Все равно любимый и родной

Рауза Лукманова
 И вновь сидит она в своей комнате, и снова ей подружка  -  тишина.
 Все кажется,  стукнет входная дверь,  послышатся поспешные шаги, и долгожданный звонок оповестит о напрасных тревогах.

Но проходят минуты, часы, а тишина липкой тяжестью застревает в груди.
Чует она сердцем, рядом он, где-то совсем недалеко.

Просто кружит, кружит в лабиринте окрестных домов и никак не решится прийти. Не может набраться смелости. Пришел бы скорей и успокоил ей сердце. Она давно его простила.


...Из разрозненных островков памяти,  предстает  ее любимчик главным героем  далекого немого кино.

Вот он, в том незабываемом кадре, орущий басом на руках у акушерки.

« Вот, тебе, мамаша, и Шаляпин» - заверили та ее, вручая  долгожданный подарок судьбы.

   А в другом кадре, бежит ее чудо по знакомым дорожкам, разгоняя тишину врожденным басом, пугая окрестных кошек и собак. А кличка «Шаляпин»  доносится ему вслед от всей дворовой детворы.

...Ах,  какой был он  славный  в детстве. В  редкие минуты, наедине с ней, мечтал, как станет крутым «Шаляпиным», накупит ей кучу сладостей, и заставит восхищаться  всех знакомых и родных.

«Ты, знаешь,- делилась она с приятельницей,- я не боюсь за его будущее, меня беспокоит старший сын, уж больно он ранимый. Как же в жизни с таким характером?».

Разница между ее двумя детьми составляла три года, а во всех отношениях верховодил младший сын. « Далеко пойдет», изредка гордился отец.

 Когда началась перестройка, денег не стало хватать. В долгих бессонных ночах стала она искать свой выход.

Надеяться было не на кого. Родственники жили далеко в России, а у мужа многочисленная родня сама постоянно пребывала в финансовом кризисе.

Муж работал во вневедомственной охране, сутки через три, в выпавшие выходные уезжал к родителям в пригород.

Там прошла его боевая юность, там его помнил и стар и млад. Легендарное имя  не выветрилось из памяти  у местной молодежи. Одно его упоминание, как известный пароль, склоняло любой вспыхнувший спор средь местных драчунов  к скорому миру.

Приятно было ему встретить знакомых из прошлой жизни, посидеть с ними в кафе, вспомнить о былом.  Посиделки постепенно вошли в привычку,и  стали местом  субботнего сборища. Поток горячительных напитков обнажал подвиги минувших дней.

Свойственную  сдержанность размывало хмельной волной,  просыпалась былая удаль, которой он и заряжался  ровно на неделю.

Так и вошло в привычку все выходные посвящать друзьям. 

Вначале было желание увидеться с друзьями, потом появилась потребность непременно продолжить  встречу в кафе.
Подрастающие сыновья особой тревоги не вызывали, хлопот не доставляли, росли, мужали на гордость обоим им с женой.

Материальные трудности  не напрягали, ну, ходит же  он на службу,и  ради блага семьи...

Заручиться дополнительным заработком  желаний не возникало.

А, она,  по многочисленным примерам своих знакомых, пошла в челноки. Новая профессия требовала полной отдачи. Вот  и отдалась она ей.

Стала возить товар в далекий российский городок, где когда-то прошло ее детство.
Новая работа внесла некоторую передышку. Но материальным благополучием не светило, заработанных денег хватало  только на  необходимое.

На границе с Россией уж больно сильно шерстили таможенники. Всякое гневное возмущение обрывалось прямым намеком найти недозволенное в ее багажах ...

С весомой частью запланированной прибыли приходилось расставаться.

Одно удручало, дети оставались без ее надсмотра. Шаляпин ее к тому времени закончил 9 классов.

И надумала она его устроить в новый колледж, готовивших специалистов по таможенному делу  Приобретенный опыт челнока подсказывал: с такой профессией в жизни не пропасть.

На то и был он маменькин любимчик, ослушаться не смог. Таможенником быть совсем неплохо, почетно и сытно, и форма военная почти была ему к лицу. Семейный совет на том и порешил.

После занятий , Шаляпин не очень спешил домой. Отец находился на службе или опять у друзей, за городом, а домашняя тишина наводила хандру.

Под закат солнца спешил он к новым друзьям, погулять по парку.

Молодая потребность требовала общения. В тайне завидовал своим дружкам, а себя корил за излишнюю стеснительность, которая некстати проявлялась в общении  с девушками.

Домой он возвращался поздно. Ночью, в беспокойных снах, мнил себя Шварценеггером, смело решал чужие дела и судьбы, а поутру, проснувшись, получал очередную долю  разочарования.

Как-то в одной из молодежных вечеринок попробовал впервые вина, и на удивление пришло к нему ощущение смелости.

Не было привычного стеснения, вдруг почувствовал себя известным киногероем.

Жизнь сразу представилась  в ином ракурсе. Каждая жилка  зарядившись  особой силой, и

растворяла робость.  От распирающей лихости становилось тесно самому себе.

Но к утру, смелость выдувалась, как спущенный шарик. От напористой отваги не оставалось

  следа. Огнем изнутри разгоралось   угрызение.  После подобных "улетов", улетали и деньги.
 
Когда ей открылась вся эта картина, она тотчас забросила челночные рейсы  и взялась за него. Ситуация была еще контролируема .

На выпускные экзамены ходила с ним, диплом получали вместе.

На работу устроиться не удалось. Все должности в данной сфере, либо переходили по наследству, либо стоили немалых денег.

Немного, помаявшись, устроился в дизайнерскую студию.

Приятельница матери взяла его под свое крыло.
Быстро вошел в курс дела, и уже через три месяца, сам выполнял несложные работы.

В небольшом коллективе стал всеобщим любимчиком. Мягкий , безотказный, постоянно
находился  под обстрелом молодежных шуточек.  Но замыкался в обидах,сопротивлялся подобным же образом. .

На день рождение, коллектив, подарил ему новомодную сотку. « Ну, как же парень без сотки?».
И дизайнер ведущий, уже немолодой человек,  проникнувшись к нему с симпатией, сказал: « Обучу  всему, чем владею сам, если есть у тебя желание».

Творческий союз только и радовал приятельницу его матери.

Ту странную закономерность, когда он заболевал, на следующий день после получения зарплаты, никто до поры до времени не замечал. Пока однажды кем-то случайно, не был он замечен в ночном кафе.

Внешний вид его нисколько не соответствовал приписываемой болезни, а даже наоборот... Веселье и щедрость кругами исходила от него, даря бесплатную радость окружающим.

Очередное появление его на работе являло собой картину возвращение блудного сына...Все прощалось и списывалось на молодость. Но, когда очередной не выход на работу, чуть не сорвал весомый  заказ, коллектив отказался от его услуг.

И снова мечты и слезы наедине с матерью: « Верь, мне ,мама, ты будешь гордиться своим «Шаляпиным»!

Вдруг захотел жениться по причине любви, но скорей по причине залета. К тому времени стукнуло ему уж двадцать два года.

Девушка оказалась скромной, из порядочной семьи,  не радость ли это для матери?

Только приятельница громко возмущалась: « Как же планирует он содержать семью? Работать не научился, а сексу  враз научился!...».

Она, отмахивалась, оправдываясь: « Теперь будет у него семья, куда же еще серьезней отношение к жизни?».

Повинуясь долгу своему, кинулась занимать деньги на свадьбу.

Статус семьянина не прибавил ему ответственности. Несколько приобретенных им профессий с определенной регулярностью сменяли друг друга.

Причиной всему был тот же «улет». Исчезал на неделю,  домой возвращаться боялся.. Не выносил осуждений и упреков. Мучился раскаянием. Не мог он смотреть своей  матери  в глаза.

Таких «полетов-улетов»  вскоре не выдержала  и жена Ушла к родителям.


И зажил он тогда на два дома, а вскоре осчастливил всех новостью об ожидаемом  втором ребенке.

Старший сын к тому времени, окончив институт, устроился на работу. Поначалу она его не прельщала, бегал в подручных, затем , набравшись опыта, получил должность по специальности.

Зарплата соответственно возросла, поработав, поднакопив, купил себе машину в кредит. Радости не было предела. Мать горделиво думала: все как у людей.

И, кажется, в этот момент, жизнь,  наконец , взяла свой разбег к долгожданному семейному благополучию.

А она тихо радовалась пестрой осени за окном, и возможности находиться постоянно дома. Челночные поездки изрядно надоели ей.


Приятно было каждый вечер встречать домочадцев своих,  в семейном кругу предаваться сугубо   женским заботам.

День зарплаты был у Шаляпина особенным. Маленький зародыш Шварценеггера, дремавший  где- то внутри, именно в этот день просыпался, распрямлялся во всю свою стать, и требовал  новых  впечатлений.

Ему он отказать не мог...А на завтра  возникала  знакомая картина:  укоризненный взгляд матери, мучительное раскаяние.

В тот день он решил больше не знаться с Шварцнеггером!  Довольно с него! Мужик же он, наконец!

Привычный гул ночного кафе вызывал знакомое чувство расслабления. Досаждающего откуда-то изнутри знакомого Шварценеггера  унять ему сегодня  удалось.

Закончился мирный вечер, пришла усталая ночь. Домой возвратился за полночь, приятно удивляясь уцелевшей зарплате.

И все складывалось к благополучному завершению долгого дня, не попадись ему на глаза, в темной прихожей, ключи от машины, которую  недавно приобрел старший брат.

Что-то сверкнуло, мелькнуло в хмельной  голове,  и заразился он вмиг  смелым почином  передать  личный привет  Шумахеру.

На оживленном перекрестке, в массе не затихающего транспортного движения, занесло его на повороте об солидную иномарку.

Выставленный счет его хозяином  равнялся половине стоимости их квартиры. И именно в этот момент, снизошло на него прозрение содеянного... И  тогда испарился, исчез  ненаглядный «Шаляпин» в неизвестном направлении.

Только ночами накатывает на него смелость, ходит   вокруг дома, все не решается зайти.

Не может взглянуть матери в лицо. Боится осуждающего взгляда.

Жалеет сильно ее, и корит, корит  себя нипочем... Работать готов сутками напролет, лишь бы отвести печаль от ее сердца

А она сидит опять в ожидании. В опустившей ночи летят вразброд   мысли неутешные , а он,  почуяв их, позвонит и молчит в трубку.
 
---" Эх, Шаляпин, Шаляпин ты мой, маленький..."

А в ответ вздохи тоскливые. Как они  знакомы ей... он так переживает, как сердце свое терзает...

Так сидит теперь она в своей комнате и  ждет  ночами напролет...

Грустный  клен под окном,   сник ветвями вниз, шелохнуться боится

      Эх, пришел бы скорей Шаляпин, и   успокоил ее сердце.

      Она  давно его простила. В последний раз.