Дежурный свет над дверью никогда не выключался. Он горел всю ночь и, ревностно «приглядывал» за спящими детьми. В огромном круглом плафоне, покрашенном в красный цвет, выделялось слово – ВЫХОД, словно дразня и издеваясь над «жильцами», огромной спальни в детской спецшколе. Здесь всё было, …как положено, а не как хотелось бы, по «домашнему».
Школа была особая. И, не тюрьма, и не колония, а что-то среднее. Подростки, основной контингент спецшколы. Разделены на две категории, девочек и мальчиков. Девочки находились на третьем этаже, мальчики на втором. Первый этаж занимали столовая, кухня и всё, что необходимо для нормальной, в этих условиях, жизни. Частенько среди ночи слышались плач, всхлипывание и, что-то ещё доносилось сквозь подушки, роднее которой не было ближе на этот момент. Дети, попадали сюда по разным причинам, по-разному привыкали и относились к ситуации по-особому. Вначале это было подавленность и замкнутость в себе. Иные реагировали истерикой, не адекватностью поведением. Доходило до телесных повреждений самому себе и окружающим. Каждый в полном смысле слова боролся-преодолевал поэтапно. Постепенно
смиряясь с, увы, горькой действительностью, казённого …мира.
Осень, это пора, которая смотрится здесь иначе, чем там, за стеной-забором. Огромные старые тополя во дворе спецшколы, да и само здание её, старинной кладки, говорили о большом сроке существования этого грустного заведения. Всюду был порядок, строгий и неотвратимый. Так заведено тут с давних пор, так требует устав школы. Хочешь ли, нет, будь добр выполнить любую работу, даже ненужную… что очень болезненно ущемляло детскую душу, злило и поганило её, вынуждая сжимать зубы. Всё это выливалось через слёзы, с мелким тихим стончиком - причитанием по ночам в подушку. Наказание-кара, заключалась, не только «не свободой», но ещё и вот такими мерами, как - хождение строем и только группами в сопровождении старшего – взрослого «воспитателя». Каждый пребывающий здесь «воспитанник» ждал. Ждал свой срок, своё время – вырасти и уйти поскорее отсюда подальше.
А, время, как известно, имеет свойство капризничать, и там, где надо спешить-торопиться, оно встаёт на дыбы, упирается, ползёт по минуточке, по часу суткам и годам. Утомительность и равнодушие этого свойства настолько напрягала нервы, что их просто не оставалось порой совсем.
Эта осень пришла тоже нервная, с ветрами, да такими сильными, что повалило два огромных ветвистых тополя. Благо, что упали они ночью, когда двор был пуст, что не отличало его этим и днём: унынием, и присущим строгим порядком. Сломанные ветви валялись разбросанные по всему двору, покалеченные, как и судьбы «деток» тополей - «мам и отцов» лежавших в лужах с выкорчеванными корнями …напрочь. Вид, ночного урагана, вызывал волнение и испуг. Дети смотрели в окна под впечатлением, и в этом кошмаре, каждый видел своё личное горе. Рядом со спецшколой, находилась церковь. Как то так совпало, то ли задумано кем давно в старину, но церковь и школа были «соседями». С одного кирпича, красного добротного, присущего «тому» времени, как и кладка, надёжная… на века! Что-то в этом соседстве было символично и торжественно. Одним словом, грех и кара… тут же и исповедь под оком Божьим.
Грех, это то, чего – нельзя делать. Мы все в детстве, что-то, да «натворили»… А, как же иначе, невозможно не нашалить, не нашкоднить в детстве! Это всё мелкие грешки, шалости, даже …необходимые порой. Но есть и тяжкий грех, серьёзный, который приравнивается к «взрослой» шкоде - преступлению. Подростку только десять, двенадцать лет, а он уже …совершил преступление…! Конечно, нечаянно порой, иногда глупо, не подумав: просто так, за компанию с друзьями… и не смог удрать. Я, тоже был маленьким в своё время. Шли мы как то с другом, таким же по возрасту и умом одинаковым, по улице, и вдруг нашли… двадцать копеек одной монеткой! Деньги не велики, но «буханку» хлеба купить можно было за шестнадцать! Лето, каникулы, делать нечего, гуляем-бродим. Вот и нашли мы себе «дело». В каком-то здании увидели в окошко …колбасу, висевшую на толстых круглых палках-жердях. Колбасы было много, в несколько ярусов, и просто манила к себе нас, вкусным запахом! Одно стекло в окне было вынуто. И вот в этот «квадратик», оглядевшись по сторонам, мы стали тянуть руки, но, увы, колбаса была далековато, и вытянутых детских рук не хватало. Договорившись с «подельником», решили так:
- Ты, Толь иди за хлебом, а я сейчас палкой натаскаю…!
Стал я подтаскивать сухим прутом «добычу», но колбаса была свежая и ломалась, падая на пол…! Я увлёкся, не заметив, как подъехал «бобик», так назывались тогда в народе милицейские машины. Неожиданно, я повернул голову в сторону дороги…и ахнул, ко мне шёл дядька-милиционер с кобурой на боку. Я опешил и остался так и стоять с протянутой рукой в окно. Секунда, и я сообразил, наконец-то: Бежать! Резко бросив свою палку в окно, я «со всех ног» «пулей» бросился спасаться! Дядька заорал:
- Стоой, стой, стрелять буду…! Я петлял, как мог и бежал во двор от дороги этого «чёртова» места… и орал:
- Стреляй, стреляй…! Крик мой срывался на писк, брызнули слёзы, и я ещё быстрее стал «вилять» в стороны и пригибаться, уходить от «пуль»! Детская наивность принимала всё по «взрослому».
Впереди забор, препятствие, мною преодолённое за секунду! Я перелетел через него, не помня как! Оказавшись на улице, перебежал её и нырнул во двор техникума, где на спортивной площадке играли студенты, кто во что. Оказавшись сразу у какого-то забора, перелез его и очутился в огородах у каких-то людей, а там дальше дворы, дома и снова забор. Тело дрожало от адского напряжения, ещё больше от страха быть пойманным. Всё время оборачиваясь, я налетел на собаку, сидевшую на цепи, та ошалела от наглости моей, не успев сообразить ничего. Я уже был ...на свободе. Обойдя по улице, ещё подальше, всматриваясь во все машины и людей, постепенно восстановил дыхание, но не волнение за друга, Толика.
- Неужели, думал я, сцапают его? - Кто-то же увидел и «выдал» нас… позвонил!
К счастью, всё обошлось! Мы встретились с Толиком, он купил хлеб, не застав меня, ну и пошёл домой к себе. Я рассказал ему всю историю с погоней со «стрельбой» и собакой, и мы так расхохотались! Позже, я долго обходил это место стороной, дабы не попасть в «засаду»…! Так до сих пор и вспоминаем этот свой, уже давний, давний грешок, научивший нас на всю жизнь – Этого нельзя! Да мало ли ещё чего было в ней, Бог миловал.
Вот за такие проделки, и ещё за разные, подобного рода, и «учатся» дети-подростки в спецшколах. И «живут» там, каждый до своего «срока» освобождения. До совершеннолетия. А бывает и так, что отбыв тут до «взрослой степени» их переводят в более «отдалённые места» по серьёзности статьи закона.
*******
Валька прикрывал рот подушкой и время от времени вздрагивал всем телом, стараясь подавить в себе плач, как всегда не прошеный, но так необходимый ему. Сегодня он со своей группой, весь день пилили тополя. Все ветви до самого ствола были отпилены, дальше работали гражданские рабочие мото-пилой. Стоял рёв, и пахло бензином. Валька вдыхал с жадностью этот запах, как что-то родное, необходимое его организму! Он вспомнил свой мотоцикл, там, далеко, где она мог мотаться хоть весь день до ночи. Мотоцикл, его страсть, которая и «привезла» его сюда, и неизвестно ещё, куда же там дальше.
Однажды Валька, пацанчик – подросток, «насобирав» деталей в каждом доме по болтику и гаечке, да в разных кучах металлолома, то крыло, то ржавых разных, одному Вальке известных штук, он собрал ...мотоцикл! Свой настоящий «моцик»! Сначала пацаны катали его просто так без мотора, но Валька орал изображая рёв и лихо так «ездил» по селу. Так они катались по очереди, пока не нашли где-то на реке мотоцикл какого то приезжего рыбака. Рыбак так увлёкся рыбалкой, что в конце дня, собравшись уезжать, домой, онемел от увиденного….! Мотоцикл его стоял …без мотора.
Прошло лето. Ничего как будто не тревожилось в селе, никто не искал мотор, даже разговоров никаких не велось о пропаже. Успокоившись, Валька стал «одевать» своего любимца. В душе творилось невероятное блаженство, даже дух захватывало от предстоящего вскоре, самостоятельного владения «личного» мотоцикла!
И вот, уррааа,,, завёлся! Ликовали все приятели, и мотались по селу, ублаженные лихой ездой! Взрослые, привыкшие, что там, у подростков вечные «железяки» да рычание, не обратили внимания. Но, кто-то из своих же и поведал кому-то из родителей, откуда это чудо всеобщее. Валька жил с родной тёткой по маме, отец «сидел» за избиение Валькиной матери, которая от побоев вскоре и умерла. Тётка работала в колхозе от зари до зари, а, Валька был предоставлен себе. Он ждал отца с нетерпением «оттуда». Когда случилось всё с матерью, Валька был маленький ещё, но помнил всё, до мельчайших подробностей, упавшую навзничь маму, и кровь, много крови. Теперь Валька был готов отомстить, и он ждал тот день, даже «репетировал» сам с собой.
- Ну что ...гад? - насколько можно «мужским» голосом говорил он, представляя приход отца из тюрьмы.
- Ты мамку убил мою, так получай…! И он имитировал удары кулаками и бил, бил – «мстил» за мать.
Утром рано, в комнату зашли двое, милиционер и какой-то знакомый мужчина в плаще.
Валька дрогнул, узнав рыбака, того самого…!
- Ну что Валентин, спросил милиционер: что делать будем с тобой, а?
Спецшкола приняла его, как и всех малолетних бедолаг - несмышлёнышей, строго, так как полагается, сурово. Так же сурово и однообразно – серо, потянулись дни, не уютные горемычные. Учиться заставляли наказанием, всё держалось на страхе принуждении, за всё здесь приходилось отвечать послушанием и повиновением.
Валька плакал по настоящему, даже рыдая как-то внутри себя. Жалеть его было некому. Вспоминал маму, и жгучая волна вновь и вновь подкатывала и выплёскивалась через край, слезами. Становилось легче, успокоительней, на какое-то время. Он научился уже так плакать, и даже «учил» соседа Сеньку. Этот малый попал сюда так же, по глупости, тоже за воровство и, тоже «безотцовщина». Таких «подранков» от случайных выстрелов судьбы было целые «стаи». Как-то прижились сразу друг к другу «братья» по несчастью, и держались вместе, ревниво оберегая все тайны свои общие. Так было как-то легче, и они поддерживали, подбадривали себя, как могли. Вот и теперь, Сенька среди ночи кликнул шёпотом Вальку:
- Валёк, ты чего, слышь?
Валёк затих, набрав побольше воздуха, медленно выдохнув в подушку, ответил:
- Эх, драпануть бы отсюда, Сеньк… я бы бежал и бежал, шиш догнали бы…!
Сенька смотрел на друга с вопросительным любопытством. От красного плафона над входной дверью с надписью «ВЫХОД» лицо Вальки блестело. Он перевернул подушку и вытерся насухо.
- Куда ж ты побежишь, а, Валёк: через забор перепрыгнешь? - Валентин вдруг ответил, чуть ли не в голос:
- Главное решиться! - от чего оба вмиг замолчали, до самого утра.
Теперь Валёк почти перестал «мучить» подушку «нытьём», как он признался Сеньке недавно, мучился он сам, что-то затаив в себе.
А дни ползли и тянулись, и как бы медленно оно не ворочалось, время, осень уже была на полпути к зиме. Ямы от тополей засыпали и сровняли, бережно и аккуратно, как будто бы и не было их тут вовсе, никогда. Двор стал просторнее и ещё пустее обычного. Да и церковь теперь стала виднее, и всем своим строгим взглядом, как бы следила за порядком в душах детей. Только в душе у Валентина творилось что-то невероятное, хаос
мыслей самых разных, не давал покоя. На территорию школы заезжали через ворота машины, разные самые и по самым разным надобностям. Завозили продукты, увозили мусор, кто-то приезжал на легковых машинах и уезжал. Выходил ответственный дежурный, спрашивал: по какому вопросу и, прозвонив ещё куда-то, уточнив и согласовав с руководством школы, открывал ворота. Рядом от «проходной» стоял школьный туалет на два входа. С обратной стороны за забором, раза - два в месяц подъезжала, ассенизаторская машина и выкачивала туалеты. Это всё происходило на глазах у всей школы, все эти передвижения и манёвры машин, отслеживались тщательно. Строго было запрещено въезжавшим, и рабочим что - либо передавать или поощрять «спец школьников».
Валька следил за всем этим и всё запоминал, «кумекая» у себя в голове стратегию побега.
Однажды он вдруг загорелся весь, засиял! Он придумал! Теперь детально «шлифовал»
схему дальнейшего пути следования из-за точения. Основное, выйти, выбраться, уже «лежало в кармане», но сказать об этом Сеньке, он ещё, не решался. Про себя он думал:
- Может не стоит тянуть за собой Сеньку? …Я, то знаю куда мне, а что он, куда пойдёт?
- Ещё вдруг, забоится и «спалит». Так же как «моцик» «накрылся», так и тут.
Предательство, донос «друзей» нанес настолько существенную рану в душе, что самое глубокое его слово в ответ было протяжно и презрительно:
- Эх, выыы…!
Уверенность бежать, укреплялась и подбивала к действиям. Сомнения всё больше покидали и отступали. «Бабье» лето прошло, и наступали холода, особенно по ночам. Этой ночью, Валька решился рассказать дружку о задуманном, но не полностью.
- Сеньк, …шептал Валёк: слышь, ну ты как, со мной…? - Сенька сначала не понял, потом ответил:
- Валёк, а как? Валёк настойчиво переспросил:
-Ты решился? …Если да, то после узнаешь как, понял? …Держись меня, я скажу когда!
- Угу, - прогудел гнусаво Сенька, и что-то забилось в груди, как в клетке, да так громко, казалось, что вот-вот все проснутся от грохота среди ночи! То же самое слышал и Валька.
С обеда, как всегда распределяли «работу», кого на разгрузку на склад, кого-то на кухню, во дворе всегда была одна и та же работа – подметать двор, наводить дорожки и прочее по двору, лишь бы не бездельничали «воспитанники» школы, а заодно и прогулка. Под самый вечер, за забором просигналил клаксон, это подъехала, ассенизаторская машина, качать туалет. Сенька сморщился и произнёс:
- Ну вот, сейчас только его и не хватало, «надуханит» тут «навозник», скорее бы на ужин!
Валька спокойно взял метлу и стал мести вдоль дорожки. Машина, пошумев насосом, замолчала и уехала. Понесло смрадом из ямы туалета.
- Сейчас ещё приедет, - сказал Валёк: …он качает по две бочки всегда.
Сенька крутил носом, морщился от «дерьмового парфюма». Валька мёл дорожку потихоньку и тщательно, двигаясь в сторону туалета.
- За мной! – вдруг вполголоса скомандовал Валёк Сеньке. Сенька оторопел, но и сразу, же зашагал за Вальком.
- Вы куда? – раздалось за спинами товарищей. Воспитатель увидев, как парни направились в сторону туалета, тут же пресёк «непорядок».
- Да в сортир, можно? …А то прямо приспичило вот, - да мы по «быстрячку», а?
Воспитатель, удовлетворённый, что – попросились, разрешил.
- Давайте, только мигом у меня!
Бедолаги вошли в туалет, Валька нагнулся к дыре пола и присмотрелся…
- Маловато выкачал, но уже можно бежать….! Прыгай за мной, Сеньк!
Тот оторопел и застыл, наблюдая за Валькой. Валёк упёрся руками о пол ладонями и повис ногами в дыру туалета.
- Давай, что ждёшь, пока там крышка не закрыта в яме, сейчас машина приедет, и всё…!
Валька исчез в темноте туалетной ямы…. Сенька ещё мгновение собирался-решался и с духом нырнул за Вальком…! По пояс в дерме, пацаны, задыхаясь от неимоверной тошноты, помогая друг другу, вылезли в открытый люк на другой стороне, за забором. Бросившись наутёк со всех ног, в сторону реки, шмыгнули в камыш, и как можно глубже хватая воздух, бежали и бежали вдоль реки по камышу. В казённых, грубых ботинках чавкала зловонная жижа. На расстоянии примерно километра от места побега, Валёк бросился в реку, Сенька за ним! Кое - как, отмывшись на ходу, перешли вброд реку, и за камышами продолжили бег. План удался на славу. В голове стучало… главное решиться!
Они переходили на шаг, переводив дыхание, отдаляясь всё дальше и дальше, и снова бежали, всё больше выбиваясь из сил.
Вечер быстро наступал, ещё и от того, что в глазах было темно от бега: ночь обернула беглецов в свои объятия и надёжно укрыла. Мокрые насквозь, обессилевшие и голодные, замёрзшие прижались друг к другу в камышах. Оба молчали, не выдавая не лучшие чувства к себе от зловония. Вдруг Сеньку стало тошнить, и он забился рвотой. Валёк дрожал от холода и от ответственности содеянного. Что делать дальше, он не знал. Всё что напридумывал там, в спецшколе под одеялом, теперь не помнилось и шло не так. Он просто устал думать. Сенька свернулся «калачиком», грязный и несчастный, прижался спиной к Вальке и затих. Оба уснули в одночасье, подрагивая во сне. Сверху, на них равнодушно светил небесный фонарь – луна, и лишь не хватало бессмысленного слова – «ВЫХОД».
А в школе кинулись не сразу. Никому в голову не могло придти такое, что придумал Валька, за всю историю школы! Недосчитались их лишь, когда построились идти на ужин.
Воспитатель не сразу вспомнил, что пропавшие просились в туалет. Уже после второй выкачке зашёл, и, не обнаружив никого, стал бить тревогу…! Куда можно исчезнуть на глазах двум парням? Искали всюду, только не за забором. О, ч.п. доложили в милицию. Просмотрели всё, что только можно, как сквозь землю…! И только под утро обнаружили «след» ведущий в сторону реки. Их нашли спящими, как двух птенцов в гнезде, вместе со своей «мамашей» долей. Они долго не могли понять, что тут происходит. Занемевшие руки и всё тело, не слушались. Постепенно приходя в себя, дрожа от холода осени, от голода, безысходности и страха перед дальнейшей, теперь ещё большей поганой судьбой.
Их везли на личном автобусе спецшколы. Милиция отказалась везти такое «сокровище» в своей машине. Директор испытывал дискомфорт от всего сразу. От зловония в автобусе, от происшествия из ряда вон выходящего. Он ехал и злился, придумывая кару, неотъемлемый атрибут исправления-«воспитания». Подъехав к воротам, директор повёл детей к тому самому люку - лазейке, откуда они и «упорхнули на свободу».
- Ну что, дряни, вот ваш выход, как ушли, так и заходите…!
Очень зло и настоятельно, с едким сарказмом приказал мордастый директор. Парни, вымотанные и обезображенные, стояли перед люком, который уже сняли, для переделывания его под решётку. Сеньку вывернуло из себя, он забился в спазмах, и затрясся весь, упав на колени, схватился за ботинки директора и заорал неожиданно с кашлем:
- Простите, это он… кх, кх,.. он всё придумал, я… я, не хотел…!
Директор оттолкнул ботинком и брезгливо отстранился от каявшегося. Валька от неожиданности замер и уставил взгляд в Сеньку. Не понимая ничего, что ж произошло, полез в яму под туалет…! Вокруг испугались и до того перепуганные взрослые.
-Назад..! – крикнул директор: нааазаааддд!!!
Валёк вылез кое, как и, чавкая ботинками, побрёл в ворота спецшколы. Смирившись, не обращая внимания ни на кого, оставляя за собой не хороший след. Сенька поплёлся за ним, вздрагивая всем телом. Во дворе в полнейшей тишине, печально смотрели на них дети, специально построенные для «неповадного зрелища».
Утро совсем уже вызрелось. Где-то в мутных серых облаках осеннего неба, пробивался лучик солнца. Он скользнул по куполу церкви, отразился, и вспыхнул! Потом поблёк, затерявшись, где-то в одном из окошек старинного здания спецшколы, построенного добротно, на века…!