С Рустемом я познакомился на тренировках. Выше среднего роста, ширококостный, мосластый, немного корявый, но с уверенной, косой саженью в плечах и внушительной мышечной структурой атлетичного мужчины, в свои неполные 17 выглядел на все 25 лет. Щетина, взрослые усы-далеко не пушок над губой как у его сверстников, подчеркивали его совершенно не юношескую внешность. Я удивился, узнав его возраст, хотя пообщавшись с ним немного, можно было заметить, что его подростковость. Внешне он выглядел скорей представителем южнокавказской или средизнемноморской расы, а из-за кучерявой шевелюры у него была кличка «Цыган», с ударением на первый слог, хотя по национальности он был уйгуром. В 80-х кличка «Цыган» была распространенной в городе, возможно из-за популярности одноименного фильма, а возможно по каким то другим причинам.
Несмотря на крупное сложение, у него была отвратительная бойцовская техника, а его, казалось бы, достаточно внушительные мускулы не прибавляли ему реальной физической силы в поединке, и Александр Васильевич, наш тренер, тоже имеющий киношную кличку - Бэрримор, поставил нас в пару, чтобы я мог его немного подтянуть. С тех пор мы с ним подружились.
Рус жил недалеко от школы, в новой пятиэтажке на т.н. «Западе», и я часто заглядывал на огонек к нему. Надо сказать, что мама Руса, тетя Гюзяль, готовила превосходные блюда национальной кухни, а уйгурская кухня была в то время более домашней и камерной, нежели сегодняшние, широко распространенные публичные лагманные. В тех краях, где я вырос, не было ни одного уйгура, и для меня было интересно узнавать культуры и традиции, доселе незнакомого для меня, народа.
Рус был трудным подростком, уже имел проблемы с законом, и поступив в ПТУ, так и не закончил его. Он больше болтался на улице, где находил облолтусов с сомнительной репутацией, и чаще всего они занимались банальным гоп-стопом или различными хулиганствами. Но время от времени, Рус пытался работать, а по натуре он был практичным человеком, и на этот период он пропадал из поля зрения.
В то лето он устроился работать на летний сезон в Плодоконсервный комбинат - крупнейшее плодоовощное предприятие города, куда свозили тонны сельскохозяйственной продукции из области: каскеленские томаты и огурцы, абай-путьильичевскую кукурузу, чапаевские яблоки, алатаускую клубнику, талгарские подсолнухи и многое другое.. Было много цехов, работников, складов…, комбинат жил полноценной жизнью большого фабричного механизма и напоминал огромный муравейник со снующими муравьями. На «плодик» свозили даже больше овощей и фруктов, нежели на знаменитый Центральный Колхозный Рынок (зеленый базар).
Устроиться туда было сложно, это была «блатная» работа, так как на весь сезон можно было совершенно бесплатно запастись продукцией комбината, конечно не через проходную, а через забор., а то и продать налево пару ящиков клубнички или немного халвы. Мы, подростки, довольствовались лишь тем, что бесплатно вкушали все эти дары летней, Алматинской области, хотя с тех пор у меня стойкий антиаппетит к клубнике и халве.
Рус каким то образом устроился, то ли потому, что директор завода, Юсупов, был его родственником, то ли по каким то другим каналам, но это уже не так важно. Он не только устроился, но и стал бригадиром и потянул своих друзей.
Зарплата была хорошая, а фирменная одежда того времени была дефицитом и стоила дороже по доступности, нежели стоимость современных фейшн брендов, и людям приходилось отдавать месячный заработок за какие-нибудь джинсы или куртку фирмы «Монтана». Да и вообще, полная экипировка молодого человека в виде исландского шарфа, какой то там стеганки или аляски, баула, обуви Саламандер и кроссовок Адидас обходилась в очень даже кругленькую сумму, и неудивительно, что порой целые группы молодых людей дрались из за снятой у кого то из них ……всего лишь одной пары обуви….
Бригада наша оказалась пестрой, все пацаны примерно моего возраста, но матерые, побывавшие во многих переделках, суровые и такие знаете ли - «конкретные»… Улан с Кизов , компотовский Хохол, Дрон, Витя малой, цыган Кучер, турок Вахид, Даулет с Геологстроя и ряд других, кого память уже решительно стерла. Почти всех их можно назвать трудными подростками, почти все в силу проблем со школой - учащиеся профтехучилищ, с криминальными наклонностями, взрывные и задиристые, своеобразные представители Республики Шкид, при которых лучше было не распространяться о том, что ты не только член ВЛКСМ, но и состоишь в комитете комсомола, а в кармане - абонементы трех городских библиотек….
Но пацаны, в силу большого авторитета бугра и моего друга- Руса, приняли меня как своего, и ничего им доказывать не было нужды. Как человек проучившийся в 5 школах могу сказать, что новый подростковый коллектив - это не всегда легко.
….Иногда, на выходные мы выезжали куда-нибудь на отдых, например в ЦКИО или на озеро Сайран, где наша «бригада», как правило, устраивала какие-то совершенно напрасные зацепы с местными и итоге весь отдых превращался в какой тупой, бессмысленный мордобой. Но, наверное, это тоже было своего рода тимбилдинг и корпоративка в одном лице, как то сплачивающий наш «коллектив».
Вначале, работать было интересно, задачей нашей бригады грузчиков была разгрузка и погрузка фур, а также мы должны были обеспечивать сортировщиц ягодами, как правило – клубникой.
Наш цех назывался фруктовым, на лето сортировщицами работали практиканты, чаще всего из 23 или 73 школ. Практикантки были нашими ровесницами, но смотрели на нас с некоторым пиететом, ..как же..мы были штатными единицами огромного комбината и уже зарабатывали деньги…
Несмотря на усиленную пропаганду пролетарского труда и всеобщем уважении к людям рабочей профессии, выражавшимися как в льготах, так и в зарплате, работать мне быстро надоело. Это было монотонно, скучно, неинтересно. И я начал сачковать. Сначала незаметно, а потом откровенно и нагло. Да и причина появилась совершенно неожиданная: Халима, восемнадцатилетняя волоокая, полногрудая красавица из соседнего упаковочного цеха.
Всегда веселая, с задористым звонким голом, хохотушка Халима заливалась смехом от любой шутки, и отчетливые круглые ямочки на щеках, делали ее еще привлекательней для мужчин, что к ней стояла очередь почти со всего плодика: усатый электрик Аркен,верзила со склада, проходной, мужик с проходной и парень с тарного ангара … И каждый пытался завоевать ее сердце какими то дарами, я – клубникой, а Аркен умудрялся принести сорванные возле конторы – цветы. Но она никому ничего не обещала, никому не отдавала свое сердце, только весело кокетничала со всеми, никому открыто не отказывая.
Рус злился, пыхтел, называл Халимой нехорошими словами, а ее поклонников – тряпками. Но исправно заполнял мои трудовые табели и смотрел сквозь пальцы на мои прогулы.
Халиме нравилось всеобщее внимание, и ей претило мои неумелые ухаживания, она принимала их и мы довольно таки весело проводили время, я иногда помогал ей, иногда мы вместе обедали, вдвоем, а порой мы приглашали девчонку, которая работала рядом с ней в качестве помощницы, то ли ее сестренку, или просто коллегу…
Венере, так ее звали, было всего лишь 13 лет, все еще по подростковому угловатая, но очень милая и приятная. Венера была все еще по детски наивной, в некотором смысле идеалистичной девушкой, начитавшейся сентиментальных, женских романов. Она очень любила поэзию, помню, что то говорила про акмеизм, серебряный век и Ахматову… Я общался с Венерой как с ребенком, как с сестренкой, так, как может общаться считающий себя взрослым пятнадцатилетний подросток с 13 летним подростком….. Но все это позабылось, или затерлось в лабиринтах памяти, и я не мог оценить, рассмотреть, разглядеть в полную силу маленького человека…..
…….Было поздно, опять веерно выключили почти всему городу, а такси 90-х не хотело ловиться, и мы пошли пешком через мрачный, утонувший во всеобщем мраке - город, я, и моя знакомая. Дойдя до третьего Коктема, мы зашли к ней во двор.
- Здесь жила моя подруга Венера.
- Почему жила?
- Разве ты не помнишь тот знаменитый случай, когда в 89-м году девочка умерла на уроке физкультуры?
Я вспомнил об этом случае, прогремевшем на весь Калининский район. Но я не знал имени погибшей, вернее не спросил у Тамары Федоровны, нашего школьного врача и по совместительству мамы моего приятеля – Кости Иланского. Я часто заходил к ней просто поболтать, и помню как она долго, с ужасом рассказывала об этом случае. Но почему то я ни разу не удосужился спросить имени этой девочки…
- Ее звали Венера? – спросил я.
- Да. Это была моя самая любимая подруга.
Мы стояли под ветками осеннего дерева, под моросящим ноябрьским дождем, было сыро, промозгло, но я все это престал чувствовать и с каждым ее словом почему то становилось душно и жарко… словно внезапно наступил июльский зной…
Она все рассказывала и рассказывала. И каждое ее слово словно огромный валун, повисал на моем сердце… Она рассказывала об ее характере, привычках, об ее искренности, доброте , говорила, что Венера была такой непрактичной, неземной, словно с Она была с другой планеты. Рассказывала о том, какие стихи Венера писала, признавалась, что подруги иногда не понимали ее, не понимали ее чувств, да и вслух Она мало что рассказывала, так как все изливала в дневнике. ….Она рассказала, как Венера описывала лето 88 года, и вспомнила, что в этот период ее не неземная эфирность как будто увеличилась, она стала какой то нематериальной, излишне сентиментальной.. Она рассказала, что почти каждый день Венера писала о каком то парне, в которого она было влюблена, она отмечала каждый диалог, каждый разговор, каждое слово и настроение, и все страницы ее дневника были исписаны романом, романом наивным, подростковым , монологово безответным, но чистым и искренним..
Ее мать дала подругам почитать дневник, пыталась узнать, кто же был парень из дневника. Но никто не знал его, Венера никогда не упоминала об этом вслух, и даже в дневнике она не упоминала его настоящего имени, заменяя каким то странным сказочным персонажем из сказки. Единственное, что было известно по дневнику, что парню 15 лет, работает во фруктовом цехе , и что он часто заходил к ним с клубникой…….
………..Я ушел, так ничего и не сказав знакомой, да и достоин ли был что либо говорить?
Ведь мир полон людей, которые встречаются человеку на протяжении жизни, но память такая избирательная, и мы даже не догадываемся какие переживания происходят рядом …
Мы не замечаем этого,… .или может быть не хотим замечать…и сколько же мы не видим того, что нужно увидеть…