Их соединила Старая Русса
Их имена: Герой Советского Союза Тулеген Тохтаров и выдающийся поэт конца ХХ века, член Петровской академии наук и искусств Евгений Курдаков.
Закончившие свой земной путь с разницей в 60 лет, они оба нашли «свой берег вечный» в этом древнем, основанном в 11 веке курортном городке северной России.
Однако, всё по порядку.
Молодой казахский паренёк, имя которого сегодня на слуху у каждого казахстанца, родился в селе Каракудык, недалеко от Донского. Учился в Риддере. Оттуда же призван на фронт. Был храбр и воевал отважно. За несколько дней до героической гибели 6 февраля 1942 года сказал своему генералу: «Я буду жить вечно!»
Метафорически это так и есть. В селе Донском, в школе имени нашего героя с 1955 года функционирует музей его имени с довольно внушительной коллекцией, в основном собранной Сиезханом Кудабаевым, включающей и макет памятника на могиле Героя в Старой Руссе, которую, кстати, обнаружил Евгений Курдаков. До этого считали, что Тахтаров похоронен совсем в другом месте. Кудабаевым же написана и книга о коротком, но героическом жизненном пути Героя. Музыкальная Муза также не осталась в стороне – известный композитор Рамазан Елебаев, свидетель героической смерти Тулегена, увековечил его подвиг в песне « Жас казах», пополнившей фонд песен военных лет.
К сожалению, в нашем городе (пока!) нет памятника Тохтарову, но есть улица его имени, с которой связаны многие воспоминания моей жизни: небольшой особнячок, куда я – начинающий журналист - приносила в редакцию «Рудного Алтая» свои первые робкие работы, и старое-престарое, но усердно нынче реставрируемое, здание бывшей типографии, ныне – Музей искусств, в музыкально-литературном салоне которого нередко проходили мои творческие вечера позднего периода жизни. В одном из них: «Интересные встречи на журналистских тропах» прозвучал и рассказ о Евгении Курдакове. Нас познакомил бесконечно любимый обоими Пушкин в 1999 году.
Курдаков - дважды лауреат Пушкинских премий, я – лауреат конкурса-викторины «Ай да Пушкин!» Начиная с того времени мы встречались в каждый приезд поэта из Новгорода Великого, где он жил последнее десятилетие. Мне Курдаков был весьма интересен не только как поэт, хотя поэт он замечательный, но и как уникальная, энциклопедически-образованная личность (литературовед, археолог, первым обнаруживший в нашей области древний памятник типа «Стонхенджа», который образовывается сегодня как музей, художник-флорист, чей «Сад корней» - явление поистине уникальное; переводчик, через творческие переводы которого многие русскоязычные читатели узнают подлинно-глубокого Абая).
Август 2002 года – последний приезд поэта в места, бесконечно им любимые, колыбель его творчества. Смертельно больной поэт задумал его как «последнее прости» и всё боялся, что не успеет:
Дождись меня, река моя, дождись,
Дождитесь, соловьиные дожди,
Цветов и трав искрящийся поток
Под радугой-дугою на восток…
И судьба дарит ему ещё четыре месяца. Его дочь Юлия, известный художник-график, как-то презентовала мне небольшую книжечку стихов поэта, где были и такие строки:
Есть в Старой Руссе церковь Мины.
Там, у заросшего пруда
Стоит она, тиха, пустынна,
Забыта всеми навсегда.
О них-то я и вспомнила, узнав о кончине поэта (правильнее написать: друзья уходят, поэты остаются…
Перечитывая с печалью многажды, понимаю, что это – стих-предвидение, предчувствие. В процессе чтения рождается музыка, сложившаяся в романс «Забытый храм». Романс оказался востребованным, исполнялся на концертах с симфоническим оркестром и на вечере памяти ПОЭТА.
А храм намереваются реставрировать. Германия вернула увезённые в своё время колокола, и, возможно, скоро их умиротворяющий звон поплывет над Старой Руссой, ставшей берегом вечного покоя для двух наших незабвенных соотечественников.
Новые книги Евгения Курдакова
Весь август гостем нашего города является известный поэт, прозаик, лауреат Пушкинской премии 1999 года Е. В. Курдаков. Сегодня его постоянное место жительства — Россия, Великий Новгород, но долгое время он жил здесь и очень любит этот край, которому отдал так много души и сердца, где успешно творил и печатал свои стихи. Поэтому читающей публике представлять его не нужно, но вот о новых книгах, привезённых им на наш суд, поговорить стоит.
«Пушкинский дворик» -
первая из них. Нет, это не дворик в обычном понимании этого слова, но многие заметки автора, собранные им в разные годы и связанные одним (но каким!) именем - Пушкин. Это некий Table-Talk - как бы записки или рассказы за столом, между делом. Небольшая эта книжечка, публиковавшаяся на страницах ряда журналов, изобилует информацией как о Пушкине, его времени, так и о дне сегодняшнем (в виде вкрапленных «лирических отступлений», делать которые научил нас как раз-таки А. С. Пушкин).
Весь материал книги фрагментарен, и каждый из фрагментов несёт на себе печать неуловимой сиюминутности, состояния «убегания» времени, его стремительности и унисонной с ним (временем) стремительности самого Пушкина:
.. .Наплывали гости и являлся
Он - чернокудрявый, огнеокий,
Пламенный Онегина создатель,
И его весёлый, громкий хохот
Часто был шагов его предтечей;
Меткий ум сверкал в его рассказе
Быстродвижные черты лица
Изменялись непрерывно...
. В Бенедиктов.
Работа Курдакова ставит уверенные точки над i в разного рода неправдоподобных фактах о жизни, характере, быте поэта в Михайловском — Зуево (от слова зуи-цапли)... Сегодняшние описания сельца, кочующие из книги в книгу, мягко говоря, не очень точны, приукрашены, парадны и не имеют ничего общего с «нашей ветхой лачужкой, которая и печальна, и темна».
От себя хочу добавить, что даже художник Н. Ге, написавший прекрасную картину встречи Пущина и Пушкина в кабинете последнего в Михайловском, слукавил: да, это был кабинет Пушкина, но не Александра Сергеевича, а сына его Григория, долгое время жившего в сельце, обиходившего его, в том числе и дом с кабинетом. Занимаясь своими заметками, пытаясь жизнь и мгновения «положить на бумагу», автор убеждается в тщетности этого — жизнь ускользает, остается лишь некая констатация фактов, о чём прекрасно сказал А. Фет:
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть, но жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем
И прочь идёт, и плачет, уходя...
Ещё и ещё раз напоминает автор о том, что Пушкина «терять» нельзя ни на минуту: это высшая школа духовности.
В ложбине мрак остроугольный
Ползёт по белизне рябой.
У нас есть шахматы с собой,
Шекспир и Пушкин. С нас довольно.
В. Набоков
Выстраданы, многажды обдуманы, аргументированы (хотя иногда и спорно) рассуждения автора о развитии литературы (и, прежде всего, поэзии) после Пушкина; о снижении творческой планки, о месте и статусе поэта в обществе. В целом — полемики хватает, но она не только не утомляет, но заставляет думать, рыться в заначках памяти, искать согласия или спорить с выводами автора.
И ещё... Как хороши вплетающиеся в прозу стихи автора, помогающие прочтению всей работы взахлёб!
Вторая книга «Дождь золотой»
целиком посвящена его творческой родине - Бузулуку (Оренбуржье, почти Казахстан). Книга содержит рассказ, очерки, эссе. Это редкая сейчас проза поэта, глубоко личностная, предельно искренняя. Издана в Бузулуке тиражом 500 экземпляров.
Уже само оформление обложки — осенние листья, яркие, как последняя вспышка природы перед часом отдыха, привносит некую ноту элегической печали, ностальгии по тому, что было и не вернётся вновь.
Родители - военные врачи, прошедшие через горнило войны, знавшие только бивуачное житье-бытье, решили зажить в этом маленьком городке своим домом. И, надо сказать, дом получился. Добротный, деревянный, просторный и тёплый, он утопал в «оренбургском пуховом платке» вишневого сада. Всё было путём, всё сулило счастье, покой, семейное благополучие: отец - полковник, понимающая и любящая жена, дети. Но вот почему-то, читая автобиографические очерки, не можешь отделаться от некой ассоциации с чеховским «Вишневым садом»: та же неизбежность гибели чего-то очень нужного, родного... Та же печаль...
Ушёл из семьи отец, долгие годы парализованная и слепая лежала мать, что мешало Евгению вовремя и серьезно заняться своим образованием, гранить свой поэтический (и не только) дар. Но всё проходит... Прошло и это. Однако остались воспоминания, которые Курдаков передаёт поистине мастерски, разглядывая старые фотографии. Жанр этот не нов, но у Евгения Васильевича так органично сливаются рассказ, описание фотографий и... стихи, стихи, стихи… Стихи хорошие, стихи ко времени и к месту. Они необыкновенно точно настраивают на ту или иную эмоциональную волну, а поскольку у всех нас есть (или были) родители, малая родина с любимыми, заветными местами и воспоминаниями, то чтение книги неизменно вызывает трепетанье ответных струн души, таково уж свойство таланта, коим автор наделён богато.
... И казалось, в круженье метели
То не снег трепетал без конца,
Это матери тень повителью
Завивалась по тени отца.
И сплетались не струи глухие,
Это там, в запредельной судьбе
Наконец-то сошлись дорогие,
И чем дальше, тем ближе себе.
Уже самое начало очерка, давшего название всей книге, заставляет щемить сердце: «Моя последняя осень в Бузулуке была тихой, тёплой, яркой и воистину прощальной. .. Уезжал я в неведомое, толком и не знал, куда и зачем... Но я всё медлил с отъездом, словно бы предчувствуя, что возврата не будет».
Облетает мой сад, облетает,
В грустной дреме прозрачного сна,
И прощальным огнём зацветает
Золотая его тишина...
Так запомни душой утомлённой
То, что станет мечтой и тоской –
Этот шелест листвы опалённой,
Это золото, этот покой...
Прощай, вишневый сад, прощай «дождь золотой», спасибо тебе за возможность прикосновения к высокой, истинно прекрасной литературе.