Она так и называла его "Поросёнок". Она была замужем за его розовым пятачком и мясистыми ляжками, за розовым сальцем, просвечивающим сквозь тонкую человечью кожу.
Дважды опоросилась она и принесла двоих поросят. Теперь их стало трое, и что делать с ними - не могла она понять. Разум требовал бежать, бежать прочь на легких крыльях, в страну вечной юности, но что-то животное, древнее заставляло ее любить запах милых белобрысых макушек и целовать влажные пятачки.
Она была эльфом с тремя занозами в заднице. Перед другими эльфами стыдно, но и вытащить эти занозы она не могла. То ли духу не хватало, то ли руки были коротки.
Поросята по-своему любили ее, совершенно земной, розовой любовью. Как уж могли. Ей же нужна была совсем иная любовь.
Ни каменный дом, ни вкусная, обильная пища и питье не могли её удовлетворить. Ей нужен был вихрь, ураган! Да такой, чтоб щепки летели, чтоб шевелились камни, а прочная кладка благополучия осыпалась вроде карточного домика.
И однажды это произошло. Он пришел. Ураган. Смерч. Волк.
Поэт-безумец, ходящий по-над безднами. Ничего не имеющий, кроме доброго имени и дворянства, ищущий ту, что дерзнет вместе с ним познать... Ну, и так далее.
Скрывать она ничего не стала.
Старший поросенок, прямо скажем, такого не ожидал. Младшие поросята были слишком малы, а потому веселились и плясали, не обращая на Волка никакого внимания. Но старший нахмурил узенький лоб, дернул ушком , почесался в раздумье...
Поэта-безумца отловили и отвезли на заброшенный склад. Долго и со вкусом били. Убили нечаянно.
И хороший знакомый той же ночью сжег неучтенного покойника в огнедышащей печи местного крематория,при котором работал.
Косточки тонкие, хрупкие сгорели быстро, рассыпались пеплом.
И не приходил Волк больше, и розы не дарил, не угощал французскими булочками в дешёвой кофейне...
Она опоросилась ещё дважды. Поросят стало пятеро. Она погрустила о том, чего не было(а очень хотелось), оборвала свои тонкие стрекозиные крылышки и солидно прибавила в весе. Научилась говорить "мимими".
Мимикрировала. Прижилась.
И только в лунные морозные ночи, мучаясь от неясной тоски, выходила она во двор, закидывала голову вверх и выла долго, протяжно.
Выла о дремучих лесах, о синих тенях на снегу, о тонкорунных овцах на зеленом лугу да о нежном, серебряном звоне их шейных колокольчиков.