Я не видела войну, к счастью, я родилась в мирное время, но слово «война» вошло в мою жизнь с раннего детства в образе какого - то ужасного чудовища, которое пожирало всё живое на своём пути.
С тех пор, как я начала себя помнить, рядом со мной всегда был мой папа. Я отчётливо помню, как он, возвращаясь из поездки, радовал меня новой игрушкой, огромной куклой в красивом цветастом платье с большими голубыми глазами – о чём можно было только мечтать.
Помню, как мы с папой идём в длительную прогулку по лесной тропинке, помню папины рассказы и сказки, которые он сам придумывал для меня, а рассказывал их как самый лучший сказочник или волшебник на свете.
Но чудесные воспоминания детства разрываются, между ними вклинивается горькое и страшное открытие – у моего самого лучшего в мире друга, такого любимого и дорогого папочки нет ноги! Я узнала об этом в возрасте примерно 3 -4 лет, а потрясение помню до сих пор. Как больно мне было это осознавать, как я плакала и спрашивала его: «Скажи мне, папа, а где твоя ножка? Кто отрезал её? Где она теперь? Тебе очень больно, папа? А как же теперь ты будешь ходить?» Папа успокаивал меня: «Ты успокойся, доченька, мне уже не так больно. Моя ножка осталась на войне, вот там мне было очень больно. Война давно закончилась, рана моя зажила, не надо плакать».
Это ужасное открытие не давало мне покоя ни днём, ни ночью. Я вновь и вновь спрашивала его о войне. В моём сознании война была страшным чудовищем, которое в любой момент может возвратиться и съесть моего папу или маму, братика, а может, и меня. Потрясение было настолько ужасным, что даже во сне я думала об этом.
Вторым страшным открытием для меня было то, что при ходьбе папа пользовался протезом, который держался за счёт ремня на его плече. Страшно было мне, когда однажды я увидела растёртое в кровь папино плечо, видимо, протез был новый и не совсем удобный, папа ещё только привыкал к нему, испытывая огромную боль. Чуть зажившая за ночь рана на плече, за день снова растиралась до крови, как же больно было ему!
Мне снова и снова хотелось узнавать от папы, как шли военные действия, как он вместе с другими солдатами воевал, как ему, раненому, помог знакомый санитар, который подобрал его на поле боя, как он попал в госпиталь. Каждый раз, на протяжении ряда лет, я слушала его рассказ с огромным волнением, как будто что – то может измениться, но вздыхала с облегчением лишь тогда, когда папа доходил до того места, когда он возвращался домой, к своей маме, как она встречала его, как окончилась война.
Лишь в этот момент я осознавала, что ему больше ничего не угрожает, всё страшное осталось позади. Каждый раз наш разговор заканчивался примерно одинаково: «Папа, как хорошо, что санитар Щербак увидел тебя там, на поле боя, и увёз в медсанбат. Хорошо, что врач вылечил тебя и ты живой. Как бы мы без тебя жили сейчас?» Я обнимала папу своими маленькими ручонками, прижималась к нему и шептала на ушко: «О войне ты больше не думай, она никогда не придёт к нам».
... Я не видела войну, к счастью, я родилась в мирное время, но слово «война» вошло в мою жизнь с раннего детства в образе какого - то ужасного чудовища