05.04.92
Приснился друг мой, Женя Павлов. О Жене.
Впервые я встретил его на рыбацком транспорте «Не-
ман» летом 1966 года, куда он был отряжен из нашего па-
роходства в качестве старшего моториста, так сказать, на
прорыв. У рыбаков не хватало народу, а в нашей конторе
бичей хватало. Ну и нас туда тоже бросили с Валерой
Эринцевым мотористами. Мы проходили плавательскую
практику на «Калуге», и надоело нам из Калининграда в
Росток мотаться в качестве практикантов. И вот мы на "Немане".
Подружились с Женей. Сбегали на банку Джорджес, что у берегов
Канады, на Шетландские острова и притаранили рыбу
однажды на Вентспилский рыбокомбинат. Стояли там
две недели. И там постигал я суровую мужскую школу
серьёзного пития. До отключки и до слёз. На другом бе-
регу, на судне река-море, трудился Женин дядя Веня —
тёмный и кучерявый мавр. Втроем мы изучали геогра-
фию вентспилских подворотен, столовых, шашлычных и
даже ресторанов. Ресторан «Космос» был моим первым
рестораном в жизни. И первый скандал был там же. Я
пытался там на гитаре сыграть и песню спеть для своих
друзей. В оркестре.
Позже Веня замерз на льду Даугавы. С ним была бу-
тылка вина, и вокруг валялась куча обгоревших спичек.
Итак, мы сдружились на «Немане». Потом приш-
ли в Ригу, Валера сел на год в тюрьму, я продолжал прак-
тику на СПК-24 и на этом самоходном кране месяца че-
тыре бороздил льды и воды Даугавы, пока не исправился
и весной опять вернулся в пароходство продолжать прак-
тику на танкере «Артём». И там опять встретил неуны-
вающего Женю. Как комсомольский вожак, он быстро
проштемпелевал мой комсомольский билет за давно
неплаченные месяцы, весело напевая свою немудреную
песенку:
На углу стоит аптека —
Раздавила человека.
Скора помощь подскочила —
Ещё больше раздавила.
Учебка продолжилась. Учеба жизни, в смысле. Тако-
го жизнерадостного и веселого парня я раньше не встре-
чал. Он уже отслужил армию. Хвастал, что получил от
командующего именной пистолет, за находчивость в
критических обстоятельствах. Они на танках преодоле-
вали водный рубеж и у его командира отказал танк, и
Женя взял на себя руководство группой и вывел танки на
берег. Обещал пистолет показать, когда в Риге увидимся.
Но мне повезло: Женя со своим подменным экипажем
вскорости перешел на однотипное судно «Балту», а я
остался с основным экипажем на «Артеме». А то неиз-
вестно, чем бы эта учебка кончилась.
Потом была мореходка, Валера из тюрьмы вышел.
С Женей в Риге встречались и уже новые окрестности
изучали между попойками. И где мы только не пивали:
на кладбище в Вецмилгрависе, по подвалам, складам,
с милиционершами и марухами, с бомжами и сынками
министров. Пятый курс для меня пролетел как в тумане.
И все-таки, мореходку я закончил и с большим скрипом
получил направление в ЛМП. Направили в резерв, то
есть — на бич. А там опять Женя, мой злой гений!
Мы сообразили быстро. В Ригу пришла «Сена», знаменитый
орденоносный пароход, а там работал третьим меха-
ником сводный брат Женин, Иван Виноградов. Они за-
просили бич-хату выделить для ремонта им два-три
человека. Ничего удивительного, что на «Сену» Павел
Васильевич — начальник бич-хаты — послал нас. И там
продолжилась морская практика. Днем — какая-никакая
работа, но вольготные условия, вечером — кабак. «Тал-
лин» и никакой другой. Это был кабак уголовников, мо-
ряков и рыбаков. Меня уже там неплохо знали. Каждый
госэкзамен мы отмечали там, да и другие встречи. Долго
ли, коротко шла моя «практика» на биче, но в конце кон-
цов меня послали на «Раву Русскую» в 7-ой подменный
экипаж, и дороги наши с Женей разошлись. Правда на
прощанье я ему подсуетил в друзья-собутыльники Вовку
Афанасьева, сына министра экономики, бывшего наше-
го курсанта — и они продолжили дальше распродавать
отцовскую афанасьевскую библиотеку. Женя еще про-
должал работать в пароходстве. Но сильно подейство-
вала на него смерть отца. До этого Женины эпилепти-
ческие припадки были очень редки, теперь же — стали
чаще. Они и начались на могиле отца, на похоронах. С
морем пришлось распрощаться. Но не из-за припадков,
а вполне по бытовой причине. Под Новый как-то год к
его мамаше пришла подруга, и Женя пошел за вином. В
магазине встретил знакомого моряка. Решили отметить
встречу по быстрому, в подъезде. Взяли вина, располо-
жились в каком-то подъезде на Артиллерияс, где жил
Женя. Выпили бутылки две, разговоры пошли гром-
кие, высунулся жилец ближайшей квартиры, попросил
не шуметь и скрылся. И так повторилось еще пару раз,
пока приятель Жени не догадался запустить бутылкой в
надоедливого жильца. Ждать пришлось недолго, скоро
подкатило заказанное оскорбленным жильцом бесплат-
ное такси, правда до ближайшего милицейского участ-
ка, то есть, проще — незабвенный воронок. По дороге
дружок попросил Женю взять на себя эту запущенную
бутылку. И Женя взял и понес тот грех. Получил год. И
пошло-поехало вниз. Умерла мать. Замуж вышла сестра,
негде Жене было голову притулить между отсидками.
Стал бомжевать. Изредка мы встречались с Женей на
углу Таллинской и бывшей Ленина у винно-водочного
магазина. Он уже собирал бутылки, жил по чердакам,
несло от него за версту разными подвальными миаз-
мами. Каждый раз при встрече Женя пытался как-бы
оправдываться и объясняться, что вот он вот-вот выйдет
на правильную дорогу. Лицо распухло, побагровело и
он из симпатяги комсомольского секретаря превращал-
ся на глазах в обыкновенного забулдыгу. Периодически
попадал опять в тюрьму, на поселение в Крустпилсе,
откуда однажды вышел преобразившимся человеком —
перестал пить. Второй только случай знаю лично, когда
человеку хватило сил всплыть с самого дна нашей не са-
мой лучшей жизни нашей не самой худшей Галактики. С
Женей преобразившимся встретились только на могиле
Ивана Виноградова, скоропостижно скончавшегося по-
сле очередного заплыва прямо у себя на кухне.
Женя физически вернулся в свое прежнее состояние,
остался при нем его юмор, но какой-то стержень-задор и
веселость ушли безвозвратно. Но — какой молодец!
На доске обьявлений у филиппинцев: Хоум свиит
хоум — «и дым отечества нам сладок и приятен». И от-
куда они знают нашу классику!? Снились шахматы и Ва-
лера Горбачев за ними.
Перед ужином зачитал мои ремонтные листы всему
греческому тетраумвирату. Приняли и одобрили. Как-то
будет в Коломбо?
А назавтра наш бычок решил потягаться с капитаном
Зонтосом. Видно заедает его канувшее в Лету капитан-
ство пополам с гражданством мальтийским. Собирается
письмо на него написать в К;, что тот допустил пьянку
на судне, после которой плохие филиппинцы охотились
с ножом на него, на хорошего чифа. И этим хочет, якобы,
помочь Казимерису. Отговариваю, — бесполезно.
Боцман утверждает, что наш капитан, Зонтос, напи-
сал три книжки. Сюрприз. И еще сюрприз: едут на судно
одни филиппинцы. Полный отпад. Спасибо, родная К;!
Поэтому в послеобеденном сне плакал: Мы у костра
на пепелище, может быть после войны. На колья натяну-
ты мешковины, вроде палатки. Цыгане разоряют палат-
ку. Я их гоню. Не справляюсь, сажусь к костру и горько
плачу. Вокруг дети. Дядя Алеша мне, как старший брат.
Наконец, вручил на память свою книжку Марии, с
переводом на английский «На краешке древней Элла-
ды…». Надписал: «Жёны моряков — святые Марии. На
том стою. С любовью к Элладе. Саша.»
Прослушал унылые объяснения капитана по пово-
ду смены экипажа. Сочувствие это можно прилепить
к одному месту. Он-то уедет. Объяснял, как он угова-
ривал Казимериса. Я остановил капитана: поздно пить
боржоми.
Напечатал ремонтный лист, кэп ознакомился с ним и
печать поставил. Теперь это документ. Уместил на одном
листе, но содержания там много. Теперь — до встречи в
Коломбо. Завтра в пять утра подходим.
Домой хочется ругательное письмо написать: пятый
месяц ни весточки.
Пришли, стоим на рейде так любимого нами Коломбо.
Утро.