Мужчина досадливо поскрёб изрядную щетину - покряхтев, полез в виноградник. Подвязав пару веток, выпрямился, смахнул со лба едкие бисеринки пота.
Не работалось.
- Сосе-е--е-е-д?... Иваныч!
- По что, ты нынче не поёшь?... Чай дня три молчишь, как воды в рот набрал.
- Небось случилось что - нибудь?
- Не до песен, Анастасия.
Иван Иванович снова поскрёб небритую щеку.
- Что нибудь серьёзное?... - соседка пытливо стрельнула на мужика.
- Да нет. Всё нормально. Не переживай, просто хандра навалилась...
- Ну это не смертельно - пройдёт... - женщина довольная ответом, вновь занялась своим делом.
- И зачем я только посмотрел эту передачу. Всю душу вывернула наизнанку. - в который раз терзал себя мужчина.
Иван Иванович - мужичок солидных годков, был для своего возраста, весьма крепок и подвижен. В селе появился сравнительно недавно - лет пятнадцать, но пришлым его уже не считали. Да и приехал из города, который совсем под боком, можно сказать рядом. Что такое десять вёрст по нынешним временам - пустяк, минутное дело, коль есть машина.
На вопросы, зачем мол подался из города в деревню, отвечал кратко и веско:
- Тоска заела, народу мильон, а будто в пустыне... Одиноко, скучно, муторно!
Среди людей, сразу заслужил добрую славу и уважение за крепкий рассудок, трудолюбие и не прижимистость. Почти не пил, так изредка - по праздникам, да и то не сильно. В компаниях, если видел безрассудный трёп, особенно по пьянке, сославшись на дела, уходил.
С женой ладилось, жалел и по видимому шибко любил. Ещё любил копошиться в саду.
- Эх, жена-а-а, будь на том свете должность садовника, похлопотал - бы, чтоб Создатель мне её доверил.
Оно и верно, всё свободное время проводил в огороде, ласково перетирая мозолистыми руками жирную, как масло, землю. Затем, обильно от пуза, напаивал её водой. При этом, от удовольствия пел. Пел негромко, но всё равно, красивый баритон, со слегка басящими нотками, как предрассветный туман, мягко стелился, ширясь по округе. За песни никто не хаял - наоборот...
- И куда наш Иваныч запропастился?... Спел бы что нибудь наше - всё веселее.
Но сегодня ему не пелось - одолевали думки. После телепередачи об абортах, перевернулось нечто в душе.
- Страсть какую показывают! Совсем озверел человек! Какой он человек - то после этого?!... Одно слово - зверь - хуже!...
А зацепило, когда показывали как проводят УЗИ... Вот он, ребятёнок, махонький совсем, но уже человек. Хорошо ему во чреве матери и от этого улыбается - видимо это чувствует. Но вот, явно чего - то испугался, плачет, сжался весь в комочек, малюсенький такой, дрожит и ищет где - бы спрятаться Но не спрятаться, врач - убийца уже взялся за холодный никель, сейчас будет его убивать, рвать на куски беззащитную, детскую, совсем ещё нежную человеческую плоть.
И замирает безмолвный крик в надежде, что защитит мать. Нет защиты - холодно сердце женщины. Материнское лоно, по замыслу Божьему предназначенное для зачатия жизни, во имя продолжения рода человеческого, становится ему плахой!
Иван Иванович, судорожно глотнув то - ли воздуха, то - ли комок горечи, выпрямился и, уставившись в одну точку, задумался:
- Почему, ну почему у нас так?!... Такие разные мы!
- Вот врач, хладнокровно убивает, а больно мне, как будто душу из меня клещами тащит, а не того мальца! Мне больно, соседке Тасе больно - разговаривал с ней намедни, а врачу хоть бы хны!
Мужчина с досады плюнул, хотя этого никогда не делал - уважал землицу, мать - кормилицу.
- С другой стороны - будь мы все одинаково хороши, тоже в этом не было - б ничего путного - скукота одна.
- Может это и хорошо, что мы такие разные?...
От этой мысли, внезапно пришедшей в крепкую мужицкую голову, засвербило.
- Один высокий, другой коротыш. Толстый - худой, злой - добрый... Своего рода весы: туда - сюда...
Это сравнение ему понравилось, он стал более усердно и скрупулёзно развивать свою мысль, как впрочем всё, за что ни брался.
- Вот взять хотя бы меня, чтобы далеко не ходить... Вроде не дурак, но порой, как отчебучу чего нибудь - стыдно вспомнить. Считаю себя не жадным - а иногда так зажилю, будто это не я! Чего греха таить, особенно при советской власти, когда всё моё и наше, если плохо лежит и..., сопру...
От внутренней чихвостки улыбнулся.
- Мда-а-а-а - хорош гусь, если малость покопаться.
И тут, Иван Иванович от внезапной догадки обомлел - прям остолбенел.
- Возьми рукодельную хозяйку. К примеру: готовит щи. Чего только туда не положит...
При мысли о мясе, мужчина сморщился, после злосчастной передачи, он не переносил его на дух.
- Так вот: капустки, крупы малость, лучка, того - сего, соли - перцу конечно. Чесночок добавить, тоже знатно будет. В отдельности ведь и кушать не будешь, а от перца и вовсе зачихаешься.
- А когда всё готово - с пылу и жару, вкуснотища - язык проглотишь! Но это в умелых руках...
- Другая, из этого - же изобилия такие помои сварганит, неделю плеваться будешь.
От крамольной мысли, Иван Иванович аж - но вспотел.
- Но Бог ведь, наверняка, умелый Творец, когда вкладывает душу в человека, знает что делает. Вот он, как та рукодельная хозяйка, сыпанёт в наш характер немножко доброты, столько - же жадности и зла. Капнет сострадания - следом плеснёт жестокости, чтоб интересней жилось... Только вот почему - то он стал гораздо меньше добавлять совести, ну совсем, еле приметную щепотку!
- Может поэтому у нас такой перекос в жизни?
Мужчина, в который раз заскорузло заёрзал пятернёй по жёсткой седине, впервые за эти дни улыбнулся.
- Конечно, Господь знает что делает и в этом его промысел!...
Песня, вначале очень тихо, затем ширясь, красивым баритоном с приятными нотками еле слышимого баса, словно редкий предрассветный туман, сочно растекалась по округе, веселя души соседей.
26 декабря 2012 г.
с. Чапаево