Этот город такой красивый!
Весь торопится ввысь!
Цветёт!
Облаков белоснежных гривы
протаранивает самолёт.
И уже водопад глициний
льётся с неба,
свисает, как тент,
с крон густых итальянских пиний,
с крыш,
с балконов,
с подпорных стен.
Канделябры каштанов ветер
мимоходом треплет рукой,
море сквозь кипарисы светит
бликов солнечной кутерьмой.
Этот город в дыму акаций,
сам сквозь ветви летящий, как дым,
может в мае вам показаться
до реальности неземным.
Неземным!!!
Но реальный, нежный –
весь земной он.
Он весь – в трудах!
Просто в мае опять надежды
воскресают в людских сердцах.
Просто в мае легко поверить
в добрый знак
полуночных светил.
Просто южный цветущий берег
людям душу опять открыл.
Просто здесь на рассвете звонкой
песней
птицы вторят волне.
Просто бегала здесь девчонка,
та, что мамою стала мне.
Здесь ныряльщик из мидий перлы
достаёт
почти без труда.
Да и я здесь, признаться, в первый
раз влюбился и…
навсегда.
Я смотрю на залив с террасы,
где катальпы цветут между слив.
Катеров прогулочных трассы
разлинеили весь залив.
И скользит по заливу яхта,
и полёт её – неповторим!
Этот город зовётся Ялтой.
Этот берег зовётся – Крым.
Капитан этой чудо-яхты
закадычный мой старый друг.
– Этим городом весь пропах ты! –
он мне крикнул однажды вдруг.
Подлетел словно чёрт –
не без риска! –
так, что прянул причал, как батут.
В этом городе тамариски
на обрывах горных цветут.
А платаны в четыре обхвата
можно встретить – не вру! –
у крыльца.
Если дружат у нас ребята,
то надёжно
и до конца.
Нет, наверное, лучшей доли,
чем родиться в горах, в лесу.
В брызгах солнечных, не оттого ли
так поёт водопад Учан-Су!
Кружат тополи по-над речкой
в шумном шелесте крон и листвы.
Подпирает Ай-Петри вечность
самой сказочной синевы.
И под ней справедливость снова
торжествует, поправши тьму:
поселений татарских новых
с каждым годом больше в Крыму.
Старых
звучных
тюркских названий
вновь коснулась живая струя.
Словно вспрянула из развалин,
где Иссары, Ставри-Кая.
Я про всё рассказать едва ли
здесь смогу.
Вот Иограф. Хребет.
Как фотограф люблю я детали,
души их я люблю как поэт.
И, смещая реальность в небыль,
в монтекарловский колорит,
дельтаплана бабочка в небе,
распластавши крылья,
парит.
А за мысом, который слился
с дымкой моря,
исчез, иссяк
вдруг подводный пловец в «калипсо»
попадает в кефалий косяк…
Мне ль не знать этот город, что ли,
потому так ложатся в стих:
этот глянцевый блеск магнолий,
этот смех
в дворах проходных.
Эта майская золотая
прелесть
вновь захлестнула простор:
Аю-Даг в синей дымке тает,
рассекает волну
Ай-Тодор.
Чайных роз
золотые ливни
пьют янтарной зари вино.
В этом городе – светлом! дивном! –
быть поэтом
немудрено…