90 лет поэту Борису Чичибабину

   

   Могу сказать в связи с сегодняшней юбилейной датой выдающегося русского поэта самое главное для меня - то, что я любил Бориса Алексеевича при его жизни
и не меньше люблю и чту его и сегодня.
   Я хорошо знал Чичибабина, и наверное, не будет преувеличением сказать, что мы дружили.
Во всяком случае, на своих книгах, даря их мне, он неизменно писал "Другу, собрату, товарищу по ремеслу. С любовью..."
Понимая всю условность подобных дарственных оборотов речи, я всё же не сомневаюсь, что была между нами подлинная дружеская симпатия, и в первую очередь - на почве нашей общей безусловной преданности русской поэзии, русскому слову.
   Ну, и наверняка, на почве нередких наших встреч - и в его доме, и в иных, накрепко запавших мне в память, праздничных местах, вроде кафе "Болонья" на улице Пушкинской, оставшегося в одном из моих стихотворений.
Наверняка более десятка стихотворных посвящений старшему другу ( между нами было два полных "кабаньих" цикла, 24 года разницы в возрасте) появилось у меня в разные годы.
Наверное, полдесятка моих эссе о русской литературе вспоминают и подробно, и в эпизодах этого дорогого мне человека.
И все они появлялись, видит Бог, без всякого намёка на заказ, лишь потому, что всегда помню его с любовью и благодарностью...
И люблю даже не за нашу, несомненно бесценную для меня, дружбу и за наше творческое общение, но именно за его редкостный, самоценный и самородный, дар человека и поэта.

   Из многих своих стихотворений, ему посвящённых, хочу привести сейчас только одно, из самых ранних, прочитанное ему при жизни и им тут же одобренное -


Борису Чичибабину


Доживём до весны, мой певучий возлюбленный старче!
Долетим до травы вопреки шелудивой зиме.
Вопреки срамоте этой жизни, изрядно собачьей,
доживём. И, даст Бог, обнаружимся в ясном уме.

Я вгляделся в упор в свой пропитый прокуренный город. –
И в цигарке его вспыхнул дымного смысла намёк:
он – и духу плевок, он и брюху холопьему голод.
Счёт грехам он забыл, и ничто не идёт ему впрок...

Я вгляделся в лицо моей жертволюбивой отчизны.
О как стыдно сегодня смотреть нам друг другу в глаза!
А на шраме холма, на разломе кладбищенской тризны,
некий отсвет дрожал, без которого выжить нельзя...

Подорожник – прохлада дождя на горячечной ране –
да по небу прочерченный птицей рифмованный след. –
Нас не предал лишь свет безымянный – на сломе, на грани.
А опоры иной не найти нам ещё триста лет.

Дотужим до весны – там щедрее, там больше дыханья
в голубом и зелёном, чем здесь в тараканьей тоске.
Домолчим, чтоб услышать, как арию чистописанья
прогорланит скворец о хмельном первозданном листке!


   Кстати, произошло интересное совпадение - вчера, уже ближе к полночи, я получил по и-мэйлу от сербского поэта Владимира Ягличича очередные пять моих опусов, переведённые им на сербский язык, и среди них было именно это стихотворение, посвящённое Борису Чичибабину, "Доживём до весны...", стихи ещё начала девяностых годов.

   Сегодня в день его юбилея, ровно в полдень, мы собрались на его могиле на 2-м харьковском кладбище - жена его и муза, Лилия Семёновна, ещё человек пятнадцать - и знавших его при жизни и обретших поэта уже позднее, вослед его уходу.
Положили цветы на надгробие, немного читали из его стихов, выпили по чуть-чуть той самой водки, к которой он всегда неплохо относился и даже воспевал в своей "Оде" и других стихах.
Погода была сегодня снежная и чуть морозная, в отличие от лютого холода декабря 94-го года, когда мы его хоронили.
И было мне немного жаль при этом, что моложе 55 лет никого сегодня у могилы большущего русского поэта не оказалось.
Но знаю, что и новые генерации его тоже читают. Он, несомненно, - поэт на долгие времена и для многих поколений.
И ещё раз скажу - помню его и люблю верно и бескорыстно. И потому чувствую его и сегодня, в полной мере, живым и дружески пребывающим рядом.
С юбилеем, дорогой Борис Алексеевич!


9 января 2013 г.