Главным героем повествования не является ни один из учёных, отправившихся в путь к истине, не сама истина. Главным героем является путь к истине - путеводная нить в лабиринте подобий истины.
Часть 1. В начале великого спора.
Ещё Аристотель задавался вопросом: «Каким образом душа крепится к телу?» И вот, спустя почти две с половиной тысячи лет мы задаём себе тот же самый вопрос. По-видимому, это будет последняя истина, которая когда-либо станет доступна человечеству.
Отыскав однажды в бурном водовороте словесности эту удивительно лаконичную мысль, Историк захотел узнать её продолжение. Две с половиной тысячи лет историки не пытались заглянуть в будущее. Их удел был стоять на берегу великой реки времени и бесстрастно взирать на происходящее, пытаясь в мутной воде частного увидеть общее, а трассирующем следе мимолётного разглядеть вечное. Сами историки, увы, истории не создают, они лишь готовят материал для будущего суда истории.
На закате дня Историк встретил Поэта, декламирующего над обрывом:
Завтра “сегодня” будет “вчера”.
Смысл имеет дожить до утра.
Утро в остывшую кровь добавляет азарта,
Только “вчера” никогда не становится “завтра”.
Историк:
- Красиво, но непонятно. Послушайте, любезнейший, что заставляет Вас выражаться столь туманно?
Поэт:
- Романтики предпочитают размытые образы. Я поэт, а какой же смысл быть поэтом, если ты не романтик. Туман это отличное полотно для произведения.
Историк:
- Спасибо, я – Историк, пытающийся заглянуть в будущее. В моей голове и так полно тумана. Не встречали ли Вы здесь своего антипода – Физика. Уж этот род людей должен обладать поистине ясным типом мышления.
Поэт:
- Да, я совсем недавно видел Физика и Биолога. Они встретились на границе между физикой и биологией. Эта граница проходит по клеточной мембране. Она же отделяет живое от мёртвого. Так что, советую быть осторожней. Вернуться во вчера ещё никому не удавалось, разве что душе доктора Фауста.
Историк:
- Спасибо, я не доктор Фауст и не собираюсь продавать свою душ в обмен на истину, даже если она последняя. Историк обязан обладать холодным разумом: объективность не терпит эмоций.
Поэт:
- Значит я никогда не стану историком, сказал Поэт и мечтательно посмотрел вслед уходящим лучам солнца.
В месте, указанным Поэтом, на границе между живым и мёртвым действительно происходил исторический спор. И происходил он на фоне сверкающих молний и раскатов грома, свинцовых туч и пронзающих их остро отточенных лучей света, на фоне фееричной схватки света и тьмы. Историк не опоздал, ибо истинный историк всегда оказывается в нужное время в нужном месте.
Биолог, обращаясь к Физику:
- Ну что, коллега, долго мы ещё будем ходить по разные стороны баррикады толщиной не более 10 нанометров, жить на разных планетах, в разных измерениях, не пора ли перейти к конструктивному диалогу? Тем более что начало войны положили именно вы - физики, когда сформулировали это ужасное, если не сказать убийственное второе начало термодинамики. Слава богу, что пророчество тепловой смерти оказалось преждевременным.
Физик, после раскатистого смеха:
- Но и вы, биологи не осталась в долгу. Практически сразу, по историческим конечно меркам, ответили «Всеобщим законом биологии». Если не ошибаюсь: «Живые системы никогда не бывают в равновесии?»
Биолог:
- Да, за счет избыточной по отношению к равновесию энергии они непрерывно исполняют работу против губительного для них равновесия. Так что, жизнь это устойчивое неравновесие.
Физик:
- Законам физики это не противоречит, но и никак из них и не следует.
Историк:
- Устойчивое неравновесие, равновесие неустойчивости. Ничего не понимаю.
Биолог:
- Подумать только, вопрос, заданный ещё Аристотелем, до сих пор остаётся без ответа.
Физик:
- Скажу сразу, подобрать подходящую формулу для жизни аналогичную закону Ома или, к примеру, формуле Эйнштейна не удастся. У нас нет единиц измерения жизни. Ситуация кажется безвыходной, но физики не раз выходили из аналогичных ситуаций. Боюсь коллега, нам предстоит далёкое и трудное путешествие, выходящее за пределы наблюдаемого эксперимента.
Биолог:
- Ваш коллега доктор Фауст, душа которого, как я полагаю, мечет эти молнии, не побоялся выйти за пределы строгих научных теорем в область метафизики.
Физик:
- Метафизика, как тут не вспомнить Канта - поле битвы бесконечных споров. Споров, основоположения, которых выходят за пределы доступной для наблюдения области. Оттуда ещё никто не возвращался победителем, к Вашему сведению. Вы предлагаете физику нарушить главный запрет: никогда не выходить за пределы области наблюдений? Так, глядишь, и историк захочет заглянуть в будущее и что тогда начнётся?
Историк:
- Боюсь, что уже началось.
Биолог:
- Каждый из нас сражается в одиночестве. Пора прекратить множить проблемы и добавлять нестабильности в наш и без того хрупкий мир. Надо уничтожить стыки наук и сделать её единой. Не пора ли вернуться на Землю, на которой мы все родились?
Физик:
- Конечно, очень легко рассуждать о сложном, но гораздо сложнее сделать хотя бы что-нибудь простое.
Биолог:
- Коллега, физика вплотную приблизилась к бесконечностям и столкнулась с тем же отсутствием надёжных инструментов исследования. Здесь каждый инструмент дорог, метафизика не худший их них.
Физик:
- Метафизика это полноценная наука, подчиняющаяся законам логики, а роль законов здесь играют обобщённые утверждения – принципы. Они должны быть верными для всей области рассуждений от бесконечно малого до бесконечно большого, от мира теплового хаоса до мира живого. Заблуждениям здесь не место. Плата за невозможность постановки эксперимента - отсутствие математически точных выражений, размытость деталей. Метафизика наука, где отсутствие детальности компенсируется степенью обобщения и отточенностью фраз.
Историк:
- Рассуждения – заблуждения, отличная рифма. Надо будет не забыть передать Поэту.
Биолог:
- Ну что ж, я готов к путешествию. Не надо ли что-нибудь с собой прихватить?
Физик:
- Коллега, только не пытайтесь взять с собой багаж избитых истин, набор универсальных стереотипов, забудьте о так называемых привычных представлениях. Всё это Вам не понадобиться. К тому же не забывайте, с нами Историк, а у него, как я полагаю всё самое ценное записало и пронумеровано, не так ли?
Историк одобрительно потряс похожим на книгу предметом, на котором по диагонали было написано: «Эл. повесть временных лет. Хранить вечно».
- Как бы хотелось записать сюда ответ на вопрос тысячелетий и закрыть эту явно затянувшуюся тему. Поставить номер, дату и свою скромную подпись. Это мечта любого историка.
Физик:
- Да. Проще всего найти истину там, где не ступала нога человека, но там, где их прошло великое множество сделать открытие чудовищный труд. Начнём с того, что нам не удастся остаться в привычном масштабе измерений. Нам придётся погрузиться на самое дно материи, вернуться к истокам сотворения мира. Всё станет зыбким, размытым, неопределённым. Советую вам быть предельно внимательными и тогда надеюсь, нам удастся не только вернуться, но и кое-что понять.
Биолог:
- Весёлое начало. Изменить приоритет сил, понятия и методы не так уж страшно. Если, к примеру, бутылку с вином уменьшить в 10 раз и перевернуть, то вино не будет выливаться. Сила тяжести окажется поверженной силами поверхностного натяжения. Но если вернуть привычный размер, всё станет на свои места.
Физик:
- Ну что ж, господа, скрепим наш союз.
Извилистые стрелы молний и раскаты грома скрепили рукопожатие. Как это было похоже на сделку Фауста с самим дьяволом. Хотя, кто сейчас Фауст, а кто дьявол, поди разбери.
В это время, ничего не подозревающий, но слегка удивлённый внезапно изменившейся погодой Поэт напевал мотив известной в те далёкие и крайне смутные времена песни:
Мы помним, как летали корабли,
Мы знали, что бессмысленны сомненья.
Мы поняли как близко до Земли,
Где вместо счастья поля сраженья…