Конечно, рассказ о Рождественском празднике нужно начинать с Богослужения. Но мое повествование будет о том, как мы с внуком возвращались из монастыря домой.
День уже перевалил за середину. Через час-другой и будет уже темно, а мы с девятилетним Глебом еще не знали, как попадем в город, до которого было 112 км, а 12 из них были по лесному тракту, где автобусов сроду не ходит. И вдруг паломница одна Татиана, говорит:
- Паренек едет. Один он в машине, я уже договорилась, что он и вас возьмет.
Через полчаса мы все сидели в джипе. Антон, так назвался наш спаситель, оказался молодым тридцатилетним невысокого роста темноволосым мужчиной. Но как только он повернулся и посмотрел на нас, мы уже ничего не замечали, кроме его счастливых, светящихся спокойным ровным светом глаз.
- Я сидел, - это было первое, что он нам сообщил. Мы по-женски заохали и стали спрашивать, как там ему пришлось, а главное, как удалось не сломаться там.
Антон улыбнулся и стал рассказывать про то, что в тюрьме он считался злостным нарушителем (по мнению администрации, конечно), потому что через своих адвокатов на воле помогал другим заключенным. И за это его несколько раз помещали в СУС (это аббревиатура: строгие условия содержания). Строгость заключалась в том, что там нельзя было ни передачек получать, ни писем, ни свиданий.
- Формально в СУС сажали на 9 месяцев, - говорил Антон, уверенно ведя машину, - но если ты что-нибудь нарушишь, то кидали в ШИЗО на 15 суток и отсчет начинался с нуля. Некоторые до конца срока из СУСа не выходили. Находились такие зэка, которые из подлости подстраивали так, чтобы ты опять и опять ни за что попадал в ШИЗО. ШИЗО - это как затвор: кровать, тумбочка, пища раз в день (жидкая разведенная водой каша), никаких книг и постоянная вентиляция, так, что в камере больше 8 градусов не бывало.
- Молитва Иисусова от мороза даже спасает, - поделилась я.
- Так я молитвами только и согревался, - подхватил Антон, - поленишься, не прочтешь, к примеру, вечернего правила, и посреди ночи от колотуна просыпаешься, зуб на зуб не попадает.
Глеб во все глаза смотрел на водителя, вспоминая что-то свое.
- Еще когда я в предвариловке был, до суда, встретился мне один человек. Теперь-то я знаю, что ничего случайного нет, - Антон вздохнул, хотел что-то сказать, но замотал головой и повторил, - нет ничего случайного. Он мне про Бога-то и сказал. А еще про книги, в которых я могу найти полезное для себя... Я там Евангелие читал. Не сразу, конечно, и не всю: книгу Сираха, сына Сираха читал и еще притчи Соломона. Но больше всего мне понравилась книга Василия Кинешемского «Беседы на Евангелие от Марка». Такая хорошая книга. У меня как глаза открылись. Знаете, когда вокруг нет никого, кому можно было бы довериться, когда любой может предать, невольно приходишь к вере. Надо всех преступников в затвор сажать, чтобы они Бога узнали. Я ведь именно в аккурат на Рождество голос услышал. Он со мною разговаривал так, не передать. Я сначала подумал, что схожу с ума. А я тогда в ШИЗО сидел. Но после этого разговора у меня на душе стало легко и вообще полегчало, как на воле даже не бывало.
Антон говорил с нами, словно мы были знакомы всю жизнь. Хотя так бывает среди причастников одной чаши. Глебка, который спал этой ночью только 5 часов, просунул голову между передними сиденьями и впитывал в себя рассказ Антона. Так всю дорогу он и просидел. А Антон делился трудным своим жизненным путем к Богу.
- А второй раз было на страстной неделе уже, перед Пасхой. В пятницу мне стало тошно так: жена развод требовала, жить не хотел. И тут опять Он мне говорит: потерпи, скоро будет легче. Я и вспомнил, что ведь распяли Его сегодня, а Он меня утешает, и стыдно мне стало. А в ночь на воскресенье без часов в полночь проснулся от несказанной радости внутри меня: воскрес! Христос воскресе! И я воскрес.
- Я же в монастырь почему поехал? - Спрашивает у себя Антон, - Тоже ведь промысел. Слышал, что отец тут один есть, очень на Илию Оптинского похож. В Оптину я все хотел поехать, да туда дорога длинная, на сутки, а тут два часа и ты в святом месте. Ходил вчера по монастырю и поймал себя на том, что ни о чем, кроме молитвы, не думаю, ни о бизнесе, ни о делах домашних. А в мирских храмах - я же все их обошел, городские-то - там батюшкам некогда, да у них уже есть свои любимцы из прихода, не пришелся я там, значит. Да и суета в городе: все время что-то отвлекает, канонов толком не вычитать. Да, я про отца начал. Уж вот так он на Оптинского старца похож, и душа моя к нему тянется. Я его еще летом приметил. Но тогда довелось только со схимником пообщаться. Велел он мне семью заводить. Моя-то жена меня не дождалась, - Антон вздохнул и легонько так повел рукой в сторону, как бы отдаляя грусть в такой радостный день. - А я со знакомой одной тогда приехал. Она меня старше, вдовствует с двумя детьми. - С нею, говорю, семью? - Нет, ты ровню ищи, мне схимник сказал. Да я и сам семью хочу. Денег-то я заработаю. На двух работах сейчас. Генеральным директором в фирме, мы сейчас создаем предприятие по производству плит. Ну и чтоб смирение иметь, банщиком в санатории "Кивач" еще.
- Как банщиком? - удивились мы.
- А вот, - заулыбался Антон, - там приходят такие воротилы, парку поддать просят, да веником березовым обходить, а потом как узнают из беседы-то - по разговору все можно понять - что я тоже не лыком шит, тоже удивляются. Там ко мне все клиенты с почтением относятся. Им и самим нравится, что у них такой банщик.
Мы разговаривали всю дорогу. Уже стемнело, Антона дома ждали родители, а он терпеливо развозил нас в разные концы города.
- Да, про монастырь-то я так толком и не сказал, почему приехал, - напоследок произнес Антон, когда мы с внуком уже выгрузились возле своего старенького деревянного двухэтажного дома. - Я ведь ехал духовника себе найти, а нашел того самого человека. Вы же знаете Семена, ну, просфоры он в монастыре печет, так вот это он, тот самый человек, которого мне Бог в КПЗ послал и который мне о Боге возвестил. Я не знал, что он там. Вот ведь промысел Божий: ничего не случается просто так...
Перед сном мы читали молитвы с внуком, и вспомнилось почему-то, как Антон несколько раз про Василия Кинешемского книгу говорил тепло так, душевно. Нашла, открыла и с самого начала словно голос Антона услышала, читающего: "Евангелие - слово греческое. В переводе на русский язык означает «благая весть».
Благая весть! Как это оценить?
Где-нибудь далеко-далеко в холодной, негостеприимной чужбине, быть может в суровом вражеском плену, томится дорогой вам человек. Вы ничего о нем не знаете. Пропал -
как в воду канул. Где он? Что с ним? Жив ли? Здоров? Быть может, обнищал, нуждается во всем... А кругом холодные, равнодушные чужие люди... Ничего не известно. Томится сердце, тоскует. Хоть бы одно слово: жив или нет? Никто не знает, никто не скажет. Господи, пошли весточку!.."
Вот она, молитвочка-то, мольба: пошли Господи весточку! И Господь откликается и не оставляет в беде... И рождается человек младенческой душою своей для добрых дел, для заботы о ближних, для любви.