ТО САМОЕ ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЕ
Недавно я прочитала статью, авторы которой утверждают, что большинство трагических событий в мире приходится на одиннадцатое число. Месяцы при этом могут быть разные (одиннадцатое сентября, один из ярких примеров).
А вот у ташкентцев — другой отсчет. И другое число. И другие воспоминания...
ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЕ АПРЕЛЯ.
Сколько же писали, и сколько еще будет написано об этом апрельском дне!
И заметьте — у каждого «свое» землетрясение.
У меня оно тоже свое.
Но я никогда не забываю этой даты. По очень простой причине.
Двадцать шестое апреля - день рождения моего мужа.
Теперь, после всех и всем известных событий, я ехидно заявляю, что этот день славен тремя катаклизмами, и перечисляю в порядке происходящего: муж родился, землетрясение случилось, Чернобыль свалился на головы.
И добавляю, что лично для меня эти события равно ужасающи....
Но это я так... от избытка зловредства. А на самом деле, в тот день, двадцать шестого апреля, 1966 года, сорок пять лет назад, моему мужу действительно исполнялся двадцать один год. Свекровь испекла «наполеон». Назвали гостей. Многие были с мехфака политехнического, где он учился. Словом — полный парад.
Да, и на письменном столе, покрытом толстым стеклом,стояли высокие керамические вазы с цветами. Две керамических. Пластмассовая — тогда это было очень модно. И стеклянная..
Это все натащила я.
И проснулись мы не столько от стука летевшей штукатурки, сколько от грохота — это вазы бухались на стекло....
И, как ни странно, ни одна не разбилась, и не треснула. И стекло осталось цело.
Я сейчас это вспоминаю, и по-прежнему удивляюсь. Ведь, кажется, все должно было в осколки.
А проснулись мы с криком. Оба. И тут же истерический вопль свекрови:
- Война! Это война!
До сих пор не пойму, почему все кричали «война и бомба»? Особенно свекровь, всю войну прожившая в мирном Ташкенте, тем более, что свекра на фронт не брали по здоровью.
Но она кричала именно про войну, а свекор ее успокаивал.
Почему-то мы не поверили в «войну». Наверное, потому что видели ее только в кино. Но все равно, сначала ничего не поняли. И, как все, выскочили во двор. Стояли и тихо переговаривались. Вот зарева я не видела, честно. Может, потому, что у нас двор-колодец. Навои 14... Все заслоняли стены дома. Да и на небо как-то не смотрелось. Так что пропустила я зарево.
Ну, все, наконец сообразили, что это землетрясение, вернулись домой, стали наводить порядок. Дом наш строили пленные японцы, штукатурку мазали на совесть, толстым-претолстым слоем. Вот она и облетела до кирпичей. Из нашей двери вырвало неплотно вделанный тяжелый замок-защелку. Лежала она на моей подушке. Вовремя мы вскочили....
Ну, подмели мы все это, полы помыли, вазы подняли, посуда не побилась, холодильник работает. Если не считать «ран» на стенах, все, как обычно.
Обзвонили гостей. Сказали, что придут. Ждем-с.
Мы вдвоем решили добраться до моих родителей, узнать, как они там: - телефона у них тогда не было. От нас до Урицкого шел шестнадцатый трамвай. Оттуда, вестимо, рукой подать.
Только трамваев-то и нет. Вообще транспорт не ходит. На улицах толпы. Главное — газет не достать, информации никакой, по радио ничего не слышно.
Словом, пошли пешком.
Добрались. У родителей ничего не облетело, все на месте, посуда не побилась. Позже выяснилось, что как раз в нашем доме и был сейсмический пояс: редкое тогда для Ташкента явление. Вот ничего и не случилось. Но мама вне себя от волнения и безуспешно пытается дозвониться моей сестре от соседки. Сестра жила на Волгоградской. Когда мама дозвонилась и воинственно спросила, почему ее не волнует судьба сына, жившего на Малясова, та очень удивилась, и сказала, что, мол, подумаешь, очередной толчок, что тут расстраиваться. На Волгоградской толчки ощущались далеко не так сильно, как в центре, но тогда мы этого не знали.
Облегченно вздыхая, вернулись домой, и как раз часа за полтора до прихода гостей, включаем телевизор. Как сейчас помню, транслировали очередной концерт декады, по-моему, белорусского искусства. Дикторша что-то говорит, и вдруг... клянусь, мы это видели, - лицо ее вытягивается, она открывает рот, а сказать ничего не может... и тут каааак тряхнуло!! Последняя штукатурка осыпалась!
Вот такого мы не ожидали. Нам в голову не приходило, что будут еще толчки!
Конечно, никакие гости не пришли. Явно не до того было... Зато на следующий день слухов, слухов! И что под самым центром проходит разлом, и что сто лет назад было такое же землетрясение, и жившие здесь узбеки ушли на окраины,где сейчас Старый город, и что из Японии привезли рыбок, которые могут предсказывать следующие толчки, и что количество баллов занизили, чтобы не принимать помощи от иностранцев, и что Ташкент должны были объявить открытым городом, и воспользоваться предложениями зарубежных стран...
Удивительно то, что жертв практически не было. Во всяком случае, при таком землетрясении все могло быть куда хуже. Ашхабад-то лег. И народу погибло немерено. А потом, много позже — Спитак... Тут же - трещины, рухнувшие дувалы, Кашгарка вся аварийная, но и только! Вот такое везение бывает правда один раз в ….. лет. А ведь толчков было много.
Вот у нашего дома обвалился угол, тот, что выходил на Навои. Противоположный от нашей квартиры. Слава богу, и на этот раз обошлось без жертв. Никого не придавил: ни на улице , ни в квартире.
И вот что непонятно: на меня все это произвело очень странное действие. Как только начиналось очередное землетрясение, я словно каменела. И никуда не бежала. Потому что прекрасно сознавала, что с нашего высокого третьего этажа никуда не убежишь. Землетрясение закончится раньше. А, следовательно, чему бывать... Муж злился и запрещал мне входить в квартиру. Но на меня ничего не действовало.
- Все равно не убежишь — твердила я. Начинается землетрясение — я подхожу к зеркалу и начинаю причесываться... наверное, тоже своего рода психоз. В обратную сторону.
Привезли палатки. Оба двора — и наш, и моих родителей так и провели лето по-походному. Но родители мужа ушли к родственникам. Мы — к сестре. И вот там/она жила на первом этаже/ мне впервые удалось убежать от землетрясения. Я была одна дома. Готовилась к сессии. И тут началось. Я тут же вымахнула в окно, забыв про привычное оцепенение. Но опять же, не испугалась. Просто некий инстинкт сработал, что ли? Больше такого не было, ни до, ни. после....
А вот студентам от землетрясения была некоторая польза. Мы тогда учились на Хадре, в здании бывшего востфака: ветхом и ненадежном. Время от времени, кто-то входил в аудиторию и объявлял о том, что вот-вот будет толчок, и нас срочно распускали по домам. Да и сессию мы сдавали досрочно, а преподаватели вообще не придирались, и слушали в пол-уха, видимо, стараясь, поскорее пропустить поток, а то, вдруг, мало ли что...
Так вот, моя окаменелость не прошла даром. Загремела я в больницу. В шестнадцатую. На Домбрабаде. Нет. Не в психушку. В кардиологию. Больница находилась на месте бывшей дачи генерала Петрова, а вот огромный сад сохранился. Такое живописное местечко! И гранаты тогда доцветали.
В этом саду мы втроем и сидели,: муж, свекровь и я, когда случилось очередное землетрясение. И мы впервые в жизни видели ЭТО со стороны. Как деревья, казалось, вот -вот вырвутся из земли. Как содрогается сама земля. Как ходило ходуном большое, серое шестиэтажное здание... вернее, смещалось относительно самого себя, каким-то чудом не рассыпаясь на блоки.
Когда я вернулась в палату, оказалось, что у одной из больных от страха и потрясения пошла горлом кровь. Мы лежали в большой многоместной палате, не помню, то ли на восемь, то ли на двенадцать человек, так вот, она призналась потом, что не может заснуть. Боится.
Нет, люди вели себя очень по-разному, и никого, никого ни в чем нельзя винить. Уж так они устроены, эти люди. Психика — вещь тооонкая. Тоньше Востока.
И тогда, для меня страшным ударом был, скажем, взрыв цирка. Не знаю, по каким соображениям. Если здание было настолько крепко, что обычным способом его нельзя было снести, тогда зачем взрывать? Впрочем, это ощущение потери и сейчас не прошло.
А домик на Самаркандской, где умерла Вера Федоровна Комиссаржевская? Да. Он был ветхий. Но этот домик нельзя было рушить!!
А улица Двенадцати тополей? Если уж нельзя было оставить улицу, то название должно было воскреснуть! Пусть даже в другом месте! Где еще могла быть улица с таким названием, как не в этом, веселом, звонком, щедром и родном городе?!
А его сносили. Конечно, понимаю, все понимаю, только до землетрясения, не поверите, я могла перечислить все дома на Энгельса, от Малясова до Алайского...
Малясова зато осталась совсем целой. Ничего не сносили. И на Кренкеля тоже. Да и на Урицкого.
А когда я вышла из больницы, мы жили на Чиланзаре, у однокурсника мужа. Вокруг кипела стройка: поразительно, как быстро поднимались дома. Нееет, что ни говори, Рашидов совершил чудо. Как же быстро все это строилось! Правда, те, кто взял ордер «под котлован», не желая уезжать из центра, получили квартиры позже остальных. Но ведь получили!
Ох, сколько же домов построили, и за какое короткое время.
А девчонки постоянно норовили пробраться в городки строителей, потому что там продавали дефицит. И даже японские зонтики-автоматы!!
Но трудились люди на совесть. День и ночь, в прямом смысле слова. Катта рахмат им и низкий поклон!
Причем, заметьте, центр города почти не тронули, если не считать Кашгарки и района вокруг ЦУМА. Сердце Ташкента сохранили в неприкосновенности.
А нам на всю жизнь запомнился один анекдотический случай. Дома в первых кварталах Чиланзара стояли так: нос к носу. И если приглядеться, было видно все, что творилось в квартире напротив. Нет, мы-то не приглядывались. Но лето, все нараспашку....
И как-то вечером несутся дикие вопли:
- Убивают!Убивают, убили, сволочь ты этакая, спасите!!
Ну, мы к окнам. И видим дивную картину. Совершенно затурканный мужичок остервенело укачивает грудного младенца. По комнате кругами бегает растрепанная особа и орет, что ее убивают. Тот молча продолжает трясти несчастного ребенка. Децибелы все нарастают.
Мы умираем со смеху.
И оба запомнили это на всю жизнь, и часто рассказываем гостям...
Если это когда-нибудь прочтет Лялька Джавадова, она подтвердит. Потому что моя однокурсница Ляля жила в этом доме . Красавица Ляля, посмевшая бросить картежника и бабника мужа,... и это с двумя детьми- близнецами... Удивительнее всего, что родители ее поняли и приняли. Она не сдалась, закончила университет, устроилась в аэропорт....
Очень хотелось бы, чтобы она нашлась. Но я уже боюсь исполнения этого желания. Потому что слишком многих успела похоронить.
Но меня опять несет на волнах воспоминаний.
А ремонт закончили к середине сентября.
Осенью мы снова въехали в наш дом.
Завалы в центре были разобраны. Дома поднимались на глазах.
Тогда это называлось дружбой народов.
Сейчас — успешным менеджментом.
Только вот что-то не слышно о современных успехах подобного рода. Менеджмент слабоват?
Говорят, Спитак так и остался недостроенным.....
А меня до сих пор спрашивают:
- Неужели вы пережили ташкентское землетрясение?
Пережила. И не только я.
И несмотря на трагедию, многие согласятся, что это было не самое плохое время в нашей жизни.
Татьяна Перцева.
Москва, за пять дней до сорокапятилетней годовщины Ташкентского землетрясения.