Ольга Петровна взяла в руки теплый батон, по привычке сжала его, проверяя на мягкость, испытала приятное чувство удовлетворения. Сунув хлеб в сумку, она подставила сухонький кулачок под сдачу. Мелочь высыпала не считая в кармашек кошелька, а десятки, расправив, положила в другое отделение. Теперь надо было купить пакет молока и сметану. Ольга Петровна уже отошла, как вдруг ее сердце сделало какое-то судорожное движение: она поняла, что среди трех десяток, которые ей небрежно сунула продавщица, одна бумажка была достоинством в пятьдесят, а не десять рублей. Эти десятки так похожи на пятидесятирублевые купюры, особенно вот в такой сумрачный зимний день, когда небо затянуто тучами, и даже в полдень кажется, что наступают сумерки. Она остановилась и замерла, боясь, что вот сейчас продавщица, поняв свою оплошность, окликнет ее, отберет лишние деньги и еще и обругает. И это будет неслыханным позором. Этот рынок она знает как свои десять пальцев. И потом все будут смотреть на нее и думать про себя: вон пошла та самая вороватая старушка. И это будет продолжаться всю зиму, а может, и дольше. Надо немедленно вернуть деньги! Но она уже отошла, а продавщица все молчит, может, ждет, что она одумается и сама вернется? Она ведь может за ней погнаться. Надо скорей отойти подальше и проверить догадку. Ольга Петровна мелкими шажками засеменила за угол хлебной палатки, прошла еще десять шагов, повернула в другой ряд и встала между стеклянным павильоном с корейскими соленьями и овощным ларьком. Тут она дрожащими пальцами расстегнула кошелек и вытащила денежные купюры. Их оказалось : две по десять и две по пятьдесят. Она попыталась вспомнить, сколько денег брала с собой, но не могла – она, перед тем как пойти на рынок, подумала, что денег должно хватить, а когда берешь больше, то и тратишь больше. И все-таки она точно помнила, что пятьдесят рублей она брала у продавщицы.
Надо же, - подумала Ольга Петровна, - в кои веки повезло, можно сказать. Другие то и дело деньги на дороге находят, бывают же такие находчики. Надо бы купить что-нибудь на них. Что-то она такое хотела? Вот склероз проклятый. Надо же какая рассеянная продавщица! Как же она отчитываться будет? Свои доложит, как пить дать. Ой, нехорошо как-то. Что ж это такое? Выходит, я украла эти деньги? Надо вернуть. Но с другой стороны, эти продавцы хлеб перекупают и продают с наценкой. Почему в магазинах он в два раза дешевле? Это при том, что многие продукты там дороже, чем на рынке. Зато рыночный хлеб – он такой мягкий, его привозят два раза на дню, он еще дышит, хлебушек-то. А в магазине, хоть и упакован в целлофан, почему-то твердый. А вот в одной передаче говорили по телевизору, что рыночный хлеб вроде как не совсем хороший, она даже слово запомнила: дутый хлеб. Ну и что что дутый, он живой. Нет, надо вернуть деньги. Хотя эта продавщица однажды так ее обидела. Она дала рубль мелочью, по десять копеек, а так как раскричится – я, мол, не знаю, куда эти гривенники девать. Да взяла и прямо в окошко и выбросила на снежок. Грех-то какой. Нет, надо ее наказать. Но будет ли ей, Ольге Петровне, от этого лучше? От полтинника не разбогатеешь. А помнить будешь всегда. И с каким лицом она теперь будет в это хлебный ларек совать свои деньги? Каким голосом будет просить: Дочка, ты мне помягше дай. Хотя та всегда говорит одно и то же: Хлеб сегодняшний, бабуля. Но иной раз и жесткий попадется. А продавщица не меняет. А еще говорят, что хлеб злых людей не любит. Да она не злая, та женщина, просто настроение у нее разное. Да и то сказать: целый день подавай да подавай, и всем мягкого хочется. Небось, надоели до невозможности. А кто ее на такую работу ставил? Не шла бы. Но с другой стороны, женщина та явно приезжая, выбирать не приходилось. Иные вон за какую только работу не берутся. А тут хлебушек, запах один чего стоит. И люди кто хлеб покупает, добрей становятся. И ласково так хлеб называют : два батончика, полбуханочки бородинского. Но поглядеть на ихние поддоны для хлеба, да на изнанку хлебной избушки – дурно становится: поддоны лет несколько немытые, хлеб какими-то рогожками укрывают. Дурят они нас, а мы умиляемся: хлебушек, батончики. Да и кто знает, какие болячки эта продавщица из ближнего зарубежья привезла и кто ее проверял, она руки моет или нет?
Нет, она, Ольга Петровна, не хочет быть в должниках у таких людей. Пойти вернуть, и немедленно! Чтобы ни кто не смел сказать, что она позарилась на чужое.
Ольга Петровна заторопилась обратно. Подойдя к палатке, она стыдливо посмотрела в лицо продавщице. Вся ее решимость куда-то улетучилась, остался один стыд.
- Что ж вы, бабуля, товар забываете? – упрекнула ее продавщица. Сами кекс попросили, а взять не взяли.
И сунула ей в руку мягкий кекс. Он был в целлофановом пакете, но запах от него был просто потрясающий. И Ольга Петровна тут же вспомнила, что дала сотню, что просила один батон и один кекс, что все правильно, и еще подумала, что у нее склероз, но мир не без добрых людей, люди помогут, если что.