Они учились в параллельных классах. Ей уже исполнилось пятнадцать. Среднего роста, худенькая, с еле заметным намёком на девичью грудь и небольшими косичками-хвостиками, она выглядела года на два моложе своих сверстников. На первый взгляд тихая, замкнутая, внешне неброская, она могла при более пристальном к ней внимании притянуть непохожестью на прочих и даже приковать надолго удивительным проникновением и глубиной глаз бездонного серого с лёгкой голубизной поля с тёмным ободком вокруг и чёрным провалом в неведомое посредине.
Он был нежным чутким воспитанным мальчиком из интеллигентной семьи. Его старшая сестра играла на рояле, пела романсы и для него была эталоном женского обаяния... Он не понимал, отчего неотвязно болезненно думает о совсем другой, такой далёкой от его идеала, каждый день ищет встреч, затем мучительно бежит их... Утром, не выходя из подъезда, ждёт, пока она по дороге в школу не пройдёт его дом, чтобы идти следом. Она замечала это, но делала вид, что ни о чем не догадывается. Жила она в пригороде. Её отец был военным и, отслужив пять лет после войны в Германии, вернувшись вместе с семьёй в Союз, был определён в воинскую часть, расположенную поблизости школы, некоторое время снимал частную квартиру, а затем, купив небольшой участок земли, построил дом в пригороде. Всего пятьсот метров отделяли городские дома от её дома. Это были колхозные поля, и по широкой полевой дороге она любила мчаться на велосипеде... Иногда он шёл за ней по пятам, прикрываясь темнотой сельской улицы. В деревне был сельский клуб, где она пересмотрела все трофейные фильмы...
Однажды в клубе появился и он. Она, как всегда, сделала вид, что не видит его. Но, откинувшись, сразу почувствовала, что сзади на спинку её стула облокотились его руки, и тепло разлилось по её телу. Ей сделалось так весело, и фильм (под названием "Антон и Кнопка") как нельзя более отвечал её настроению. Выйдя из клуба, она, как ни старалась, не смогла отыскать его взглядом. Очевидно, он ушёл, не дождавшись конца фильма... Тяжесть и тоска заслонили в ней только что игравшую радость. Она вдруг осознала, что его присутствие не только желанно, но нарастает потребность остаться наедине, посмотреть в глаза, услышать что-то особенное, давно ожидаемое...
Наступило лето. Уже все замечали его неравнодушие к ней и говорили об этом. Но никому она не призналась, что он так много для неё значит. Учитель географии собирал группу ребят идти в поход вдоль Оки через Мелихово и Приокско-Террасный заповедник до Коломны. И он, и она вошли в эту группу. Они были рядом, но по-прежнему он только смотрел на неё, когда она была чем-то или кем-то занята... Иногда отворачивался и глядел вдаль. Вот тогда она могла, не притворяясь, долго и нежно любоваться его стройным загорелым юношеским телом и испытывала желание прикоснуться к его гладкой в капельках воды коже рук, плеч... И всё ждала, что он решится когда-нибудь и скажет то - главное... Как-то они остановились на ночёвку в помещении детского дома, ребят которого вывезли на дачу. Вечером в какой-то проходной комнате она расплела косы и расчесала свои волосы... Они спускались чуть ниже лопаток и на грудь. Он смотрел на неё, стоя в дверях. Тоненькая, в брючках и коротеньком обтягивающем её плечи и грудку мальчишеском свитерке, но с длинными распущенными волосами, она была совсем новой, преображенной, и он остолбенел... Она взглянула на него и собрала волосы, чтобы убрать их под резинку, но он вдруг взмолился: "Не надо!" Быстро подошёл, взял её руки и попросил: "Оставь так, не надо убирать!" Она выдернула руки и, нервно подернув плечом, собрала волосы. Он отошёл, сел, потом лёг на кожаный диван, отвернулся к спинке и более не поворачивался. Она долго медленно заплетала волосы в косы. Вошли ребята, она болтала с ними, не обращая на него никакого внимания... Ребята ушли. Ей вдруг захотелось сказать ему что-то нежное, ласковое... Она села на диван подле него, заглянула в лицо... Он спал. Разочарование и опять тоска захлестнули её. Прошло две недели. Поезд увозил ребят в город. Она пела вместе со всеми:" Уж лучше сразу пулю - в лоб, и делу - крышка. Ведь у нас говорят, что смерть - не передышка!" А внутри всё ныло, ныло... Скоро Москва. " Ну скажи же, наконец, те, единственные слова, которых жду, которые сделают нас счастливыми..." - молила она мысленно. Но он молчал.
В сентябре он не пришёл в школу, перевёлся в другую, туда, где училась его сестра. Его исчезновение сделало осень, так любимую ею ранее, - ненужной, бесконечно и нудно тянущейся. Она мучительно привыкала не видеть его, всё в ней замерло, жизнь стала механической... Прошло не так много времени, может быть два, три месяца, и совершенно неожиданно, как-то вдруг в ней вспыхнуло новое, всё заслонившее чувство к другому, умному замкнутому, разочарованному, одинокому - "герою нашего времени"... И она уже совсем редко видела и даже вспоминала своего прежнего героя.
И всё ещё терзало сердце новое безответное чувство, когда она закончила школу и, поступив в вечерний институт, работала на заводе в цехе. К тому, прежнему, у неё не было даже любопытства, хотя ей сказали, что он работает здесь же, в соседнем цехе. Она даже видела его однажды издали, и ничто в ней не пробудилось. Проработав два года, она ушла учиться на дневное отделение. Он также стал появляться на территории института, занимаясь на подготовительных курсах... Но её студенческая жизнь была столь насыщенной, что она совсем потеряла его из виду и более о нём ничего никогда не слышала, хотя несколько лет после окончания института работала в одной организации с его сестрой, очень высокой, строгой, всегда озабоченной делами семьи, обыкновенной женщиной...