – Да ты не волнуйся так, – посоветовала Ева с иронической усмешкой на своем   моложавом лице. – Вроде того. Могу фокус повторить.
               Ева уже смеялась глазами и всем лицом, но от этого ни одна мимическая      складка не возникла возле ее симпатичного носа и в углах рта.
               «Где же морщинки, которым уже положено по возрасту появиться? Где мешочки под глазами, как у меня?  – думала Ирина, беззастенчиво уставясь на лицо Евы. – Подтяжку сделала? Правда, если не любила никого, то все понятно. Такие дамочки и выглядят молодо. Нет детей... Ясно, почему ноги на каблуках!»
               – Так, мне надоело тут торчать за счет рабочего дня, – сказала она, стараясь выглядеть посуровей. – Надоели эти намеки,  второй план...
               Ева улыбнулась почти нежно:
               – Узнаю тебя. Уж когда человек включает свой профессиональный словарный запас...
               – Нет, ты меня достала!
               Ева покачала головой, вздохнула:
               – А я осталась старомодной даже в языке. Достала! А, знаешь, звучит выразительно. В этом молодежном сленге что-то есть. Хватит, времени осталось мало.
               – У кого? У меня – точно. Давай по делу.
                Ева вернулась на место, уселась, сбросив туфли. Ирина с завистью обнаружила, что ступни у этой  мадам не имеют главного «украшения»  пожилых женщин – выступающих уродливо  косточек  возле больших пальцев. Да  и остальные пальцы комфортно выпрямлены, а не жалко скрючены...
               –  Хорошо, будем по делу, – согласилась Ева. – Ты помнишь Влада?
               – И его знаешь? – изумилась Ирина. – Так кто же ты, черт бы тебя побрал?!
                Влад был последней любовью Ирины. Если можно  так назвать наваждение, лишившее ее способности влюбляться в других. До него была  череда замечательных увлечений – легких, с ночными грезами и светлыми слезами на подушке, которые высыхали так же стремительно, как и проливались. Грезы носили абстрактный характер, пока не  возник в ее жизни Влад. И тогда они приобрели  реальные  контуры. Теперь она знала, от кого хочет детей, в каком доме  она будет жить, если захочет он.

                Глава шестая

               Но до этого времени надо было еще добраться.  Идеал мужчины вызревал в естественном процессе отбора  и был лишен распутства. Время  сексуальной свободы еще не грянуло, и все завершалось для большинства девушек скромными поцелуями. Ирочка была из их числа.
               Разочарование в очередном  предмете увлечения всегда исходило от нее. Перечень недостатков, с которыми Ирина не хотела уживаться, был, правда, невелик, но фундаментален по содержанию. Ей нравились парни с острым умом, независимые по духу, не бабники, не нытики, внешне привлекательные, высокие, образованные, великодушные,  умеющие быть нежными с  нею. Лишенные этого букета достоинств быстро испарялись.
              – Но мы начнем не с Влада, – продолжала Ева,  деликатным молчанием давая возможность Ирине вернуться в молодость, куда та неожиданно окунулась. – Ты помнишь Шурика Мазуркевича?
              Ирина уже ничему не удивлялась.
              – Пройдемся по аллейке? Ноги засиделись, спина болит, – пожаловалась Ева.
              С этими словами она встала, надела туфли и взяла под руку  Ирину. От нее по-прежнему исходил запах духов, но других, и этот, новый, был таким осязаемо волнующим, что Ирина невольно отстранилась от спутницы.
              – Шурик, конечно,  тебе казался аморфным созданием, простодушным – в сравнении с тобою. В общем, обыкновенным мальчиком... А на самом деле  он был  способным на все! Я правду говорю: на любой поступок, в ущерб себе, лишь бы ты была рядом.
              – Да откуда ты знаешь?
              – Он – мой первый муж.
              Ирина  резко остановилась.
              – А-а! Так это с его слов ты меня знаешь! Представляю, что он мог наговорить про меня, если был обижен! Правда, утешился быстро, раз на тебе женился вскоре.
              Ева молчала. Ирина взглянула на нее, подметив, как осунулось лицо этой странной женщины.
              – Тебе плохо?
              – Зайдем в кафе? – вместо ответа предложила Ева.– Посидим, кофе выпьем? Но сначала  позвони в издательство. Тебя ждут.
              Ирина с каким-то суеверным  страхом стала рыться в сумке в поисках мобилки.
              – Ты ее сунула в боковой карман, – подсказала Ева.
              Леночка на ее «алло!» заверещала что-то панически, потом повторила спокойнее:
              – Ирина Владимировна, вас тут просят прийти, налоговая, из налоговой звонили, мы за аренду платили? Они спрашивают! Да? Ой, сами позвоните им! Или приезжайте!
              – Придется, – буркнула Ирина.
              Невыносимая мысль, что вот сейчас она уйдет,  и вместе с нею исчезнет эта дама-фантом, мыслящая с нею в унисон,  знающая даже о мобилке в боковом кармане, хотя Ирина  ту не вынимала, расстроила ее.
              – Придется идти... 
              – А ты не волнуйся. Все  пустое, решится сразу после  твоего звонка. Но сначала зайдем в кафе – кое-что покажу.
              Она властным движением повернула к себе лицом Ирину, спросила, заглянув в глаза:
              – Тебе нравится эта штучка? – Она вытащила из-под жакета блестящий кулон, поиграла им перед носом Ирины. – Потом покажу, сувенир. Ну, идем в кафе, идем!
Ирина поплелась следом как  привязанная, потерявшая собственную волю. Издательство с его проблемами казалось теперь  приснившимся, не таким важным, как это кафе, куда они обе торопились.
              Кафе, снаружи приличное на вид, оказалось забегаловкой, где единственным признаком докризисного великолепия оставались зеркала вдоль стены – до потолка. В них отражалась высокая стойка бара и унылая физиономия девицы в накрахмаленном кокошнике. Правда, с появлением женщин на этой физиономии засветилась улыбка, показавшая, что в первой молодости барышня была миловидной.
             – Девушка, нам по чашечке кофе, если можно – со сливками, – сказала Ева и тут же взяла Ирину за плечи, повернула к зеркалу, потребовала:
              –  Смотри!
              Ирина посмотрела.
              – На обеих смотри! Что ты уставилась на себя? На себя надо утром смотреть, когда на улицу выходишь.
              Ирина посмотрела еще раз –  сначала на Еву, потом на обеих сразу и – ахнула.
              – А ты спрашиваешь, откуда я тебя знаю.
              В зеркале отражались женщины, похожие друг на друга, как сестры, когда те берут общие черты от одного из родителей. Только одна стояла прямо на своих высоких каблуках и  казалась выше  ростом, ее легко было представить на светской вечеринке в толпе таких же  ухоженных дам. Вторая  слегка ссутулилась, смотрела напряженно. Ни подкрашенные ее губы, ни густые волосы, вьющиеся от природы и едва тронутые сединой, ни серые глаза с темными ресницами, не спасали от клейма усталости. Она выглядела чуть старше.
               – Не было у меня сестры, – шепнула Ирина, потрясенная таким сходством.– Я у мамы одна. Значит, бывают двойники. Я не верила...
               – Игра природы, – откликнулась Ева.
               – Кофе будете, женщины? – оглушил их недовольный голос барменши. –   Потом будете претензии предъявлять, что остыл!
               Кофе пили без удовольствия, наспех. «Значит, зеркало ей было важнее, чем кофе», – подумала Ирина, потихоньку приходя в себя.
               Едва вышли на улицу, Ева сказала:
               – Я тебя отпускаю.
               – Теперь мне совсем не хочется уходить. Надоело в загадках теряться! Жду очередного фокуса с твоей стороны. Ну, давай!
               –  Сначала позвони на работу.
               Ирина  уже не замечала, что подчиняется Еве даже с удовольствием. Как и врет Леночке:
               – Ленок, считай,  что я на больничном. Сегодня не ждите. Открой  телефонную книжку, найди номер инспекции, потом в красной папке все наши счета и квитанции…
               Пока она инструктировала Лену, Ева глазами искала свободную скамейку. Их не оказалось.
               – Поехали ко мне! Мужа нет, дома у меня прохладно, – предложила Ирина.
               – Нет, – покачала Ева головой, но с таким выражением, что Ирина обиделась.
               – И черт с тобой, если не хочешь! Тогда – к тебе!
               – Нет у меня дома.
               – То есть?
               – Я – проездом. Приехала на нашу   улицу взглянуть... в последний раз.
                Ирина покосилась на высокие каблучки Евиных туфель с некоторым злорадством:
                – Мне-то  что, я не устала. Пойдем на наше старое место. Так говоришь – улицу нашу приехала проведать? Да не было тебя там. Я наших девчонок знаю. У нас всего пять домов было, все девчонки – наперечет. Правда, был еще переулок, тех не знаю. Но все они мимо моего дома в школу ходили. Так что всех видела. Таких... красавиц среди них не замечала.
               – Спасибо за комплимент. А, может, я не была тогда красавицей?
               –Ладно, темни дальше! Что там о Шурике сказать хотела?
               – Тут лучше всего, правда?  Хотя есть риск костюм испачкать, – сказала Ева, устраиваясь на постаменте памятника, откуда улица детства просматривалась в перспективе.
               Ирина расстелила носовой платок, примостилась рядом. Ева подождала, пока та устроится, потом  снова вытащила наружу кулончик на цепочке и поднесла к глазам, словно любуясь. Ирина тоже потянулась к нему – взглянуть, но Ева сделала отметающий жест перед ее глазами, отвела кулон, сказала:
               – Нравится? Это особая штучка…вспоминательная. Ладно, смотри.   Если  долго на нее смотреть… Вспомни Шурика, ну,  вспоминай!
               Ирина слегка пошатнулась, прикрыла глаза – и шагнула в прошлое.
Потянулись картинки – цепочкой, как в детской книжке, чтобы ребенок не сбился с сюжета.
              – Смотри, родная моя, смотри, – говорила Ева,  играя шариком кулона с легкой улыбкой доброжелательного врача. – Смотри, что ты потеряла…
              А Ирина была уже далеко – в большой палате на десять человек. Старая  клиника, кровати железные, как в пионерлагере. Ирина лежит с плевритом. Рядом   кровать симпатичной кареглазой женщины с лицом, усыпанном родинками. Это Маргарита Борисовна, мама Шурика. Сам Шурик, студент Горного института, тоже приятный парень, высокий,   совсем на маму не похожий. У него светлые волосы,  карие  глаза. Он  все время смотрит на Ирочку, хотя разговаривает с мамой. Он не смотрит, а таращится, как мальчишка, не умеющий управлять эмоциями.
             Вот он ушел, а Маргарита Борисовна начинает заманивать  Ирину в свои сети:
             – У нас домик свой, с мансардой, и садик. Правда, маленький, но ничего, нам хватает… Сын у меня такой хороший мальчик! Честный, ласковый, послушный! Его жена горя не будет знать.
             Ирине неудобно все это слушать. Она же понимает, к чему клонит Маргарита Борисовна, сама влюбленная в нее, Ирину – как в будущую невестку. Нельзя же так – по-детски откровенно…
             – Понимаешь, Ирочка, ему нужна такая, как ты, – уже открыто сватает своего сына эта женщина, одурманенная желанием пристроить Шурика в хорошие руки. – Ему нужна терпеливая, скромная, не командирша, а друг! А ты еще и красавица!
Чем она дальше говорит, тем стыднее становится Ирине. Никакая она не скромная, если влюбляется постоянно, характер у нее независимый – не любит, когда ей приказывают или читают мораль. Она часто поступает по-своему, огорчая родителей.
Шурик ей нравится. У него правильные черты лица, ничего раздражающего или выдающегося. Как говорится – без особых примет. Такое лицо легко забыть. Но если его видишь каждый день, то  поневоле помнишь. А если еще и целуешься с ним,   то помнишь запах одеколона, чистой кожи…
              Наверное, влюбленность Шурика и ответная симпатия Ирины, сдобренная телесной тягой, превратилась бы  в любовь, но у Судьбы были какие-то свои планы, и времени для затяжного процесса почти не осталось...
              Шурик тогда не догадывался, что потеснил из сердца  своей подруги  образ мальчика Севы, попавшего в армию после школы. С ним Ирина дружила  весь десятый класс. Но одно дело – письменные поцелуи бедного солдатика Севы, другое – реальные  – студента Александра с его приятными родителями.

продолжениеhttp://www.proza.ru/2013/01/11/1232