начало здесь: http://proza.ru/2013/01/04/417
— Здрасьти, — говорит, — уважаемая Фаина Исаковна. Я к вам. Мне бы поговорить с вами по поводу Светланы. Я, — говорит, — с просьбой. А у меня от вида только ее мороз по спине. И не сразу поняла, про какую-то такую Светлану, и руки онемели, ключами дребезжу, дверь открыть не могу. И впускать в квартиру боюсь без деда, тот за пенсией ушел как раз...
***
— Долго мы с ней говорили, часов несколько. Я, по правде сказать, сразу погнать ее хотела, да испугалась поначалу, мало ли… проклянет еще или порчу какую на тебя наведет. А потом даже неловко стало, и выгонять уже не хотела, когда поняла, что всю эту беду на нее, Лидию, скинули. Она мне не сразу тетрадку показала, потом уже. Сейчас, сейчас я тебе ее найду.
Фаина Исаковна взяла табуретку, подставила ее к старому высокому шифоньеру, долго шарила руками, наощупь разыскивая нужное, и, в конце концов, достала пыльную толстую тетрадь, перевязанную ленточкой.
— Вот, — протянула она Артуру то, что было спрятано под пылью все эти годы.
Артур развязал ленточку безымянной тетради и, прочитав на первой странице «Мой дневник. Соколова Света. 8 «А», тут же захлопнул и вытаращил на бабку глаза.
— Бабушка! Это же личный дневник Светкин! Личный! Ты понимаешь хоть?! Ты что, его читала? Его эта Лидия принесла тебе читать?! Это же свинство, ба!
— Да, погоди ты, Артур, возмущаться. И не читала я, только начала. А что мне тут читать — писала девчонка про каждый свой день, ну про тебя там, и что… Я так и сказала тогда, что нам не надо и знать всего этого. Да Лидия-то оставлять и не собиралась, она просто хотела с тобой как-то связаться, чтоб ты помог, вроде как. Но я с родителями посоветовалась, а они — и папа, и мама — категорически запретили вообще тебя впутывать в эту историю. Сказали, что, мол, если психологи, врачи разные и эта Лидия-знахарка помочь не могут, то нечего и мальчишку, тебя, то есть, баламутить. Сами, мол, пускай разбираются. А эту тетрадку, Артур, изучили уже не одни глаза. Светку поместили в больницу для психических больных, потому что она потом, после повешанья этого, еще и вены пыталась резать, и в окно выпрыгнула со второго этажа, руку сломала. Ее одну в процедурной оставили на минуту. В общем, если уж человек решил свести с жизнью счеты, он это сделает, как ни карауль. Крышу девке снесло. Да…
— А сейчас? Сейчас…
— Да, подожди, расскажу все, раз уж взялась. Лидия… Вид у нее хоть и грозный, а женщина замечательная. Она ясновидящая, лечением занимается, набожная очень, до странности даже. В наше время-то… Она Светлане не родственница никакая, крестная просто, оказывается. Но считает, по всему видно, что это важнее, чем просто мать-отец. Это к ней Светлану из больницы и увезли. В городе у Лидии квартира, вот она и забрала девчонку к себе из больницы. Уже когда родители уехали, Лидия узнала, что Светлана беременна. Поговорила с матерью-отцом, а те развели руками — оказывается, у Светки твоей, горемыки, проблемы какие-то с сердцем, аборта делать нельзя. Светка как только осознала, что еще и ребенок будет, совсем умом тронулась. Вот, — Фаина Исаковна потыкала пальцем в тетрадку-дневник, — тут, говорит Лидия, можно наблюдать, что у нее на душе творилось. По этой тетрадке, Лидия говорит, ее, Светку, и лечили в психушке, причины искали, источники. И Лидия сама по этим записям тоже Светку получше узнавала. Сильно, говорит, помогла эта тетрадка. А тут, глянь, все про тебя, да про тебя, с первой до последней странички. Я, правда, не читала… — Фаина Исаковна слегка покраснела, поняв, что проговорилась.
— Бабушка, ты мне скажи… я вот слушаю да не понимаю все-таки, она к нам-то для чего пришла тогда? — Артур не мог понять пока связи между всем, что произошло, и визитом этой Лидии к его старикам.
— Тут как раз все понятно. Я, правда, ошалела от такой наглости, я, конечно же, отказала. Но не выгнала же, выслушала, посочувствовала. Но причем тут ты? Я даже не думала, и правильно сделала, между прочим, тебе говорить. Или матери с отцом. Еще чего!
В общем, Лидия говорит, что, мол, спасать надо девочку, не дать пропасть и не дать потерять ребенка. Между женскими врачами и между психиатрами спор зашел тогда. Светке скоро рожать, аборт-то, по любому, уже прозевали, просрочили — лето на дворе, пузо уже шевелится вовсю, а у нее с головой и был, и есть непорядок. Да после всех этих вешаний, прыганий, таблеток разных, какой, мол, ребенок родится, говорили одни врачи. А другие соглашаются, что лучше б, конечно, как-то не рожать после такого, но девать некуда. А сходятся все в одном — ребенок уже есть и будет, только вряд ли будет здоров, а уж то, что его отдадут матери-девчонке, даже и речи быть не может. Отказ надо, мол, делать сразу после рождения. А то заранее написать такое заявление. Хотя… и то, и другое решение принять сама роженица не может по причине умственных отклонений. Родители и слышать ничего не хотят — не нужен им такой внучок, само собой. И выхода никакого… Сидит тут Лидия, плачет, смотрит просящими глазами, а я не пойму, Артур, и сама, куда ж она клонит.
А она, представляешь, какой себе план разработала, чтоб ребенка не отобрали?! Говорит, что, мол, внук ваш, в которого Светлана и сейчас влюблена, про которого весь тот дневник исписан и которого она рисует на обоях дома, по которому плачет, все равно теперь за границей и, как вы, мол, говорите, навсегда уехал, мог бы, говорит, только один спасти ситуацию. А я никак в толк не возьму, причем тут мой внук. Ты, то есть. И как это ты можешь что-то тут спасать. Причем тут ты-то? А она говорит, что если бы, мол, Светланке замуж выйти за Артура вашего… Меня аж перекосило! Ну, говорит, даже не обязательно, а просто, можно ли, говорит, мы отцом запишем Артура. Тогда ребенка сохраним, не заберут после рождения. И времени, говорит, уже совсем мало, скоро рожать.
И вот, Артур, подумай, что я могла ответить? На физрука твои родители заявление отнесли в милицию, а потом забрали. Не знаю, почему. Может даже, — Фаина Исаковна приложила палец к губам, зашептала, — Может даже, денег с него взяли. Он предлагал, приходил. Мамка ж твоя кровожадная до денег, сам знаешь… Ну, не буду брехать, это уж я не точно не знаю. Предположения наши с дедом.
— В общем, — вдохнула, надеясь, что разговор движется к своей завершающей части, — все так у них и случилось. Светка родила, Лидия никакого выхода так и не придумала, дитя в роддоме еще с полгода болталось… Мальчик родился, кстати. Потом в дом малютки забрали. Но, правда, на что ума хватило там у организаторов этой экспроприации, так не отдать никому его на усыновление. Лидия там «подмазала». Светка после родов совсем в себя пришла, стала серьезной и спокойной. Лидия ее своими методами лечила, потому что, сам знаешь, как в психиатрии нашей лечат: лег слегка дураком — вышел полным придурком.
В общем, никого они, конечно, не подговорили на фиктивный брак или просто на запись отцом. Лидия, говорит, и деньги предлагала за это немалые, да так и не вышло, не успели они. Без установления отцовства в ЗАГСе, сказали, никого писать не будут. Все это время Лидия со Светланой в дом малютки, позже в детский дом и ходили, и ходят. И даже мальчика домой забирают, как я знаю. И мальчишка никаким не уродом родился, хорошенький. У него только проблемы какие-то — не разговаривает. До двух лет молчал, не волновались, а вот уж четыре годика, а молчит все. А так — ничего, развитый, хороший пацан. Это уж я через свою заведующую новости узнаю, она какие-то контакты с соседкой Лидии имеет. Изредка и рассказывает как там да что.
В общем, Артур, я все рассказала, бери это дневник да сам решай, что с ним делать. А я грех с души снимаю с твоего разрешения, ладно? Прости уж.
Артур обнял бабушку, сходил за дедом к соседям, потом ушел в свою комнату, и до утра из-за двери не раздалось ни звука, только узкая полоска света от торшера освещала коридор.
Читать личный дневник — дело грешное. Артур понимал это, он никогда не проявлял любопытства к тому, что его не касалось. Но в этот раз, понимая, что там, внутри, есть то, чего он не знать не может, открыл тетрадь и всю ночь, строчка за строчкой, читал жизнь своей Светланы.
Он вспоминал те эпизоды их школьного общения, которые он, как и любой пацан-восьмиклассник, просто не мог понять так, как это представлялось ей, тонкой и романтической, умной и уже совсем взрослой. Оказывается, всегда, когда он по вечерам топтался под окнами ее дома, она из-за шторки следила за ним и мечтала, чтоб он пришел, не смущался. Оказывается, она попросилась в Снегурочки только потому, что подслушала разговор завуча с директором о том, что самым веселым и затейливым Дедом мог бы стать Шпатцер. Оказывается, физрук сорвал все планы потом, забрав эту роль опять себе. Оказывается, Светка стихи ему, Артуру, посвящала, но стеснялась их показать. Оказывается, она призналась маме, что влюблена, а та на нее наорала. Оказывается, и Света под окнами его квартиры иногда бывала, сидела вон за тем кустом старой уже сирени и в окна подсматривала, видела, как Артур гири тягает, как, распахивая настежь окно, тренируется в своей комнате… Как он мог не заметить, что тоже небезразличен Светке, почему не увидел под строгим взглядом и кажущимся безразличием, как грустит о нем и она. Почему он, такой сильный и смелый всегда, не решился обнять ее однажды, путь даже и получить в ответ пощечину, пусть!
«Нечего придумывать страсти по Шекспиру, Штапцер твой еврей, он в Израиль уедет и будет золотыми зубами торговать, а тебе что там делать? Маленький, плюгавенький, шнобелем своим солнце загораживает, вот уж пару нашла, дурочка! Только через мой труп — узнаю, что с ним водишься, в другую школу переведу!» Оказывается, это не первый дневник ее, предыдущий мать нашла, прочитала, и устроили дочке всей семьей судилище.
***
Найти Светлану в городе оказалось делом нехитрым. Ни в одной справочной, правда, не значилась ни одна Соколова Светлана Джамиловна. Но мир не без добрых людей, и Артур, всучив шампанское и целый пакет мандаринов охраннику психоневрологического диспансера, уже слегка веселого по причине утра последнего дня уходящего года, остался вместо него поднимать-опускать шлагбаум, а Иваныч пошел «в разведку к санитарам-друзьям».
***
Артур подошел к дому номер 13, осмотрел двор и остановился, придумывая причину своего визита. Предвидеть реакцию Светланы он не мог, а от этой встречи зависело многое, это он осознавал. Была мысль сначала наведаться с подарками в детский дом, но он решил, что это будет перегибом, и последствия могут быть нехорошими для самой Светланы, мало ли как обстоят дела.
Артур стоял за густыми зарослями туи, наблюдал за праздничной суетой жильцов и тех, кто пробегал транзитом мимо дома на остановку и в магазин, и думал, думал, рисуя совершенно противоположные картины.
На детской площадке, с горки, укатанной и обледенелой от саночных полозьев, катались дети. Родители топтались, ежась от легкого морозца, вокруг. Кто курил, кто последними новостями делился, спиной к нему на лавочке «сидели» две женские шапочки. Одна, более солидная, из голубой норки, уверенно согревала женскую голову. Вторую, бледно-голубую вязанную молодые девичьи ручки без перчаток постоянно поправляли — пышные светлые волосы вырывались на свободу, стоило только девушке пошевелиться.
Ошибиться Артур не мог — Светкины волосы, хоть не собранные в косу и не такие длинные, какими он их помнил, перепутать с другими он просто не мог. Он продумал уже сотню вариантов своего появления перед скамейкой, сотню разных «Привет!», «Здравствуй, Света!» и «С Новым годом!». В конце концов, собрался с духом и пошел по тропинке в сторону скамейки, решив, что подходить сзади, исподтишка, не совсем прилично.
Все испортил какой-то мужик, стоявший все время у детской площадки с газетой в руках. Он вдруг направился к женщинам, опередив Артура буквально на пару секунд. Подошел, протянул свою газету со словами «Вот, почитайте-ка, девочки», вернулся к горке и стал отряхивать от снега и усаживать в санки одну из девчушек, свою внучку, по всей видимости.
Артур боялся скрипнуть снегом и теперь просто замер на полпути, наблюдая за Светланой и Лидией, сомнений в том, что это были они, уже не оставалось.
— Зачем ты это сделала, теть Лида? — Светлана прочитала что-то в газете, сунула ее в руки Лидии, встала и крикнула: «Артур!»
Артур вздрогнул от неожиданности и чуть было не отозвался, когда в следующую минуту со стороны детской площадки навстречу Светлане поспешил маленький растрепанный мальчишка с раскрасневшимися щеками и длинной веревкой в руках, которая тянула пластмассовые большие санки-блин.
— Ты что?! Ты что, Света?! Я тут причем?! Я не делаю этого, ты же знаешь! Ты так решила, потому что замерз, да? — пожилая дама возмущалась и догоняла Светлану с сыном. Она бросила в сторону газету, потом обернулась и топнула на нее, вдавив прочитанную новость в снег.
Когда дверь подъезда закрылась, Артур подошел и поднял помятую, рваную бумагу. Он вернулся к своему укрытию, туям, и стал скрупулезно пролистывать пятничную «толстушку». Нигде ничего, что могло бы как-то касаться Светланы, найти не мог. Новости культуры, события города, какие-то стихи, поздравления, страница здоровья, всякая прочая газетная шелуха… Нет, никакого даже намека. В самом конце — сводка происшествий. Знакомая фамилия, имя и отчество и еще ненавистное имя ненавистного вот уже пять лет сказочного персонажа — Дед Мороз… И заголовок коротенькой заметки — «К кому-то в этом году Дед Мороз не придет».
«Оказывается, и Дед Мороз может замерзнуть… За последнюю, предпраздничную неделю, не смотря на совсем слабые морозы, отмечено три случая обморожения и два смертельных исхода. Один из двух погибших, Чапунов Р. Г., возвращаясь с праздника, на котором он развлекал публику в роли Деда Мороза, решил сократить путь к дому и отправился через парк, где его и нашли сегодня утром. Дед Мороз, находившийся в сильном опьянении, просто замерз под елью… Печальный, совсем не сказочный случай. К кому-то сегодня ночью дед Мороз не придет, увы».
Реагировать как-то совсем не хотелось. Никак. Артур понял, что имела в виду Светлана — заподозрила свою крестную в колдовстве, похоже. А зря — за Романом Геннадьевичем грешок этот всегда водился, хорошо подвыпившим его дети не только часто видели по выходным, иногда и помогали дойти до дома. «Просто совпадение, зря Светка…» — думал он и медленно нарезал круги вокруг дома.
Совершенно неожиданно в очередной такой обход он чуть не столкнулся со Светланой. Она шла прямо ему навстречу, оставалось совсем ничего, каких-то десяток шагов. Он испугался, но тут из автобуса вышла толпа людей, в которой он поспешил потеряться. Пока Артур думал, как быть, догнать ли, не надо ли, буквально задев его локтем, рядом прошла, держа за руку малыша, Лидия.
Артур пошел следом за ними, невольно слушая то, что женщина говорила ребенку.
— Мама в магазин сходит, и тоже придет на елку, не волнуйся, Артурчик! Мы пока разденемся, займем места, и мама придет, еще рано. Мы еще и погуляем, на деток посмотрим. И каждый день гулять будем, да?
Мальчик улыбался и радостно кивал. Он дергал за рукав Лидию, показывая пальчиком то в одну, то в другую сторону, радовался гирляндам и елкам в витринах.
Артур не помнил, как пришла в голову эта бредовая идея, но он очень обрадовался ей, остановился, подумал — до Нового года оставалось семь часов. Он почти бегом вернулся к тринадцатому дому, обошел его несколько раз, вычисляя окна нужной квартиры. Увидев нараспашку открытую форточку в одной из комнат со стороны двора, он радостно что-то промямлил про себя и минут пять стоял, разглядывая в темноте стены здания.
Остаться совсем незамеченным не удалось — любопытная старуха из квартиры этажом ниже, уставилась на появившееся за стеклом лицо «скалолаза». Артур не нашел ничего другого, как кивнуть бабке «здрасьте», улыбнуться и продолжить путь.
— Не надо вызывать никакую милицию, я свой, — бубнил он, втискивая себя в форточку кухни.
***
Он на цыпочках обошел квартиру, отметил для себя самое важное: отсутствие елки и каких-то примет Нового года в принципе, стену в прихожей, изрисованную изображениями клоунов, прототипом которых являлся он, Артур. На полке у двери лежал паспорт на имя Соколовой Светланы Джамаловны и куча неоплаченных квитанций. Квитанции Артур сгреб и положил в карман куртки, паспорт полистал, потом достал из кармана ручку, присел на пуфик у двери и уверенно стал править страницы документа личности. Зачеркнув «Соколова», печатными буквами написал «Шпатцер», на пустой странице «дети» вписал «Шпатцер Артур Артурович». Довольный, положил на место паспорт и вышел, теперь уже через дверь.
***
— Я не понимаю…Что за шутки? Кто это?! — Cветлана нервно мерила шагами квартиру и не верила оправдывавшейся Лидии, что она тут ни причем и сама ничего понять не может. — Как такое может быть — мы ведь никогда с тобой елку не ставили… И подарки… Я не понимаю… И как можно было попасть в квартиру, скажи, а?!
Маленький Артур не слышал ни возмущений, ни удивлений, ни споров — он радостно скакал вокруг елки, щелкал переключателем гирлянд, садился в огромный самосвал-подарок, рычал, урчал, смеялся, грузил конфеты и высыпал их пол елку.
— А это что?! Смотри, смотри!!! — Cветлана побледнела и побежала на кухню к Лидии, показывая свой паспорт.
В эту минуту в дверь позвонили.
— С Новым годом!!! С Новым счастьем!!! — звон бубенцов и радостные крики прервали диалог двух растерянных женщин. Из комнаты выбежал и сиял от восторга малыш.
В дверях стоял красивый, с улыбкой до ушей, разноцветный, сверкающий радостью клоун!
Он достал из своего колпака еще один колпак, поменьше, и вручил его мальчику.
— Принимай! Помогать мне будешь?!
Мальчишка, увидев настоящий клоунский детский костюм, стал тут же в него обряжаться, стягивая с себя штанишки, рубашку и жалостно поглядывая на мать — «Помоги!»
— Господи… господи… — в дверях кухни приговаривала Лидия.
Светлана, очень смущенная и совершенно потерявшаяся, помогала Артуру маленькому облачаться в клоунский костюм.
Куранты начали обратный отсчет, в доме рождался праздник.
***
— Уважаемая публика! — приветствовал конферансье переполненный зал. — А сейчас ваши любимчики — Шпатцер большой и Шпатцер маленький! Семейная династия клоунов — наши веселые воробышки будут весь вечер дарить вам радость!
— Ну, что, готов, Артур?! — Артур старший отогнул краешек занавеса, чтобы убедиться, что Светлана сидит в своем кресле в первом ряду, показал сыну.
— Готов, папа! — мальчик-клоун подмигнул отцу и первым выбежал в ярко освещенный зал цирка под грохот веселого марша и аплодисменты радостной публики.