Городок Б. страшно повеселел, когда стал там стоять **** кавалерийский полк. А до того времени было в нем мерзко и скучно.
У генерала, полковника и даже майора мундиры были вовсе расстегнуты, так что видны были слегка благородные подтяжки из шелковой материи, но господа офицеры, сохраняя должное уважение, пребывали застегнутыми.
Генерал, опустивши трубку, начал смотреть с довольным видом на Аграфену Ивановну. Сам полковник, сошедши с крыльца, взял Аграфену Ивановну за морду. Майор потрепал Аграфену Ивановну по ноге, прочие пощелкали языками.
В этот момент помещик Чертокуцкий сошел с крыльца и зашел ей взад.
- У меня, ваше превосходительство, есть чрезвычайная коляска настоящей венской работы.
- Не надо нам твоей коляски.
И мир застыл, точно увидел пустоту и сплетни, перешедшие пределы. Застыл самодовольный Чертокуцкий, застыли генералы, почтительно смолкли офицеры.
Застыл и я, тщетно силясь потеснить Николая Васильевича с его коляски.
Люди! Неужели вы не видите? Неужели, от вас закрыто это вечное горе, эта страшная участь: чахлый, приемный сюжет не выдержал, он затих, он умер.
Чего веселишься, городок Б.? Горе тебе, город крепкий.
Горе. Горе.