Голубиная охота

               
    Чем  дальше мы  отходим  от детства, тем резче оно всплывает в  нашей  памяти.

    Мне  девять лет. Август. Скоро  в  школу.  На улице слышится тарахтение  мотоцикла. Около нашей  хаты звук затихает. Входит  дядя, перепоясанный патронташем и с  ружьем на плече. Высокий, смуглый, элегантный. Носит  тонкие усики - Аля Де Франсе. Друзья  зовут  его - Француз.На первый взгляд он производит впечатление очень изысканного  человека. В свои тридцать два года он немножко ветреный. А может и ни немножко.

  - Санчо! - Кричит он на всю  комнату.  -  На  охоту  хочешь? –       Как  выброшенный  пружиной, взлетаю с кровати.  Целуя и обнимая  маму, пристально – просяще  гляжу ей в  глаза.
                -   -Ладно. Езжай.  Хитруля. Только не  балуйся там. Был бы  ты  до  работы  такой  падкий, как  до  охоты.   – Мама,  в свои  тридцать шесть, до  сих  пор  не поняла, что  между  работой  и развлечением  две  огромные разницы.  Последние слова я уже  не слышу, так  как удобно  расположился на сиденье «Ковровца».  Сердце выскакивает из  груди от радости.  Дядя заводит  мотоцикл, и мы выезжаем в поля  за  станицу.

     Пахнет скошенной соломой, поспевающей кукурузой.От тополей доносится запах липкой смолы.  Всё это  вместе  с запахами полыни, чабреца, мяты и камыша создаёт свой  особый аромат, который всегда наплывает при  воспоминании о нашей Малой Родине. Небо  солнечное. Изредка  солнце  закрывают огромные пушистые  облака, обдавая  нас прохладой.   На  полях с подсолнечником голуби попадаются  чаще всего.  Они сидят рядами на проводах  линий высоковольтных передач.  Одна беда.  Стоит  дяде  остановиться  и притронуться к  ружью, как вся стая снимается и быстро улетает. После  нескольких  неудачных  попыток дядя, почесав  макушку, изучающе  смотрит на меня.

– Санчо! Хочешь пострадать за Родину? Я тебе потом героя присвою. Звезду из  буряка вырежу и на пузо повешу.- Высокопарно  обращается  он  ко  мне.  Дядя обожает высокий слог. За свои девять лет я достаточно изучил его характер.

   Дядя  любил  прикалываться. Не  зная, что он решил  выкинуть в этот раз, на всякий случай просчитываю  свои варианты: -  Ружье пока  разряжено. Так,что заставить, не  получится. Рядом густое поле подсолнечника и не менее густая  лесополоса.Есть где спрятаться. -

В отсутствии  посторонних  мы обращались  между собой на особом жаргоне. В частности  он  называл  меня:-Санчо Ламанческий-, а я обращался к нему на  ты, и величал «Вица».
Такова  была его  прихоть.

 Став в  позу  блатного, выдвинув подбородок вперед и выкинув руки  ладошками вверх, цежу сквозь зубы:

   -  Обломайся  старый хрыч! Че, те надо Вица?-   Дядя, поняв моё  душевное состояние  - успокаивает:

   -  Не бзди Санчо! Твоя шкурка ценится только зимой. А до зимы  носи – я разрешаю. Пока садись за руль. Езжай тихонько под проводами. Я попробую этих  перепуганных голубей снимать на  ходу.-

 В тот  же миг, я с радостью уселся на место водителя и вцепился в руль. На мотоцикле ездить, с дядиной помощью, я начал ещё год назад. Одна беда, не  доставал ногами  до земли. При троганье с места и  остановке, кто-то должен был держать мотоцикл за багажник, что бы я ни  упал. С помощью дяди трогаемся. Я,весь такой счастливый, рулю  по грунтовой  тропинке между  лесополосой и полем.

    Впереди на проводах  целая туча  крупных  голубей.  Дядя отодвигается  на  багажник.  Снимает ружьё. Укладывает его мне на плечо. Концы стволов, сантиметрах  в  сорока впереди моего носа. Только хотел возмутиться. В этот миг изрыгается  дуплетный  выстрел. Из стволов - страшный грохот и сноп огня.

 Вознеслись.  Кто куда - непонятно. Очень  мерзкий  запах от пороха или от дядиных  штанов  промелькнувших, вместе с ним, над  моей  головой. Вскакиваю. Дядя, оставляя борозды в пыли, продолжает сунуться по земле, матерясь и проклиная судьбу. Мотоцикл с  ружьем, где то  в  подсолнухах. Покрутив головой, дядя поднимается и  спрашивает:
    - Пересчитал  голубей, которых я сшиб?-

    - Дурак и не лечишься! В ярости кричу я.-  Дядя выламывает  длинный стебель  подсолнечника.   
    –Лечишься,лечишься,кричу я примиряюще.- Дядя хохочет.

   - Моя школа!Быстро  соображаешь. – Восхищенно говорит он и мы идем искать подстреленных  птиц.
   Собрав полтора десятка голубей, собираемся  домой.

  По  пути  наворовали огромный мешок свеклы и кукурузы, для хозяйства. Домой едем  через  хутор. В центре  хутора правление  колхоза.  На ступеньки  вышло  подышать всё колхозное  начальство. Как раз против  них  мешок развязывается и почти всё наворованное высыпается.  Хорошо хоть номер такой  грязный, что  не  разобрать. Дядя матерится, на чем свет стоит, и накручивает ручку газа. Мотоцикл начинает чихать и дергаться – кончается бензин. 

    - Дотяни родненький! Я тебя в стоп сигнальчик поцелую. – Жалостливо просит дядя.
  Кое- как  добрались  домой.

– Дядя!  Целуй  мотоцикл в  стоп  сигнальчик . – Требую я.

- Пусть  он  меня теперь  целует в стоп сигнальчик . – Говорит дядя и взяв мешки с голубями и оставшейся свёклой с кукурузой  уходит во  двор.

  Немного не доходя до веранды он бросает мешки на землю. Поворачивается ко мне. Прищурив глаза расстегивает ремень и шипит:

- Так,что ты мне сказал на поле? - Лечишься, лечишься!Выходит, что я все таки  дурак и продолжаю лечиться? Ну я тебя сейчас! 

Не угадал дядя.Я как всегда наготове.Убегаю быстрее ветра. Только он меня и видел.