Просьба, высеченная на сердце

                Посвящается Комитасу

В 1915 году вместе с целым рядом выдающихся армянских писателей, публицистов, врачей, юристов был арестован и гениальный армянский композитор, фольклорист, певец и хоровой дирижёр Комитас (настоящее имя Согомон Геворкович Согомонян). После ареста, сопровождаемого насилием, он был сослан вглубь Анатолии, где стал свидетелем зверского уничтожения светлых умов нации. Несмотря на то, что благодаря влиятельным личностям Комитас был возвращён в Константинополь, пережитый кошмар оставил глубокий, неизгладимый отпечаток в его душе. Комитас уединился от внешнего мира, укрылся в своих мрачных и тяжелых думах — сломленный и печальный.
В 1916 году здоровье Комитаса ухудшилось, и его поместили в психиатрическую клинику. Однако не было никакой надежды на выздоровление. Медицина оказалась бессильной перед губительной болезнью. Гений армянской музыки нашел свое последнее пристанище под Парижем, в лечебнице городка Вильжюив, проведя там почти 20 лет.
22 октября 1935 года Комитас скончался.

                Часть 1

                ***

- Пустите! Куда вы меня тащите? Отпус…
- Оп, оп! Даже не пытайся.
- Пустите! Куда? Куда!?
- Как куда? В палату.
- Не хочу! Я не могу в палату! Я должен идти! Пус…
- Ишь ты, а больше ничего не хочешь?
- Как вы не понимаете? Ведь будет поздно. Его уб…
- Ничего, успеешь.
И трое потешающихся бугая крепко обхватили мужчину, не оставляя ему никакого шанса на освобождение.
- Затащите его в палату, свяжите мёртвым узлом и вколите приличную дозу хлорпромазина, - приказал, следующий за вышеописанной процессией мужчина в белом халате. На вид ему было лет сорок пять – пятьдесят, среднего роста, крепкого телосложения, слегка лысоватый. Мужчина носил необычно маленькие очки, которые смотрелись крайне нелепо на фоне его широкого лица.
- Прочь! Прочь! Уберите от меня свои грязные руки!
- Ну, допустим, мы их только что вымыли.
К этому времени вся делегация уже находилась в палате больного.
- О-о-о! Как же вы не понимаете, я один могу его спасти. Я!
- Спасёшь, обязательно. И не только его, а целый мир, - усмехался над несчастным один из палачей.
– Зря брыкаешься. Лучше утихомирься, подобру-поздорову, - чуть помягче произнёс другой.
Эффект был ошеломляющим. Вопящий перестал сопротивляться, притих и даже позволил вколоть себе вышеупомянутый препарат. Однако боль от укола вернула его в прежнее состояние.
- Гады! Я не хочу становиться идиотом. Я не могу этого делать. Иначе будет поздно!
- Свяжите его! Вы должны были сразу же его связать. Сколько я могу вас учить?

Но это было проще сказать, чем сделать. Протестующий дёргался и выворачивался, словно змея.
- А-а-а, убийцы! Вы все такие же убийцы, как они! Вот почему… Пустите! – И он снова попытался вырваться из цепких объятий. Но вдруг, картина резко переменилась. Поддерживаемый со всех сторон громилами в белых халатах мужчина, размяк и упал перед врачом на колени.
- Прошу, пощадите. Он ещё такая кроха. Пощадите.
- Ну-ну, успокойся,- лукаво улыбаясь, заговорил тот, что в очках. Лицо его расплывалось в ехидной улыбке и казалось скользким и дурно пахнущим. - Сейчас ты поспишь, а после, мы поговорим, и я постараюсь, слышишь, пренепременно постараюсь тебе помочь. Добавьте ему ещё и транквилизатора.
Указание врача было исполнено незамедлительно, поскольку шприц с содержимым был уже наготове. С виду можно было предположить, что больной поверил словам доктора. Но это была только видимость. Стоило санитарам расслабиться и потерять бдительность, как разъярённый мужчина кинулся на очкастого.
- Убью!!!
Дикий крик сопровождался соответствующим действием: мужчина начал с силой душить доктора. Это просто счастье, что один из присутствующих на месте санитаров мгновенно среагировал и ударил больного по голове, иначе… Удар был неслабым, ноги несчастного подкосились, и он рухнул, вновь оказавшись у ног психиатра, но на этот раз почти в бессознательном состоянии. Он больше не сопротивлялся, не бился в истерике, просто тихо плакал, и слёзы, стекающие по его небритому лицу, были размером с гречневое зёрнышко. Он ещё раз, уже почти неслышно, попросил, чтобы его отпустили, но легче достучаться до небес, нежели до тех, в чьей груди вместо сердца ржавый механизм. Но, может быть, они и правы. Нельзя, поддавшись жалости и состраданию, выпустить на волю такого, не в своём уме человека, подвергая тем самым окружающих опасности.
Этот день по праву можно считать днём второго рождения доктора, поскольку в момент бешенства в руках пациента психбольницы была такая сила, что он с лёгкостью свернул бы шею буйволу.
Комплекс препаратов, хоть и с приличным опозданием, но подействовал. Между прочим, это единственный пациент, на которого все известные препараты действовали не так, как полагается.
- Кто этот человек, и кого он всё время рвётся спасать? – обратилась с вопросом к доктору, прибывший на неделе стажер, наблюдавшая за всем происходящим со стороны.
- Откуда мне знать? Какой-то шизофреник.
- Шизофреник и все? Разве он не ваш пациент?
-И что из того? Не думаете же вы, что я лично знаком с каждым психом.
- Но вы ввели в его организм неслабую смесь, и судя по всему – это не впервой. Должны же быть у вас на это основания? Нельзя ведь забывать и о побочных эффектах.
- Послушайте, деточка, вы пришли учиться? Так учитесь и без лишних вопросов.
- Я и пытаюсь, но то, что я только что увидела, мне не понравилось. Вы попросту устранили от себя препятствие, спасли, так сказать, свою шкуру.
- Ба! Какая похвальная гуманность. Только почему это она у вас такая односторонняя?
- Отнюдь. Просто вы в состоянии постоять за себя, а с ним вы поступили жестоко.
- Жестоко? Я что приказал ему сделать воздушную эмболию или запихал в рот трионал? Милая моя, он душевнобольной.
- Знаю, и, тем не менее, каждый заслуживает, чтобы к нему относились как к человеку. Медицина обязана быть терпеливой и уметь находить должный подход к пациенту в самых критических ситуациях.
- Это и была, что ни на есть критическая ситуация, и я проявил должный подход.
- Сомневаюсь.
- А что бы вы хотели, чтобы я сказал ему спасибо?

- Нет, но я уверена, что медработник, специализирующийся в данном профиле, ко всему прочему должен быть вежлив и приветлив.
- Хотел бы я посмотреть, как бы вы отнеслись к тому, кто только что чуть было, не придушил вас.
- Нужно уметь в любых ситуациях сохранять спокойствие и самообладание.
-А я и сохраняю. Кроме того, разве вы сами не были свидетельницей моего вежливого отношения? И что это нам дало?
- Он же болен.
- Хорошо, что напомнили. И что из того, что он болен? Не считаете же вы, что его невменяемость дает ему право беспредельничать?
- Нет, но на человеческое сочувствие и понимание, мне кажется, он имеет право, а вы говорите, что даже не знаете кто он, откуда. Кроме того, он не показался мне таким уж и невменяемым. У него членораздельная осмысленная речь…
- Этого ещё мне тут не хватало. А то, что он набросился на меня – это, по-вашему, тоже нормально, и резкие перепады настроения?
- Нет, но не знать ничего о человеке, которого, по идее, вы призваны лечить…
- Ну, допустим, это я так, чтобы поскорее от вас отделаться. А вообще, вы правы, он один из моих пациентов, и я, разумеется, знаю, что к чему. Мне, например, известно, что он часто в бреду самообвинения отказывается от еды. Еще я знаю, что иногда он впадает в так называемый транс, не ест, не пьет, не выходит на прогулки. В таких случаях его пищу оставляют рядом с постелью, и случается, он съедает её, а бывает еда остается нетронутой. Если состояние затягивается, ему подкожно вводится несколько единиц инсулина для стимуляции аппетита, а если это оказывается неэффективным, производится ввод глюкозы, внутривенно. Наряду с этим, разумеется, вводятся и психотропные средства. Довольны?
- Ясно. Но, а диагноз? Каков его диагноз? При каких обстоятельствах он сюда попал? Есть ли у него родные?
- Стоп, стоп, не всё сразу. Я понимаю ваше любопытство…
- Это не любопытство, я просто хочу понять.
- Что понять? Зачем вам это, милочка?
- Затем, что я собираюсь посвятить таким как этот несчастный, всю свою жизнь.
- Ваша позиция похвальна и достойна всяческого уважения, но в жизни есть много прелестей, более достойных посвящения.
- Давайте оставим дискуссию обо мне и вернёмся к больному. Что ещё вы можете о нём мне рассказать?
- Вы всегда так настойчивы?
- Только когда речь заходит о вещах крайне важных.
- Всё-всё, ваша взяла. Но мне, в общей сложности, больше нечем вас порадовать. У этого парня серьёзные проблемы с головой, хотя на первый взгляд этого и не скажешь. Он кажется вполне здравомыслящим уравновешенным человеком, но как вы сами можете видеть, внешнее впечатление обманчиво.
- Да, но причины? Вы пробовали выяснить у его родных, близких…
- За время моего заведования, его никто не навещал, и, насколько мне известно, он и раньше не пользовался популярностью. Ему никто не пишет писем, никто не поздравляет с праздниками или с днём рождения.
- Выходит, о нем никому ничего не известно?
- Наконец-то до вас дошло. Все что о нём известно, скорее слухи.
- Например.
- Ну, говорят, что когда его скрутили, этот бедолага ходил по улицам и приставал к прохожим с мольбой пощадить какого-то там малыша.
- Малыша? Какого малыша? Речь о его ребёнке?

- Чёрт его знает, может его, а может соседа. Не исключено, что это просто злая шутка, которую сыграла с ним больная психика. Вы должны знать, как это бывает. Его привезли, когда в клинике ещё был другой заведующий.
- Но при поступлении ведь оформляется история болезни, содержащая паспортные данные, краткий анамнез, результаты осмотра, описание психического и соматического статуса и предположительный диагноз.
– Оформляется, но это сплошь запутанная история. В деле ничего конкретного не сказано. Да и какая разница?  Мир не изменить. Он жесток, милочка, и в нём много несправедливости. Встречаются в нём и помешанные, вроде этого. Но ведь, по большому счёту, они нас и кормят. Не будь их, чем бы мы с вами занимались?
Ироничное отношение главврача к вещам весьма трагичным, произвело на девушку-стажера несимпатичное впечатление.
- Я с ним встретилась, сразу же, как только приехала сюда, и поначалу даже не предполагала, что он здешний пациент.
- Хотите сказать, что мы тут все смахиваем на психов?
«Что это он все время улыбается,- подумала про себя девушка - противный субъект, больной и тот куда приятней». Но вслух она произнесла лишь слово «нет».
- И на том спасибо. Обнадёжили.
«Мерзкий и скользкий червяк».
- Послушайтесь моего совета, не засоряйте себе голову всякими глупостями. По роду деятельности, вам придётся сталкиваться с разными пациентами, многие из них будут, напрочь, лишены возможности здраво мыслить. Вникать в историю каждого – жизни не хватит. Я понимаю и даже ценю ваше желание помочь несчастным, но не нужно фамильярности, это непозволительно. Послушайте совет, доверьтесь моему опыту, выкиньте всё это из головы и возможно, вам удастся удержаться. В противном случае, у вас здесь никакого будущего, лучше специализируй в другой области.
- Вы что из тех, кто считает, что душевнобольные – это “балласт”?
Это уже был перебор, и девушка сама это понимала. Выражение лица мужчины моментально переменилось: из лукаво-ироничного превратилось в удивленно-звериное.  Глаза, круглые как таблетки, казалось, вылезли поверх очков, а скулы тревожно забегали.
- Вы говорите, да не заговаривайтесь. Я уважаемый специалист и никому не позволю усомниться в своей квалификации и обвинять в наличии гнусных мыслей и поступков. Нравятся вам мои методы или нет, но мириться с ними вам придётся, и уважать их – тоже. Если же вы собираетесь и дальше поучать меня, то лучше нам сейчас же расстаться.
И поправив очки на переносице, он удалился.
Девушка постояла ещё несколько секунд, провожая взглядом вселяющего ей отвращение психиатра, затем повернулась и пошла в другую сторону.

                ***

У дежурной по этажу, девушка узнала, что приступы, подобные нынешнему, с заинтересовавшим её пациентом случаются крайне редко. В основном это спокойный и весьма приятный человек, помогает ухаживать за другими больными, наблюдает за ними во время прогулок, чтобы те чего не натворили. Ещё со времён бывшего заведующего ему не дают никаких лекарственных препаратов, ни уколов, ни таблеток, за исключением, таких ситуаций, как сегодня. В такие минуты его отключают основательно. Он потом несколько дней не может прийти в себя.
Насколько девушке удалось понять, с данным больным практически не бывает проблем, он даже моется самостоятельно, под присмотром правда, но самостоятельно. Единственное ограничение – бритьё. Это даже ему непозволительно.  Это и понятно. Как не крути, он всё же остаётся человеком с нездоровой психикой.
Выслушав внимательно всё, что рассказала ей пожилая женщина, девушка направилась в сторону кабинета главврача, и постучалась в дверь. Ей было не по себе оттого, что между ними недавно произошло, но она понимала, что если она собирается и дальше продолжать стажироваться здесь, ей так или иначе постоянно придётся с ним консультироваться по тому или иному вопросу.
- Да-да, входите.
Девушка вошла и оказалась лицом к лицу с отталкивающе улыбающимся мужчиной.
- А, это вы. Входите, милая. Кофейку?
- Почему вы хотя бы не попытаетесь ему помочь?- игнорируя обращение к себе, и без какого-либо вступления обратилась она к заведующему.
- Кому?- удивился доктор. - Кому я должен, по-вашему, помогать, сумасшедшему? Милочка, вы хотя бы понимаете, о чём толкуете?
- Но вы же могли хотя бы узнать кто он, откуда.
- Зачем? Зачем мне это? Я пока что не потерял способность здраво мыслить. Кроме того, Вы должны понимать, что одного моего желания недостаточно, психи – они и есть психи.
- Но можно же попытаться…
Как? Вы предлагаете мне часами сидеть с придурками и расспрашивать у кого где «бобо»?
- Хоть бы и так.
- Ну, знаете, я ещё не лишился более результативного времяпровождения.
И он в который раз мерзко заулыбался. – А что касается конкретно данного пациента, то тут случай вообще безнадёжный.
- Отчего же?
- Всё проще простого, за исключением подобных вот вспышек безумия, ваш кавалер всегда молчит. Молчит как мумия.
- То есть? - не поняла девушка, смутившаяся при слове «кавалер».
- То и есть, он ни с кем не разговаривает. Поговаривают, правда, будто с прежним заведующим у них были довольно тесные отношения, но это только слухи, а мы – медики, должны опираться, исключительно, на факты.
- А может он просто не доверяет вам?- снова осмелилась дерзнуть девушка.
- Ну, знаете что, - голосом, в котором мелькали нотки возмущения, проинёс психиатр – вот вы и идите и входите к нему в доверие, а у меня и без этого чудика дел хватает.
- Ну и пойду!
И девушка торопливо покинула кабинет. В эту минуту она была похожа на раздосадованного и возмущённого ребёнка, с которым взрослые не захотели считаться.

                ***

Внимательно рассмотрев историю болезни, девушка с досадой обнаружила, что в ней действительно не сказано ничего, что могло бы пролить свет в деле установления личности больного, а так же событий, явившихся причиной его помешательства. Всё осложнялось ещё и тем, что в клинике не оставалось никого, кто бы мог хоть что-то сообщить. Со сменой руководства сменился и весь персонал, кроме уборщицы, которая, к сожалению, была настолько стара, что если и знала что, сегодня вряд ли вспомнит. И, тем не менее, девушка разыскала её и попыталась вывести на нужный ей разговор, но, как и предполагалось, это была лишь напрасная трата времени. Старушка не только не помнила события тех лет, но и не знала, что вот уже пять лет, как клиникой заведует другой руководитель. Девушка была страшно огорчена, но ещё больше ей было жаль маленькую бабушку, дрожащую над своей метлой, как над чем-то драгоценным. Её и держали в штате лечебницы, скорее всего, из жалости, ведь само собой разумеющееся, работник из неё никакой. Да, как не крути, а в одном заведующий к прискорбью прав: жизнь жестока и несправедлива.

                ***

Несмотря на преследовавшие её неудачи, девушка не собиралась сдаваться. Отыскав в архиве адрес прежнего заведующего клиникой, она отправилась в гости. Дорога была не из лёгких, сначала ей пришлось потрястись в электричке, а после голосовать на дороге, в ожидании попутки. И что это заставляет людей обживаться в столь далеких от цивилизации местах?
Хорошо хоть дом искать не пришлось, он один красовался в соседстве с маслиновой рощей. Входная калитка не была заперта, и девушка беспрепятственно вошла во двор, поднялась по скрипучей деревянной лестнице и постучалась в дом. Дверь ей отворила молодая, хорошо одетая женщина, образ которой ну никак не гармонировал с окружающей средой.
- Вам кого? – почти шепотом поинтересовалась женщина. Было заметно, что она была удивлена визитом.
- Я приехала из города. У меня важное дело…
- Это уж наверняка. Тащиться в такую даль по пустякам…
-Я из клиники,- попыталась объяснить девушка.
- И что вам надо?
Жесты, интонация, мимика – всё говорило о том, что женщина раздражена визитершей.
- Мне нужно поговорить с…
И она  назвала имя человека, для встречи с которым ею был проделан столь изнуряющий путь. Выражение лица женщины сразу же изменилось, раздражение сменилось удивлением.
- Я верно вас поняла? Вы из клиники, которой некогда заведовал мой отец?
- Если вы его дочь, то - да, так оно и есть.
- Тогда вы должны были бы знать, что стало с моим отцом.
- Дело в том, что я стажёр и…
- Тогда ясно. Мне не хотелось бы огорчать вас, но вы зря тащились, его уже пять лет, как нет с нами. Сгорел на работе. Весьма трогательная история, не правда ли? Заведующий психушкой скончался, оберегая сон своих подопечных.
«Какая грубиянка. Иронизировать по поводу кончины собственного отца». Но тут девушка заметила, как из глаз женщины покатились слёзы. Через секунду полил настоящий слёзный дождь. Вот, оказывается, каким ошибочным может быть первое впечатление. С виду напыщенная, малодушная женщина в действительности оказалась трогательной и ранимой. Сердце девушки сжалось.
- Простите, я не знала. Простите меня ради бога. Я лучше пойду.
- Нет-нет, это вы меня извините. Даже не припомню, когда я в последний раз плакала. То ли я бесчувственная такая стала, то ли просто до моих слёз никому нет дела. Когда отец был жив, всё было иначе: чуть что не так, я тут же бежала к нему, делилась своими переживаниями, случалось – плакала, и мне сразу же становилось легче. Отец был способен всё выслушать и поддержать, утешить, когда в этом особенно нуждаешься. После того, как он покинул меня, всё вокруг стало другим.
- Тяжело терять близких. А плакать, всё же, иногда просто необходимо. С потоком слёз и боль нередко вытекает.
- Спасибо вам за поддержку и понимание. Что это я вас на пороге-то держу? Проходите в дом, чайку попьём, поговорим.
 – Нет, спасибо. Кажется, мне лучше уйти. Я шла сюда, чтобы поговорить с доктором, но раз его нет…
- Проходите, проходите. Сегодня вам уже всё равно не добраться до города. Оставайтесь, а с утра вместе поедем. Мой супруг заедет за мной, и мы довезём вас прямо до клиники.
- Так вы не живёте здесь?
В доме было так прибрано, ни соринки, ни пылинки. Трудно было предположить, что он необитаем.
- Нет, вот уже восемь лет, как я переехала в город. Замуж, понимаете ли, вышла. Но сюда приезжаю довольно часто, прибираюсь. Отец не выносил, когда в доме пыль и беспорядок, вот я и стараюсь, по возможности его не огорчать. Всё ещё жду, что откроется дверь и на пороге появится он, мой любимый папа. Понимаете, я не видела отца мёртвым. Когда всё это случилось, я была на пятом месяце беременности, и мне посоветовали не ходить на похороны. Сейчас я страшно об этом жалею. Дело в том, что я была страшно обижена на отца за то, что его не было рядом, когда мама умирала. Супруг мой не понимал моего упрямства и заявил, что когда у нас родится малыш, он сам пойдет и приведёт отца к нам. «Никогда! – кричала я.- Этому не бывать!» Видите, как судьба распорядилась. Сказала, как ворона накаркала. Если бы у меня была возможность попрощаться, может, мне и было бы легче, а так…
И женщина смолкла.

                ***

За чашечкой свежезаваренного ароматного чая девушка рассказала о причине своего визита.
- Отец никогда не говорил о делах, да и когда. Он почти не бывал дома. Однако у него в столе есть кое-какие бумаги: записи там разные, заметки, рецепты. Если хотите, можете почитать, вдруг найдёте что интересное.
- А можно?
- Почему бы и нет? Мне не кажется, что отец был бы против. – И женщина вышла и комнаты.
Девушка словно ожила, глаза заблестели, щёчки порозовели. Какой-никакой, но это шанс.
Минут через пять женщина вернулась с целой кипой бумаг, журналов и тетрадей.
- Вот, здесь все, что мне удалось найти.

                Часть 2

Всю ночь девушка провела за чтением. Она вычитала много полезного и поучительного, но по интересующему её вопросу в бумагах не нашлось ничего. Практически потеряв всяческую надежду, она взяла в руки последнее, что оставалось непрочитанным, мерклый с вогнутыми от частого пользования краями блокнот и прочла «Необычный пациент». В девушку почему-то сразу вселилась уверенность, что это именно то, что ей нужно. Не теряя ни минуты, она распахнула блокнот и приступила к чтению.

День первый

Сегодня привезли нового пациента, и он сразу же меня заинтересовал. Было в его взгляде что-то несвойственное тем, с кем нам здесь приходится сталкиваться. Я пытался по внешним признакам определить у него диагноз, но впервые на практике, мне ничего не приходило в голову. Не было в нём явных признаков ни одного отклонения. Нет, это не удивительно. Большинство пациентов нашей клиники, на первый взгляд, выглядят вполне нормальными людьми. Но это для несведущих, меня же не проведёшь. Годы наблюдений и исследований научили меня легко отделять меланхолика от лунатика или эпилептика, шизофреника от человека, страдающего маниакально-депрессивным психозом. Я без труда могу определить, что тот или иной человек имеет выраженные суицидальные агрессивные тенденции. Но этот случай был исключением. Первым делом, как и водится, я попытался выяснить кто он, откуда, но всё напрасно, больной ничего не помнил. Когда я осмотрел его, то не обнаружил ни кровоподтеков, ни вывихов и переломов. У него не было никаких внутренних или инфекционных заболеваний, препятствующих госпитализации. Никаких документов, ценных вещей или денег при нём так же найдено не было. Подождём, его, разумеется, будут искать родные, найдут и тогда мне удастся многое выяснить. Наследственный фактор, вот вследствие чего, не всегда конечно, но чаще всего происходит помешательство. В любом случае необходим полный диагноз, а он возможен лишь в результате всестороннего рассмотрения многообразных причинно-следственных отношений. Любая причина, вплоть до возбудителей инфекционных заболеваний, способна вызывать болезнь, но не в обязательном порядке, а лишь при стечении ряда обстоятельств.

День второй

Никто не пришёл о нём справиться. Никто не разыскивал, никакой корреспонденции на его имя (хотя, какое оно у него?) тоже не приходило.  Это очень затрудняет нам работу, но, как бы то ни было, наша задача диагностировать пациента, выяснить причину и степень расстройства и попытаться помочь, хотя, должен признать, что сегодня медицина, и в частности в данной области, ещё не так далеко продвинулась, чтобы реально помогать. Самое многое, что мы можем – это попытаться контролировать ситуацию, не дать болезни прогрессировать.

И всё же кто он такой? Откуда? Почему этот больной так увлекает меня? Чем он так отличается от остальных пациентов лечебницы? Я почему-то абсолютно уверен, что это высокоинтеллектуальный молодой человек и если он и нездоров, то только временно. Да, я почти уверен, что он страдает временными расстройствами психики и в промежутках между припадками обладает абсолютно ясным рассудком. Что-то говорит мне, что причина его болезни не в дурной наследственности, и не в инфекционном заболевании. Что-то серьёзное произошло в жизни этого человека, что-то такое, от чего его психика дала сбой.

День пятый

Мне удалось определить, что нет никакой потери памяти, никакого запамятования, просто он не желает ни с кем разговаривать. Возможно, не доверяет?

День седьмой

У него впервые проявились признаки бешенства. Впервые за неделю, этот тихий, едва заметный человек перевоплотился в дикого зверя. Он метался и кидался на всех, санитары с трудом удерживали его, такая в нём была сила, впрочем, как и у всех бешеных. Пришлось применить мягкую фиксацию, хоть я и не люблю этого. Ему ввели дозированный препарат, и спустя короткое время он заснул. Пусть отоспится, а там посмотрим, как быть. Не хотелось бы изолировать его, но не исключено, что придётся. А между тем мне всё еще не удалось установить диагноз пациента. Имеющийся у меня на руках материал не способен помочь в столь непростом деле.

На днях медсестра мне сообщила, что по утрам постель мужчины всегда аккуратно заправлена. Она предполагает, что он не ложится вовсе. Следует выяснить, так ли это, и если да, то разузнать, что не дает бедолаге заснуть.

День одиннадцатый

Всё хорошо, тот приступ был единственный. Я рад, что нам не пришлось его изолировать. Камеры с окнами, до которых нельзя достать и с решётками, отсутствие мебели, ложе на полу – всё это унизительно для человека с достоинством, а это пациент, определённо таким является. Жаль, что мне до сих пор не удалось узнать, какие мысли блуждают в его голове, что так беспокоит этого несчастного. Методы расспроса пока не дают никаких результатов. Что ж, будем наблюдать. Необходимо внимательно следить за его поведением, интонациями, выражением лица и жестами. Малейшие, порой едва уловимые изменения, способны пролить свет на ситуацию, поскольку психические нарушения, так или иначе, сказываются во внешнем облике и поведении. Именно наблюдение позволяет уловить наличие галлюцинаций, оценить уровень и характер эмоциональных реакций, получить представление об интеллекте и сознании больного. Конечно, немалым препятствием является то, что его никто не навещает и писем тоже не поступает ни к нему, ни обратно. Это дало бы мне возможность хоть что-то о нём выяснить. Правда, вчера медсестра сообщила мне о том, что он попросил ручку и тетрадь. Я разрешил. Не думаю, что он станет пытаться использовать их в суицидальных или агрессивных целях. Сегодня, после беседы с медсестрой, я узнал, что когда она пришла сообщить ему, что настало время прогулки, он что-то там записывал в тетради. Что ж, у меня появилась надежда хоть что-то выяснить.

День девятнадцатый

Я уже собирался ложиться. Я часто остаюсь в клинике на ночь. Домой по вечерам сложно добраться, да и не спокойно мне как-то покидать клинику. Нет, я, конечно, доверяю своему персоналу, но… Дочь не понимает моей страсти, упрекает в том, что шизики мне дороже семьи. Разумеется, это не так, это она слишком. Хотя должен признать, у неё есть основания обижаться на меня, ведь даже когда умирала её мать, меня и тогда не было рядом. Я только утром узнал о случившемся. Дочь не простила мне этого. Да что дочь, я сам не могу себе этого простить.
Так вот, я ложился и вдруг слышу стук в дверь. Удивительно, если это кто-то из персонала, следовательно, по важному делу. Но тогда стук был бы громче. С другой стороны, больше некому. Стук был тихий и всего один, поэтому я уже было подумал, что мне показалось, но тут снова: тук-тук. Подхожу к двери, приоткрываю ее и…на пороге стоит он, как всегда аккуратно причёсанный, волосы до плеч, без единого узелка. Это я разрешил ему носить шевелюру. Я увидел его глаза, когда его собирались постричь, и разрешил не трогать волосы. А что, он спокойный, никого не тревожит, моется  и причёсывается сам. Так вот, он стоял перед дверью моего кабинета, и весь его вид выражал благородство.
- Профессор, вы не спите?
Почему он назвал меня «профессор»? Я ведь так и не удостоился этой регалии. А ведь приятно, даже из уст не вполне здравомыслящего человека, всё равно приятно.
- Как вам удалось обойти охранника?
- Я подождал, пока он заснёт. Он всегда спит в это время. Но не судите его строго, по ночам здесь страшно скучно, вот он и вздремнул.
Подобное понимание и сострадание показались мне хорошими признаками.
- Если вас это не затруднит, я бы хотел, чтобы вы выслушали мою историю, - обратился ко мне после небольшой паузы несчастный. Глаза его выражали даже не просьбу, а мольбу. Выглядел он, как вполне адекватный человек, просто немного взволнованный. Должен сказать, что поначалу я замешкался, пускать к себе среди ночи, по сути, душевнобольного человека, без санитаров и медбратов, немного боязно, даже мне. И всё же я впустил его. Что-то мне подсказывало, что это нужно не только больному. К тому же, я вдруг как-то успокоился и ясно почувствовал, что мне абсолютно ничего не угрожает. Не исключено, что меня убедили его глаза.

- Входите, прошу вас. И всё-таки, я с утра заменю охрану.
Он ничего не ответил, хотя явно был не согласен с моим решением. Я предложил ему стул, и он, немного потоптавшись на месте, неуверенно присел. Я расположился в кресле напротив и ждал, ждал и наблюдал, благо представилась хорошая возможность. Несколько минут мой ночной гость молчал, возможно, размышлял, как и с чего лучше начать разговор. Я не стал его торопить, пусть соберётся с мыслями, успокоится. Когда, наконец, он приступил к повествованию, я непроизвольно удивился тому, как ясно и точно он описывает события своей жизни. Определенно, у него никак не проявляются нарушения деятельности функциональной системы.
Изначально голос его звучал тихо, еле слышно, жесты были слабовыраженными, поза практически не изменялась, но чем страшнее становилась исповедь, тем взволнованней и громче становился голос, появилась интенсивная жестикуляция. Временами, он вскакивал со стула и подходил ко мне совсем близко, но меня это не пугало, я был абсолютно уверен в своей безопасности. Я, прежде всего человек и прекрасно понимал, что, рассказывая то, в чём исповедовался этот несчастный, невозможно оставаться спокойным и неподвижным. Я напряженно слушал, и ловил себя на том, что во мне всё меньше и меньше остаётся от врача. Человек побеждал с большим перевесом. Ужасы, произошедшие в жизни этого несчастного, вставали перед моими глазами настолько реально, словно я и сам был их очевидцем. Внезапно я почувствовал пронзительную боль в груди и понял, что это сердце. Однако я не смел, прервать исповедь, это было бы жестоко, просто бесчеловечно. Бедный, бедный человек. Случись такое со мной, не уверен, что моя бы психика выстояла. Не удивительно, что человеческий разум не вынес подобного ужаса. Ужас – это самое подходящее определение всего, что выпало на его долю.
Закончив свой рассказ, он поднялся со стула, поблагодарил меня за проявленное терпение и вышел из кабинета. Уже на пороге, он обернулся и едва слышно произнес:
- Только не надо меня жалеть. Я везде виноват – и это расплата.
О том, чтобы лечь и попытаться заснуть не могло быть и речи. После такого, разве заснёшь. То, что я услышал, не выходило у меня из головы. Он сказал, что никто из его родных не выжил и это плохо, очень плохо, ведь ему здесь не место. А впрочем, где оно, его место?

День двадцатый

Мой ночной гость весь день не покидал палаты. На прогулке его также не было. Вечером, девушка-практикантка постучалась ко мне в кабинет, чтобы сообщить о том, что один из больных отказывается принимать лекарства. Я попросил девушку снять серьги в целях собственной безопасности, поскольку они могут быть сорваны возбужденными больными. Этим капризным больным оказался ни кто иной, как мой ночной гость. Я попросил подробно рассказать мне, что и как произошло. Девушка поведала, что как только она протянула больному таблетки, он вырвал их из её рук, бросил на пол и раздавил ногой. Я попросил, чтобы ему больше не давали никаких препаратов. Понимаю, что это не вполне профессионально, но я решил рискнуть. Кроме того, я сообщил, что отныне лично буду наблюдать за состоянием данного пациента. Когда я вошёл к нему, он сидел в углу на полу, обхватив голову руками. Я немного постоял, прежде чем он заметил меня и попытался привстать.
- Нет-нет, садитесь. И я присяду. Люблю, знаете ли, сидеть на полу. Спина здорово отдыхает.
И я примостился рядом. Трогательная картинка: пациент психбольницы и лечащий его врач беседуют, сидя на полу и прислонившись к стене. Но я знал, что это необходимо. Важно, чтобы больной доверял врачу, верил ему, малейшее подозрение в неискренности, и доверия не восстановить. Пытаясь открыть для себя личность больного, каждый психиатр вместе с тем обязан и сам раскрыться перед ним как личность.
- Вам наябедничали, да? Ну, по поводу таблеток.
- Не волнуйтесь об этом. Никто больше не заставит вас их принимать.
– Понимаете, я от них дурею, мир видится мне вниз головой, и мне это не нравится. Эта заторможенность…Она мне ни к чему, я не хочу забывать, не хочу. Хоть вы то меня понимаете?
Я понимал, еще как понимал, и это беспокоило меня больше всего. Как врач, я не мог не сознавать, что человек болен и расценивать его следует соответственно, но как человек…Как человек, я всей душой, всем сердцем сочувствовал ему и не желал подавлять в нём личность, а это чревато последствиями. Я знал это, и тем не менее.
- Отныне, вашим лечением буду заниматься персонально я. Со всеми вопросами обращайтесь ко мне, непосредственно.
- Какие могут быть вопросы у психа? Не беспокойтесь, я, в большинстве случаев, вполне адекватен и понимаю где я и почему.
- Бог даст, вы скоро оправитесь и покинете стены этого мрачного заведения.
- Спасибо вам, но думаю, этому не бывать.

Дальше было несколько вырванных листов, а потом следующая запись.

День тридцать шестой

Господи, я позволил санитарам применить силу, но у меня не оставалось выбора. Он накинулся на медсестру, просто зашедшую поинтересоваться его самочувствием. Мужчина отобрал у неё шприц с лекарством, предназначавшийся больному из соседней палаты и воткнул его ей же в ногу. Конечно, в этом была и её вина. Я неоднократно объяснял работникам, что с больными нужно вести себя предельно осторожно, даже если вам и кажется, что они совершенно безобидны. Когда я прибежал туда, он уже стоял на спинке кровати, облокотившись о стену и закрыв глаза, неистово молился. Я подумал, вот оно, сошедшие на него умиротворение и божья благодать. Но я ошибся. Внезапно он спрыгнул вниз и стал биться головой о пол. Я пытался успокоить его, просил прекратить, но он был недосягаем, бился о пол и кричал: «Я должен, должен бежать! Мне надо к нему, я должен спасти малыша!» Что мне оставалось делать? И всё же чувство вины (откуда оно только берется?) не даёт мне покоя. Когда один из санитаров, огромный детина ударил его, мужчина упал. Падая, он опрокинул со стола стакан и тот разбился. Тогда он схватил один из осколков и полоснул себя по горлу. К счастью, на этот раз всё обошлось, его быстро перевязали и усыпили. Но было столько крови.

Выхода нет, придется поместить его в специальную палату, ведь у него стали проявляться тенденции к самоубийству и стремления к побегу. Кроме того, надо бы исключить любое соприкосновение с острыми, колющими или режущими предметами, дабы избежать нанесения больным увечий себе и окружающим. Следует принять тщательные меры предосторожности во время бритья и стрижки.  Конечно, если бы у нас были наблюдательные палаты, это облегчило бы ситуацию, а так, его придётся поместить в отдельное помещение, больше похожее на одиночную камеру, выходить из которой он сможет только в сопровождении медперсонала.

Что-то мне нехорошо, наверное, от увиденного. Но ведь мне не впервой. Дело в том, что я с детства не переношу вида крови. Именно по этой причине я и не пошел в хирурги. Кажется, без таблетки тут не обойтись.


Это была последняя запись. Досадно, девушка достаточно многое узнала, но в то же время, не узнала фактически ничего. И что теперь?

                Часть 3

Чем больше она ломала голову, тем больше убеждалась, что единственный способ выяснить, что к чему, это войти в непосредственный контакт с самим пациентом. Только как это сделать? Все в один голос заверяли её, что это из мира фантастики. В последнее время он и на прогулку почти не выходит. Единственное место, где его можно встретить – это библиотека. Эта привилегия осталась за ним со времен прежнего заведующего.
«Что ж, библиотека, так библиотека».
И девушка стала выкраивать время и по сотню раз на дню заглядывала в эту, вероятно, из-за полок с книгами именуемую библиотекой комнатёнку, в надежде застать там своего любимого пациента. Отчего любимого? А она и сама не могла понять, что именно привлекало её в нём. Какими-то невидимыми фибрами души её тянуло к этому ненормальному мужчине, и это отнюдь не праздное любопытство. Видимо с ней происходит то же, что и с прежним заведующим.
И вот в один прекрасный день, она вошла и увидела его. Он сидел перед раскрытой книгой, и по выражению лица можно было понять, что он всецело поглощён чтением.
«Интересно, что он читает?»
Однако внешнее представление оказалось обманчивым, мужчина сразу же заметил присутствие постороннего. Когда девушка придвинулась и попыталась рассмотреть заглавие, он мгновенно захлопнул книгу и перевернул её лицевой стороной вниз. При этом он так грозно и пристально посмотрел на неё, что девушка не выдержала и отвела взгляд. Понадобилось несколько секунд, для того, чтобы к ней вернулись самообладание и былая уверенность, но этого времени оказалось достаточно, чтобы больной встал, вернул книгу на полку и испарился, введя девушку в ещё большее замешательство. Наконец, сообразив, что произошло, она выскочила из библиотеки и крикнула вслед быстро удаляющемуся мужчине:
- Простите. Простите меня, пожалуйста.
Тот, к кому обращался крик отчаяния, даже не обернулся. Девушку это страшно задело. «Псих, а гордый».

После вероломного вмешательства девушки, больной перестал посещать и это, единственное укромное место, где ему удавалось отвлечься. Разумеется, она чувствовала за собой вину, но от намеченной цели не отступала. Став его тенью, она преследовала больного повсюду: сопровождала на процедуры, напросилась помощницей к цирюльнику. Такое поведение стажёра удивляло многих. Были и такие, кто пускал в её адрес недвусмысленные шуточки. А врачи что поопытней, объясняли интерес девушки с чисто профессиональной точки зрения: будущий специалист по психиатрии выбрал себе больного и методом наблюдения и тщательного изучения повышает свою квалификацию. Многие прошли через это. Но следует заметить, ошибались и те, и другие. Девушка вовсе не собиралась изучать его ради самоутверждения. Нет и ещё раз нет. Но и предполагать, что между психиатром и постояльцем психиатрической клиники могут быть романтические отношения, было бы абсурдным. В таком случае, что же тогда?

                ***

Время шло. Преследуемый девушкой пациент, постепенно смирялся с вмешательством в свою жизнь. Если прежде он не удосуживался даже ответить на задаваемые ему вопросы, то теперь, случалось, даже произносил небольшие фразы в ответ. Особенно мелодично получалось у него слово «спасибо». Он как-то по-особенному растягивал его, словно напевал. Все эти изменения указывали, что девушка одерживает победу. Теперь он ежедневно выходил на прогулку в сопровождении своей неизменной спутницы, позволял ей себе помогать, и вообще, в присутствии этой юной, напористой и целеустремлённой особы выглядел вполне обычным человеком. Но это было всего лишь заблуждением. Как подтверждение тому странные, непредсказуемые приступы безумия, возникающие спонтанно, без видимых на то причин. Какая-то деталь замыкала в его голове, и тогда:
- Пощадите! Пожалейте, не убивайте, он еще совсем кроха. Убейте лучше меня! Меня!
Он падал в ноги медсестрам и санитарам, хватался за их халаты или штаны и полз за ними на четвереньках, моля о пощаде для малыша до тех пор, пока его не отдирали силой и не связывали. И далеко не всегда всё заканчивалось легко и просто. Случалось, доходило до кровопролития. Как в тот день, когда девушка испугалась до потери сознания.

                ***

С утра пациент был спокоен, ничто не предвещало бури. Но, как говорится, нормальные люди и те непредсказуемы, чего же ждать от безумных. Как обычно, она проводила его на процедуры и присела на стульчик, дожидаясь пока он помоется. Вместе с больными, в баню входило и несколько медсестёр, они наблюдали за тем, чтобы мытьё происходило без инцидентов. Вдруг дверь, за которой была баня, отворилась и одна из медсестер выбежала с диким криком.
- Помогите! Сюда! Скорей!
Первой туда, где что-то произошло, вошла девушка, и картина, возникшая перед глазами, буквально лишила её чувств. На трубе, по которой вода поступает в душ, обмотанный вокруг шеи женским чулком, висел он. Рядом с ним валялась другая медсестра. Именно с неё больной стянул чулок, предварительно сильно ударив по голове. Как ему это удалось? Неужели никто ничего не слышал? Впрочем, шум воды мог заглушать остальные звуки.
Подбежавшие к месту медбратья, ослабили удавку и высвободили безумца из петли. Перенеся его в ближайшую палату, они уложили его на постель и приступили к оказанию первой помощи. Через мгновенье мужчина открыл глаза и принялся душить склонившегося над ним медбрата. Пришлось применить силу и утихомирить бунтаря. Это было непросто. Он брыкался и кусался, издавая дикие вопли, изрыгая слюной, рвал одежду и на себе и на усмиряющих его, пытался освободиться из цепких объятий пришедших на помощь санитаров, однако результат подобного поединка был предрешён изначально. Больного скрутили, связали мокрым полотенцем, вкололи, что надо, и уже в полусонном состоянии поволокли в палату.

                Часть 4

С того злополучного дня прошло два месяца. Ежедневно, хотелось ей этого или нет, девушка встречалась с заведующим клиникой, беседовала с ним на тему психиатрии, наблюдала за тем, как проходит общение с другими пациентами. К величайшему удовольствию стажёра, заведующий практически никогда не говорил с ней о персоне, особо её увлекавшей. Чтобы ему не было известно о проявляемом девушкой к больному большом интересе, о таком не могло быть и речи, но психиатр, видимо, решил не касаться больше темы, вызвавшей в их отношениях большой диссонанс.
Приступы у больного, к счастью, не возобновлялись. Он выглядел бодрым и здоровым, но по указу заведующего после случая в бане за ним стал вестись постоянный надзор и некоторые, оставшиеся от бывшего главного привилегии были отменены. В частности, ему было отказано в посещении библиотеки. О том, что у девушки тогда случился нервный шок, он, конечно же, знал, и что, послужило ему причиной, ему так же было известно. Всё, происходящее в клинике всегда бурно обсуждается персоналом, причём присутствие больных никого не смущает.
 Что почувствовал несчастный мужчина, осознав свою непосредственную причастность к проблемам девушки, и вообще правильно ли ждать от пациента психлечебницы каких-либо новых душевных переживаний? Разве недостаточно того, что ему уже приходится переживать?

А какие существенные перемены произошли в ней и произошли ли? Удивительно, но после всего произошедшего, девушка не только не отказалась от своей затеи разузнать всё о своём «избраннике», но и стала ещё заботливее к нему относиться. Она очень опасалась повторения инцидента, поскольку нахождение под замком, ужесточение режима и увеличение запретов – всё это могло только резко ухудшить его состояние. Ему снова стали насильственно вводить психотропные средства, а девушка помнила из записей прежнего заведующего, насколько негативно они на нём сказывались. Ночами не могла сомкнуть она глаз, всё думала, всё размышляла. Мысли о том, что такого страшного произошло в жизни несчастного человека, что даже видавшего виды маститого психиатра заставило ужаснуться, не давали ей покоя. Что такого знал профессор? В мыслях девушки прежний заведующий непроизвольно являлся как «профессор», и тут налицо влияние прочтённых записей. Любопытным было ещё кое-что: восприятие больного девушкой. В последнее время, незаметно для себя, она стала рассматривать его не только как интересного пациента, но и как… мужчину. Что это, естественное развитие событий? Если предположить, что любой интерес приводит к аналогичным последствиям, тогда каким испытаниям подвергают себя великие умы человечества, ведь не секрет, что все открытия, особенно в области медицины делаются с помощью долгих и кропотливых наблюдений. Чувства, возникшие в душе девушки, не могли не волновать её, она сознавала, что не на шутку привязалась к больному, и ей было страшно даже подумать, что рано или поздно с ним может случиться приступ, который станет последним в его жизни. И чем больше она думала об этом, тем острее становилось желание узнать правду и помочь. Но можно ли помочь душевнобольному?

                ***

Насколько бы это не казалось странным, но и со стороны больного в адрес девушки стали проявляться нежные чувства. Он явно выделял её среди остального персонала. Что именно привлекло его в столь юной неопытной особе? Ведь за всё время пребывания в клинике, единственным, с кем у него складывались доверительные отношения, был прежний заведующий, и после его кончины это место оставалось вакантным и вот теперь…
Может, его приворожил её тоненький, почти детский голосок? Слышал бы он её, когда она возбуждённо дискутировала с заведующим. В тот день её голос и интонация были весьма далеки от детского лепета. А может, ему понравились чистые, не поражённые ложью и лицемерием глаза?  Не исключено так же, что его пленила нежность рук, которыми она ласково прикасалась к нему, помогая распутывать завязавшиеся узлом локоны. Кстати,  волосы – это единственное, к чему больной относится с особой бережностью. Никому до сегодняшнего дня не позволялось касаться их, включая профессора. В чём кроется корень такого ревностного почитания, никому не было известно, да и кому до этого какое дело?

                ***

Перемены, произошедшие в последнее время конкретно с этим больным, заметили все, включая, разумеется, и заведующего клиникой. Если в первое время он предпочитал не говорить с девушкой о полюбившемся ей пациенте, то сейчас, понимая, что между больным и стажёром установились доверительные отношения, он всячески её провоцировал. Кроме того, стало ясно, что он так и не простил девушке её дерзости и теперь постоянно напоминал о ней. Вдобавок, он то и дело заводил разговор о нецелесообразности персонального занятия с каждым пациентом в отдельности и без стеснения критиковал методы будущего специалиста. «Мы не лечим, а лишь предоставляем кров ненужным обществу людям, до момента их отбытия в мир иной».
Как же на все это реагировала сама девушка? А никак. Признаться, она всё больше сомневалась в компетентности заведующего как врача, а если копнуть глубже, то и как человека.

                ***

Был тёплый осенний день. Вернувшись с прогулки и проводив больного до дверей палаты, девушка попрощалась и уже собралась уходить, как вдруг мужчина схватил её за руку и кивком головы пригласил войти к нему. Девушку поначалу напугало столь неожиданное приглашение. Она стояла на месте, как вкопанная и не понимала как себя вести. Дело в том, что после того инцидента в бане он был помещён в камеру для бешенных. Заметив в глазах девушки страх, он тут же опомнился. Уразумев всю нелепость своего поведения, весь абсурд, он расслабил захват, но полностью руки девушки не отпустил. Видимо остерегался, как бы она не убежала. Девушка пристально посмотрела на него, и ей показалось, будто больной улыбается. Возможно, это ей только почудилось, люди нередко принимают желаемое за действительное. Как бы там не было, больной шагнул за порог палаты, и девушка последовала за ним.
- Это небезопасно,- предостерег её надсмотрщик.
Девушка и сама понимала всю серьёзность ситуации, и была уже готовы силой высвободить руку, как вдруг их глаза встретились. Во взгляде больного было столько боли и мольбы.
- Не волнуйтесь, я контролирую ситуацию.
-Что ж, как знаете. Если что, я за дверью. И всё же я бы не советовал.
Через секунду дверь за ними закрылась, и девушка оказалась по ту сторону жизни, ощутив всю боль, которую вероятно испытывает каждый, заключённый сюда навеки.
В то время как девушка размышляла о негативных последствиях подобного заключения, хозяин безжизненной камеры присел на полу и прислонился к стене. Устроившись, он, не задумываясь, пригласил свою очаровательную гостью примоститься рядом. Почти потеряв страх, девушка приняла приглашение. Что собственно придавало ей храбрости, его добродушное отношение? Но оно ведь в любую секунду может смениться на немилость. Что, если у него снова зашкалит в голове? Возможно, это и было глупостью с её стороны, но решение принято и отступать от него девушка не собиралась. К тому же, она была уверена, что раз он пригласил её, значит, у него для этого есть веские причины и основания. Весьма опрометчиво уповать на здравый смысл человека, запертого в стенах психиатрической клиники, но, тем не менее. Она позволила себе оказаться в одной камере с пациентом и теперь уже не время давать задний ход.

                ***

Внешне, больной казался абсолютно спокойным, однако, его частое и неровное дыхание подтверждало обратное. Как же долго тянется время. Похоже, больной чего-то выжидает, не исключено, что он просто собирается с мыслями. Нетерпение девушки возрастало с каждой секундой. Что же дальше? Она не паниковала, но было заметно, что она страшно волнуется.
- И вы тоже боитесь меня?
Спокойный, сопровождаемый эхом голос больного, встревожил девушку больше, нежели прежнее молчание. Она не нашлась, что ответить.

- Не надо, прошу вас, - слегка коснувшись нежной женской ручки, произнёс, так непохожий на душевнобольного мужчина.
- Я…Я не боюсь, - храбрясь, ответила девушка, хотя голос её заметно дрожал.
- Понимаю. Вы не думайте, я знаю кто я и где. Конечно же, вы должны бояться, иначе это была бы уже аномалия. Ну, кто же не побоится остаться наедине с безумцем? Да, ещё и обстановка, надо сказать, весьма унылая.
- Нет, что вы. Не говорите так,- попыталась, было, возразить девушка, но мужчина не дал ей договорить.
- К чему притворяться? Я безмерно благодарен вам за оказываемое внимание моей скромной персоне, но я уже говорил, мне прекрасно известно, что я болен. На это у меня ума хватает. Я вот только никак не могу найти ответа на столь продолжительно мучающий меня вопрос: почему никто даже не пытается помочь таким как я? Ведь это как-никак лечебница, однако, насколько мне известно, в ней так никого и не вылечили. Может, хоть вы объясните мне, отчего такое происходит?
Подобного понимания проблемы девушка, намеревающаяся найти своё место в психиатрии, не ожидала. Она стояла, словно загипнотизированная, и, казалось, потеряла способность мыслить и говорить. Неизвестно сколько бы продолжался этот ступор, но пристальный взгляд мужчины, с нетерпением ожидающего ответа, вернул её в реальность. Собравшись с силами, она еле слышно произнесла:
- Не знаю.
- А-а-а… Какая жалость. Вот и вы не можете удовлетворить моё любопытство. Нет-нет, не волнуйтесь вы так. Я прекрасно понимаю, что в этом нет вашей вины. По большому счету, в этом никто не виноват. Просто так обидно. Вы не представляете, каково это каждодневно терпеть унижения, чувствовать, что к тебе относятся как к животному и не мочь что-либо изменить.
Обескураженная здравомыслием душевнобольного, девушка в понимании опустила глаза. Больной понял, что невольно её расстроил.
- Хорошо, что на свете ещё есть люди, подобные вам. Из вас выйдет замечательный доктор. Вот и прежний заведующий был таким. Я чувствовал с его стороны к себе уважение, а это, признаться, главное, чего мне здесь не хватает. К сожалению, и он покинул меня.
- Он…
-Знаю. Я видел, как его выносили из кабинета, видел, как плакала его дочь. Это была дочь, я уверен. У неё были точно такие же, как у него глаза. Как больно, у меня и дочери-то нет, никто не поплачет. А вы? Вы будите плакать по мне? – обхватив её за плечи спросил мужчина.
 Девушка потеряла дар речи.
- Нет! Обещайте, что вы не станете плакать. Обещайте мне это!
Не надо, не говорите так. У меня не будет повода для слёз.
- Ой, что это? Муравей. Иди ко мне. Какой ты большой! – вдруг опустился на колени и с безумным выражением лица пополз по палате секунду назад казавшийся совершенно нормальным мужчина. Он полз и полз, неловко пытаясь схватить мнимого муравья, а сам исподлобья наблюдал за реакцией и поведением девушки, которая вначале остолбенела, но быстро спохватилась и бросилась к дверям. Увидав на её лице ужас, опустошённый и побитый жизнью мужчина прекратил своё жалкое представление. Девушка уже выбегала, когда он коснулся её плеча и прежним разумным голосом произнес:
- Испугались? А ведь, кажется, только что говорили, что не боитесь меня и не считаете сумасшедшим.
Осознав суть произошедшего, она без сил опустилась на колени.
- Не плачьте, не надо, - протирая ей руками слёзы, просил несчастный.
- Я виновата. Как же я виновата.

- Тише, милая, тише, успокойтесь.  В вас нет никакой вины. Это я должен просить прощение. Это мой крест всю жизнь просить прощение.
- Вы…Вы вдруг так резко изменились, до неузнаваемости, что я невольно подумала…
- Что же вы замолчали? Продолжайте. Вы подумали, что ошибались, и я, в самом деле, сумасшедший, не так ли?
- Не говорите, прошу вас, не говорите так.
- Отчего же? Ведь это правда.
- Нет, не правда.  Да, вы больны, но это не означает, что вы сумасшедший. Я уверена, что вам можно помочь. Мне бы только узнать, как.
- До чего же вы наивны, сущее дитя. Даже я, человек, находящийся так сказать не в своём уме, понимаю, что всё это лишь иллюзии. Иллюзии, лишённые каких либо оснований. Много лет назад великий профессор тоже грезил об этом. Не скрою, общение с ним внесло разнообразие и в мою бесцветную жизнь.  Приступы случались крайне редко, и то, что мне больше не нужно было принимать омерзительные таблетки, было большим облегчением. Я менялся на глазах, и нами овладела великая радость. Охмурённые ею, мы почти что уверовали в излечение. Но всё сорвалось. В тот страшный день профессор должен был понять, что он не волшебник. Ведь только волшебник и никто иной способен меня излечить.
Произнеся это, больной замолчал. Казалось, он просто не знал как дальше себя вести.
- Что бы вы сделали, если бы я вдруг взял да и обнял вас?
Подобного девушка уж никак не ожидала. В первую секунду, ей хотелось вскочить с места и выйти вон, но, взглянув в глаза больному, она передумала.
- Ничего. Я бы не сделала ничего.
И девушка придвинулась так близко, что её волосы касались его щеки.
- Не волнуйтесь. Разве я могу себе такое позволить? Где вы, а где я.
Думала ли она, что мужчина и вправду собирался обнять её? Как знать, возможно, в эту минуту ей даже хотелось этого. Ведь нам не ведомы её мысли и чувства, следовательно, и отрицать чего-либо, мы не имеем права. В жизни случаются и куда более странные вещи.

Минут пять царила полная тишина, после чего больной снова заговорил:
- Я осведомлён по поводу своих выходок, позвольте мне так называть своё безумие. Временами, я действительно теряю рассудок, но не приведи Господь проживи вы с моё, не известно, что с вами бы стало.
Девушка с пониманием вздохнула. Вздох страдания и отчаяния вырвался и из груди мужчины.
- Может, если бы вы поделились тем, что вас так беспокоит, стало бы легче?
Признаться, девушка тут же пожалела о том, что произнесла это вслух, но было уже поздно.
- Поверьте, милая, в этой жизни мне легче уже не будет. Было время, и я думал, так же как и вы, думал, расскажу всё профессору, облегчу душу, авось…Но, как видите, себе помочь я не помог, а профессора погубил. Бывает ноша, которую ничто и никто не поможет скинуть.
Девушка чувствовала, что её волнение снова усиливается. Зачем всё-таки больной пригласил её к себе?
- Но, тем не менее, может это и неправильно, но я всё же решил поделиться с вами. Хотя, может не стоит? Не уверен, что вы готовы услышать то, что я собираюсь рассказать. Ваша хрупкая и чистая душа может пострадать.
- Она переживёт. Я готова, хотя и должна признать, что не понимаю, чем заслужила такую честь.
- Честь? Не-е-т, это наказание, ведь после того, как я всё расскажу, вы уже не сможете жить как прежде.
- Рассказывайте,- с уверенностью произнесла девушка, но тут же испугалась, как бы больной не воспринял её нетерпеливость как приказ.
- Вам не нужно уговаривать меня, я расскажу, потому что доверяю… Почти доверяю вам. С самой нашей первой встречи, помните, там, в дверях? Я тогда сразу почувствовал исходящие от вас свет и тепло. Не знаю, возможно, всё происходило на подсознательном уровне. Мне понадобилось какое-то время, чтобы убедиться в справедливости первого впечатления. Теперь, когда я всё обдумал, взвесил, так сказать,  все «за» и «против», я готов поделиться с вами своим безумием.
- Обещаю выслушать и помочь.
- Кажется, я уже сказал, мне нельзя помочь. Но спасибо, за предложение. Итак, я начинаю.

                Часть 5

- Много лет назад, уж не помню сколько, я стал свидетелем массового уничтожения народа, моего народа. В те времена я жил и работал в небольшой деревушке, которая находилась в такой дали  от города, что туда фактически не забредала ни одна чужая душа. Война между нами и соседями уже была в самом разгаре. Все мужчины нашей деревни, за исключением священника, старого фельдшера, нескольких, едва держащихся на ногах старичков и меня, в то время почти юного, но, к сожалению, немощного учителя, отважно сражались на поле брани, рискуя жизнью, во имя свободы и Отечества.
Вам нравятся мои волосы? – неожиданно  прервав рассказ, обратился он к девушке.
От неожиданности она не нашлась, что ответить.
- Ей они очень нравились. Когда она вошла в класс, я сразу понял, что влюбился. Но она любила только играть моими волосами. Ей и в голову не приходило, что взрослый мужчина, к тому же учитель может влюбиться в свою ученицу, пятнадцатилетнюю восьмиклассницу. Верите, когда она оканчивала школу, я плакал. И после, когда она пришла в школу, чтобы пригласить меня на свою свадьбу, я рыдал, как безумец. Вы очень похожи на неё.
- Но мне не пятнадцать.
- И мне далеко не столько, сколько в те дни. Я до сих пор вспоминаю о ней, правда это случается не так часто. Иногда, когда я расчёсываюсь, мне снова хочется ощутить прикосновение её рук. Но я, кажется, отвлёкся.
Было далеко за полдень. Ученики, коих, в силу понятных причин было немного, успели разойтись по домам. Все, кроме одного, самого маленького и очень способного мальчишки. Этот малыш был из многодетной семьи. Отец мальчонки погиб сражаясь на войне, и бедной матери приходилось одной поднимать пятерых оголтелых пацанят. Разумеется, о том, чтобы заниматься с детьми речи быть не могло. Старшие ребята учились так себе, а этот, ну очень любил всякие там науки. И я решил помочь мальчонке, не из гуманных соображений, нет. Просто я видел перед собой качественный материал, и решил слепить из него нечто стоящее. Я договорился с его матерью, что буду оставаться после уроков и заниматься с мальцом дополнительно. Ребёнок был резвый и забавный. Своих детей, как понимаете, у меня не было, поэтому общение с малышом доставляло мне массу удовольствий. Мы часами засиживались за учебниками, и случалось, расходились по домам, только когда на улице начинало смеркаться.
Вы не думаете, что, вероятно, и во мне было что-то положительное, раз малыш предпочитал общение со мной игрушкам и игре в мяч? Хотя…Так вот. О чём это я? Ах, да. В тот день мы как раз заканчивали решать задачки и собирались приступить к чтению, как вдруг откуда-то с улицы до нас стали доноситься дикие крики. Я попросил малыша оставаться на месте, а сам подошёл к окну. То, что я увидел, заставило меня ужаснуться. Человек десять вооружённых солдат, словно скот на пастбище, сгоняли жителей деревни в небольшой хлев, находящийся недалеко от здания школы. В толпе мне удалось разглядеть свою мать, сестру и хромую тётку. Знаете, почему она хромает? Ей на левой ноге пальцы зеркалом скосило. Я не знаю точно, как такое случилось, в то время я только-только родился. Говорят, оно лежало где-то на антресолях, а во время землетрясения упало тётке прямо на пальцы. Как упало, как порезало – я так и до конца не понял.
Так вот, я наблюдал за происходящим из окна класса и не знал что делать. Первым порывом было бежать туда, к ним, но, собравшись с мыслями, я понял, что это лишено любого смысла. Им уже не помочь, а так я могу спасти хотя бы этого малыша. Время послеполуденное, вряд ли кому придёт в голову, что в школе могут находиться люди. Я был почти уверен, что мы в безопасности. О-о-о…
- Вам нехорошо?
- Я продолжал стоять и наблюдать за этой холодящей кровь картиной. Женщины, старики, дети – все визжали и молили о пощаде. Несколько солдат несли в руках зажжённые факелы. «Неужели они собираются заживо спалить людей? Это же варварство». Спустя секунды, мои догадки оправдались. Их целью действительно было собрать всех вместе и спалить, спалить всю деревню, дотла. Видимо, такое им проделывать не впервой. Скорее всего, соседняя деревня подверглась той же участи, поскольку оттуда в небо поднимался чёрный дым смерти. О-о-о… Моя голова. Моя дурная голова.
- Вам нужно успокоиться. Лучше, давайте отложим разговор.
- Нет! Я должен досказать. Сейчас!
Повернув голову влево, я заметил другую свору вооружённых сволочей. Сомнений никаких, школа это единственное место, куда они могли направляться. Не теряя ни секунды, я запихал малыша себе под стол, надеясь, что это место станет неплохим убежищем, и велел ему молчать и не высовываться, чтобы не произошло. Помню, каким испуганными и непонимающим взглядом смотрел он на меня. Этот взгляд нередко является мне во снах. Малыш и те изверги не дают мне покоя, но я понимаю, что все они живут, исключительно, в моём воображении. И я всячески борюсь с этим, стараюсь их не замечать, словно бы бросаю безумию вызов, хотя точно знаю за кем, в результате, будет победа. Ну, вернёмся к событиям того кошмара. А может, достаточно? Вы уверены, что хотите знать, что было дальше?
- Как никогда.
- Смотрите, и потом не говорите, будто бы я вас не предупреждал.
- Не буду.
- Я устроился перед учительским столом так, чтобы максимально заслонить собой ребёнка и ждал. Не заставив меня томиться ожиданием, свора вошла в класс. Не произнеся ни слова, словно меня не существовало, они стали рыскать по классу, будто изголодавшиеся шакалы. Только убедившись, что класс пуст, они снизошли до меня.
«Где эти маленькие ублюдки?», – изрыгая слюной, проорал один из вошедших, являющийся, скорее всего, главарём бешеной орды. Его руки и вообще всё, что не было скрыто под камуфляжем, были покрыто густой растительностью, и от этого, он ещё больше напоминал дикого зверя.
«Что вам нужно?», - надев на своё лицо глупое выражение, поинтересовался я.
« Ах ты мразь», – встав ко мне вплотную, заорал дикарь.
Я затрясся, как колос на ветру, но это  был отнюдь страх за собственную шкуру. Нет и ещё раз нет! Все кто был дорог мне, сгорали сейчас в адском пламени, испытывая страшные боль и муки. Я остался один, одинокий как перст. Так на что мне жизнь? И тем не менее, мне было страшно. Я боялся, боялся до одури, до умопомрачения, боялся того, что ещё шаг и мерзавец заметит малыша. В порыве отчаяния, я шагнул навстречу судьбе и столкнулся с неприятелем лицом к лицу.
«А ты, я вижу, смельчак. В чём тогда дело? Твои сородичи мрут как мухи на войне, а ты тут штаны просиживаешь?»
В этот миг я страсть как хотел разукрасить подонку физиономию, а в итоге, ничего не ответил, а только незаметно вернулся на своё прежнее место.
«Так, где гадёныши? Я что-то не расслышал», - ковыряя мизинцем в зубах, переспросил волосатый.
А у меня, вы заметили, волосяной покров фактически отсутствует. Всё что у меня есть – это мои локоны. Простите, я кажется, опять…
В тот момент  у меня в голове поселился нелепый вопрос. Он не давал мне покоя: «Интересно, что у такой твари на закуску?». Скорее всего, во мне уже тогда начинало просыпаться безумие.
Я упорно скрывал своё волнение, старался держаться спокойным и сохранить о себе мнение как о храбреце.
«Занятия давно закончились. Здесь никого нет»,- замедляя дыхание, ответил я на вопрос.
«Вот как? Выходит, во всей этой гнилой деревушке, ты единственная живая тварь?»
Меня снова затрясло, к тому же я почувствовал шорох под столом. Крепко стиснув зубы, я решил промолчать, но волосатый продолжал допрос. «Отчего, позволь полюбопытствовать, ты вместе с другими не сражаешься против нас, всемогущих? Может, я поспешил с выводами, и ты просто трус? Что, кишка тонка, да? Поэтому ты и спрятался в норе, как крыса?
Меня переполняло желание вписать подлюге по морде, а после погибнуть, но я не мог себе этого позволить, ведь в моих руках была жизнь ребёнка. Я продолжал стоять, как воды в рот набравши, а малыш ёрзал и ёрзал у меня под ногами.
«Брось его, он хромой. Я его знаю,- заговорил молодой солдат, всё время стоящий у окна - Прикончив его, мы только облегчим его страдания».
- А вы заметили, что я прихрамываю?
- Нет, правда ваша походка мне казалась немного необычной, но что вы хромаете, нет, я не замечала.
- Это у меня с рождения. Левая нога чуть короче правой, совсем чуточку. Раньше это было заметнее, но с вашим появлением я стал работать над своей походкой и, как видите, есть результат. Но теперь это совсем не важно. «Так ты калека, - ехидно спросил гадёныш - Ребята, нам здесь больше нечего делать. Потопали в другую деревню».
Они дружно, как один закинули ружья за спину и собрались уходить. Я думал всё, пронесло, но тут их главный снова подошёл ко мне, вынул из штанин револьвер и стал размахивать им перед моим носом. Его улыбающаяся физиономия говорила о том, что всё это доставляет ему колоссальное удовольствие, однако, столкнувшись с моим безразличием, он потерял ко мне всяческий интерес.
«Пошли. Придурок!»
Мне сразу же полегчало. Ещё секунду и можно будет вздохнуть спокойно. Угроза жизни малыша миновала. Мне удалось, в одиночку обыграть свору подонков и негодяев. Я возликовал. Но то, что произошло в потом, лишило меня разума и покоя. Спрятанный и оставшийся незамеченным малыш выскочил из-под моих ног с такой скоростью, что я даже не понял, как это произошло. В тот же миг я кинулся за ним, но стоящий неподалёку солдат, схватив меня за шкирку, унял мой порыв. Я хотел крикнуть малышу, чтобы он бежал, бежал, что есть мочи, но огромная лапа того же солдата, придавила мне глотку. Невозможно передать, что творилось у меня в душе. Я выкручивался и выворачивался, изо всех сил пытался вырваться их цепких объятий, дабы предотвратить последующую трагедию, но не смог. Можете ли вы себе представить, что я испытывал в ту секунду? Ничтожный калека, я оказался настолько слаб, что не сумел уберечь ни в чём неповинного малютку. На что мне была дана жизнь, а главное, кем? Я потерял всех, оставался только маленький беззащитный ребёнок, но и его мне не удалось уберечь.
Как думаете, не послужила ли тому причиной моя нерешительность? Не отвечайте. Что бы вы сейчас не сказали, я всё равно считаю себя виноватым. Виновным во всём, что произошло потом. Но слушайте дальше.

Малыш побежал к выходу, минуя солдат с оружием, а те, в свою очередь, будто загипнотизированные стояли и наблюдали за малышом. И тут, всё тот же, считающий себя самым-самым, поднял револьвер и выстрелил вслед убегающему мальчонке. Вы вообще можете себе такое представить? Хладнокровно выстрелить в ребёнка, в крошечное, беззащитное тельце? Изверг! Изверг! Голова! Какая боль.
- Вам необходимо успокоиться. Давайте сделаем передышку. Пожалуйста,- умоляла его встревоженная рассказом и состоянием мужчины, девушка.
- Слушайте! Слушайте дальше и запоминайте. Вам станет ясно, какие ненужные люди рождаются на свет. Я! Я живое олицетворение ненужной твари!
- Не надо, не мучьте себя. Вы ни в чём не виноваты…
- Не виноват!? Я – не виноват!? Тогда кто, Господь Бог!? А может дьявол? Не-э-эт, я, и только я повинен во всём. Итак, я продолжаю.
Успев только вскрикнуть «Мама!» малыш рухнул наземь. Это маленькое существо упало навзничь и перестало двигаться. И я обезумел. Да-да, именно обезумел, и хожу безумным, по сей день. В тот роковой день во мне впервые проснулись звериная ярость и сила. Вцепившись, что было сил в железную лапу неволящего меня солдата я оторвал её от себя и бросился к малышу, в надежде, что пуля не задела жизненно важные органы и ребёнка ещё можно спасти. Но не успел я приблизиться к нему, как то же самое зверьё выстрелило ещё раз, и на этот раз пуля буквально разорвала крохотное сердечко. Крик, дикий яростный крик вырвался у меня из груди, сотрясая небеса. «Господь, будь ты проклят!? Неужели тебе мало жертв, почему и этот ребёнок!?» Я поднялся и словно раненный зверь бросился на стреляющего, в надежде, что он не пожалеет пули и избавит меня от нестерпимой муки. Но он пожалел. На моё несчастье, подонок оказался не только жестоким, но и жадным. Он только и сделал, что рассмеялся мне в лицо, выставив напоказ свои белые лошадиные зубы. Однако, кто-то таки проявил милосердие и оглушил меня сильным ударом по голове, дав тем самым перерыв страданиям. Голова моя закружилась, в глазах потемнело, и я свалился, рядом с бездыханным тельцем убиенного ребёнка.
Я хочу пить. Можно мне воды?
Девушка выглянула за дверь и попросила, чтобы в палату принесли воду. Отпив немного и частично утолив жажду, мужчина продолжал:
- Сколько я там провалялся – не помню, но, очнувшись, я увидел, что лежу в кровавой луже, когда же я увидел рядом с собой окровавленное тельце ребёнка, то вспомнил всё. Весь класс был заполнен дымом, кое-где даже виднелись языки пламени. Школа горела, и в этом не приходилось сомневаться. Я поднялся, едва держась на ногах, обошёл огонь и подошёл к окну. Я увидел, что деревня испепелена дотла. Не теряя ни минуты, я взял безжизненное тело малыша на руки и вынес из здания. Зачем я это сделал? На это у меня нет ответа, просто взял, да и вынес. Я нёс его до тех пор, пока у меня подкосились ноги, и я упал. Я упал на колени и рыдал. Рыдал, но это больше походило на вой одинокого волка, готовящегося в свой последний путь. Хотя, какой из меня волк, щенок, да и только. Провалявшись какое-то время в таком жалком неприглядном состоянии, я поднялся и заметил прямо перед собой небольшую глыбу, возвышающуюся посреди пепелища, словно жертвенный алтарь. На нём я и оставил ребёнка.
Глотнув ещё воды, мужчина протянул кружку девушке. Она приняла её и испила до дна.
- Если вам надоело слушать, можете идти, голосом, абсолютно лишённым  эмоций произнёс больной. – Как я должно быть жалок, сижу и причитаю, словно прощение вымаливаю.
Девушку задели и слова мужчины и тон, каким они были произнесены, но она не подала виду.
- Что вы, продолжайте.
- Уверены?
Она кивнула.

- Итак, я шёл и шёл, не понимая, зачем и куда. Повсюду мне чудились лица убийц, а в ушах звучал предсмертный крик ребёнка. Кто и где нашёл меня – не помню. Однако из разговоров я понял, что меня привели сюда двое в военной форме. Они заявили, будто бы я бросался перед прохожими на колени и умолял пощадить ребёнка. Я и сейчас в приступе прошу об этом, не так ли? Я не лишён рассудка, и в этом моё проклятье. Я иногда вспоминаю, как просил всех на своём пути обменять мою жизнь на жизнь малыша, но, увы, кому нужна жизнь жалкого калеки? Люди только насмехались надо мной, а я… Я хотел убить их, убить всех, без разбора. Я бы без тени сожаления сдавил руками их мерзкие глотки, прекратив тем самым доступ кислорода, но я был слаб. Зверь, ещё недавно готовый разорвать ирода покинул моё тело, но он оставался в моей голове, и будь у меня оружие, я бы, не раздумывая, расстрелял всех, столь омерзительными они все мне казались.
- И, слава богу, ведь то были не варвары, не убийцы, а ни в чём неповинные люди.
- Вы правы, тут меня и впрямь спас Господь. Хотя, скорее не меня, а тех несчастных, что могли стать моими жертвами, вернее, жертвами моего безумия.
А знаете, я ведь почти не вижу солнца. Да-да, даже во время прогулок, когда на дворе ясный солнечный день, я всё равно не вижу его. Его нет, понимаете? Для меня оно сгорело в тот проклятый небесами день, вместе со всей деревней превратилось в золу.
Несколько секунд мужчина молчал, а потом глотнул воздуха и продолжил:
- Я не в первый раз рассказываю эту историю. Однажды, я её уже поведал профессору. Как-то раз я попытался рассказать всё нынешнему «хозяину», но он только рассмеялся мне в лицо и записал меня в ряды обычных психов. Должен заметить, он не особо жалует меня, а с тех пор, как здесь появились вы, я просто как бельмо у него на глазу.
Девушка виновато улыбнулась, и больной поспешил ответить её доброй улыбкой.
- Вы не подумайте, я не жалуюсь. Он и к остальным относится крайне неуважительно.
Девушка вновь заулыбалась, но на этот раз её улыбка больному не понравилась.
- Почему вы улыбаетесь? Что я сказал такого? Рассмешило моё замечание по поводу уважения? Глупо, не так ли? Ведь мы сумасшедшие, ненужные отбросы общества, какое к чертям уважение.
Подобного обвинения девушка, конечно же, не заслуживала.
- Как вы можете? Я-то предполагала, что вы мне доверяете. Оказывается, вон оно как? Зачем тогда вы рассказали мне весь этот кошмар? Мне, гадкой и бесчувственной особе. Зачем, объясните!
Девушка явно забылась, где находится и кто перед ней. Требовать у пациента психиатрической клиники объяснения, по меньшей мере, непредусмотрительно.  Но она была настолько возбуждена, что ей и самой впору бы вколоть успокоительное.
Что до больного, он был напряжён и удивлён одновременно. Он то ломал пальцы, то закручивал себе локоны. После небольшой паузы, он снова заговорил.
- Упрёками меня не достать и не разжалобить. Но вы, определённо, правы: мне не стоило раскрываться перед вами. Да я бы и не стал, относись я к вам просто как к медработнику. Мне казалось, я могу найти в вашем лице друга, я почти доверял вам.
Новый удар. Девушка чувствовала, что терпит поражение.
- Почему, «почти»? Но почему?
Ещё чуть-чуть и она готова была разрыдаться от отчаяния.
- Таков я. Не подумайте, будто я как-то хотел унизить вас. Просто мне тяжело, очень, очень. Скоро вы и сама всё поймёте, очень скоро.
И мужчина закрыл глаза. Девушка проявила к нему солидарность. Так они и сидели с закрытыми глазами, бок о бок, дыша в одно дыхание. Какие мысли блуждали в голове больного? О чём в столь необычный момент думала девушка, будущий психиатр? Разумеется, можно делать предположения, строить догадки, но зачем? Оставим их одних, наслаждаться тёплой минутой близости, близости не плотской, нет, а искренне душевной. Воистину, жизнь порой несправедлива. В иной ситуации из них могла бы сложиться отличная пара, сейчас же, их разделяет целая жизнь.

                ***

Природа плакала дождём, но они не знали этого, ведь в палате нет окон. Затем небо украсила восхитительная радуга, но и эта прелесть осталась ими незамеченной. И если для юной, полной жизни и надежд на будущее девушки подобное неведение всего лишь кратковременное затмение, для заключённого в стенах клиники несчастного оно вечно.
Первым от забытья очнулся мужчина. Он поднялся, посмотрел  взглядом, полным тепла и умиления на девушку, всё ещё сидящую на полу с закрытыми глазами и подошёл к своей постели, что была расстелена прямо на полу. При этом, он, старался ступать как можно тише и незаметнее. Но как бы тихо он не ступал, девушка всё же очнулась, сразу же вернулась к реальности и вскочила на ноги.
- Чего вы так испугались? – заметив на лице девушки страх и волнение, спросил мужчина.
- Куда вы? Вам нехорошо? Хотите прилечь?
Больной ничего не ответил, приподнял кусок тряпья, называемый подушкой и достал из-под неё тоненькую, слегка смятую тетрадку.
- Это в память от профессора осталось. Мой единственный собеседник. Точнее, раньше был единственным. После смерти профессора и моего личного знакомства с его приемником, у меня пропала охота с кем-либо вести разговоры, кроме этой тетради. Так продолжалось вплоть до вашего здесь появления. Не откажите, возьмите моего друга себе, мне он больше не понадобится.
Встревоженная поведением и речью мужчины, девушка, тем не менее, приняла из рук больного тетрадь, поскольку опасалась, как бы её отказ не огорчил его и не ввёл в ещё большее уныние.
- А теперь – уходите. Я очень устал.
Поражённая девушка не сдвинулась с места.
- Я сказал, уходите,- крикнул мужчина, да так громко, что стоящий за дверью дежурный, перепугавшись, открыл дверь.
- Что случилось?
- Ничего, я выхожу.
В эту секунду сердце девушки переполнял не страх, нет. Понимание собственного бессилия и безысходности овладело ею. И всё же, она до последнего надеялась, что он передумает и остановит её, но мужчина даже не обернулся, не взглянул в её сторону, стоял, скрестив руки за спиной, прикрыв волосами лицо, спрятавшись тем самым, будто за занавеской.
- Спокойной ночи,- произнесла напоследок девушка, с трудом удерживая слёзы.
- Прощайте.

                Часть 6

С этого дня всё изменилось, и изменения произошли, отнюдь не позитивные. Больной перестал покидать пределы палат, отказывался от бритья и еды, зато, воду хлебал литрами, словно ополоумевший от жажды странник. Из-за всего этого девушка фактически лишилась покоя, ей даже удалось уговорить не благоволящего к ней заведующего позволить ей ночные дежурства, но все её старания пропадали даром, стоило ей появиться на пороге его палаты, больной вскакивал и падал в обморок. Что это, признак безумства, проявившийся в ином контексте, или же хорошо поставленный и гениально отыгранный спектакль? Но зачем? Каков резон?

Помучив девушку несколько дней, мужчина скончался. Ничего обычного, обычная остановка сердца. Оно, истерзанное и покалеченное жизнью, попросту отказалось биться. Во всяком случае, таково было заключение, вскрытия никто делать не собирался.
Мир, в обнимку с небесами обрушились на девушку. «Как такое могло произойти? Я должна была заметить. Это я во всём виновата».
В чём именно винила себя девушка? Ведь не секрет, людям свойственно умирать, и в большинстве случаев, в этом никто не повинен. Так-то оно всё так, только девушка думала иначе. Она пыталась припомнить их последний, точнее единственный серьёзный разговор, поскольку была убеждена, что в нём таится разгадка, вот только бы знать, в чём она таиться. «Почему, он вдруг так резко отстранился от меня? Что именно я сделала не так»?

                ***

Смерть мужчина ни на кого не произвела впечатления, подумаешь, психом больше, психом меньше. О том, чтобы поставить под сомнение диагноз не было и речи, но одно обстоятельство всё же было достойно удивления. И вспомнили о нём тогда, когда убирали палату. Под подушкой у больного нашли ножницы. Возникал вопрос, как они могли там оказаться. Предположить, что их ему кто-то одолжил – нелепо, и всё же заведующий не удержался от соблазна и допросил девушку по этому поводу. Разумеется, никаких ножниц она ему не давала, да он и не просил. Неожиданная находка напомнила о том, что когда мужчину обнаружили мёртвым, волосы его были коротко острижены. Ясно, что он сам их остриг. Но куда тогда они делись? Опрос персонала не принёс никаких результатов, никто ничего не видел, ничего не находил. Поскольку речь шла о пациенте психиатрической клиники, долго обсуждать случившееся не стали. Помер и помер, царствие, как говорится, ему небесное.
Однако новость об остриженных волосах не на шутку озадачила девушку. Зная болезненную, даже маниакальную любовь мужчины к своим локонам, будучи осведомлена причиной столь ревностного поклонения, она не сомневалась, что только что-то очень серьёзное могло заставить его расстаться с ними. Скорее всего, он точно знал, что пришёл его конец. Но откуда и где всё же его локоны?
Так не находя ответов, девушка направилась в раздевалку, сняла с себя халат и повесила на крючок. Она уже собиралась выходить, когда вдруг вспомнила, как утром на полу у раздевалки она увидела красивую брошь и очень встревожилась, как бы она не попала в руки какого-нибудь больного. Именно поэтому девушка подняла её и положила в карман халата, собираясь отыскать владельца украшения, и вернуть находку, дополнительно попросив быть повнимательнее. Но тут ей сообщили ужасную новость, и девушка обо всём позабыла. Где уж ей было помнить о такой мелочи. И вот сейчас, вспомнив об этом, она просунула руку в карман, но не нашла там никакой броши. Зато там было нечто другое: конверт, сделанный  из тетрадного листа, а в нём, красивые шелковистые локоны. «Когда он успел положить мне их в карман? Видимо, он сделал это, когда халат висел в раздевалке. Но как он прошёл туда незамеченным, и откуда знал, какой из халатов мой?» Впрочем, всё это теперь не имело никакого значения. Главное, девушка окончательно убедилась, что больной, по крайней мере, ещё вчера знал о своём конце, а, скорее всего, уже в тот день, когда вручил ей в руки своего единственного друга. «Тетрадь, я ведь совсем забыла про неё». Достав из своей сумочки смятую старенькую тетрадь, девушка прижала её к груди, и из её глаз полил новый поток слёз. Собравшись силами, она раскрыла её и начала читать.

                Часть 7

Где я? Кто я? Ах, да, я сошёл с ума. Поговорить бы с кем, освободиться. Хотя, о какой свободе речь? Что это, червячки? Мерзкие скользкие червяки. Да у вас ножки, а в руках оружие. Давайте, убивайте меня!

Я безумен? Определенно, ведь у меня случаются галлюцинации, я их даже записываю. Но, раз я их записываю, следовательно, я в своём уме? Проклятье! Что делать?

Я узнал, что со мной случаются припадки. Жаль, что я не могу запечатлеть и эти моменты. Мой взгляд изнутри, стал бы ценным материалом в деле развития медицины.

Хорошо всё-таки, что я подружился с профессором, иначе, где бы я взял тетрадь и ручку? Профессор – настоящий человек, он пообещал мне, что меня больше не будут пичкать психотропными средствами. Они гадкие. Мне от них делается дурно.

Сколько времени я не прикасался к тетради? Я заметил, что в этих стенах полностью отсутствует ощущение времени.

Бледнолицые медсёстры и санитары с опаской глядят на меня. Что с ними вдруг со всеми стало?

Не с ними, а со мной. Со мной снова случился припадок, и на этот раз, видимо, серьёзный. На руках у меня царапина, а шея перебинтована.

А лица медсестёр и братьев и впрямь выбелены и накрахмалены, точь в точь, как и их противные халаты. И чем они так дурно пахнут? Ах, да, смертью.

Я только что узнал…Холодно, я зябну. Но озноб не от мороза. Оказывается, мой друг, мой единственный друг…Всё, его больше нет. Глупые. Думают, я не понимаю. Пускай. В действительности здешний персонал не многим отличается от нас.

И всё же, почему он умер? Может, это я виноват? Неужели я повинен и в этой смерти?

Я один, опять один. За что, Господи! Одиночество доконало меня.

Стены, стены, белые стены! Голова кругом от этих белых стен. Не думал раньше, что белый цвет так пагубен. Голова раскалывается. Я стал слышать голоса, и они не прекращаются, даже когда я затыкаю уши. Я знаю, это галлюцинации. Бежать! Бежать от них!

Бежать! Но как?

Похоже, что-то снова произошло. Я очнулся, в повсюду кровь. Нет! Нет! Откуда она!? Это его… его кровь!? Я понимаю, ей здесь неоткуда взяться. Похоже, это я сам…Сам поранился. Вот и пятна на стене говорят в пользу этого. Красная кровь прекрасно гармонирует с белыми стенами. Какое ни есть разнообразие.

                ***

Страниц пять было исписано подобными заметками. Девушка читала и с каждой минутой всё больше и больше ужасалась. Но самое страшное ожидало её ещё впереди.

                ***

Сегодня я столкнулся с милой девушкой. Как создание с таким ангельским личиком могло очутиться в этом, богом забытом, месте?

Она стажёр. Неужели и среди этих душегубов бывают такие милашки? Милашки-мурашки…Стоп! Прочь! Прочь!

Я не ошибся. Она – хорошая. Даже укол, сделанный её нежной ручкой, кажется уже не столь омерзительным. Но голова после всё же болит.

Кажется, мы можем подружиться. Думаю…Нет, я почти уверен, что симпатичен ей. А ведь она похожа на неё. Но я не дурак и понимаю, что она другая. Сегодня, голова терзает весь день. Станет ли она причиной моей смерти? О-о-о…

Она определённо оказывает мне знаки внимания. С чего бы это?

                ***

Девушка отложила тетрадь и потёрла глаза. От чтения, или от слёз, они почёсывались и слегка побаливали. Но она была намерена дойти до конца.

                ***

Дурак! Забыл, кто я и где нахожусь. Я больной, она собирается быть психиатром, отсюда и ин... Уходи, малыш, ещё не время.

А ведь она с моей помощью и диплом защитит и диссертацию напишет. А я тут размечтался. Это надо же возомнить такое. Малыш, я же сказал, не сейчас.

                ***

Горькая слеза упала с ресниц девушки на исписанный лист.

                ***

Мне страшно. Неужели это любовь?

И всё же…О-о-о… Головная боль нестерпимая. Она сейчас лопнет. Малыш! Ну, погоди немного. Помогите, кто-нибудь.

Я всё записываю, то есть, всё, что помню, знаю и чувствую. Глупо, наверное.

Два дня я изнывал от боли, но мне удалось это скрыть, скрыть ото всех. Теперь я уверен, что это любовь, и от этого боль ещё коварнее.

Я полюбил по настоящему, но точно понимаю, что это безумие. Похоже, Господь посчитал недостаточными пережитые мною страдания и послал новые. Малыш. Малыш.

Моя голова, она не в порядке. Неясный шум беспокоит меня. В последнее время чувствую заметное обострение. Думаю, это серьёзно.

                ***

«Почему он мне ни о чём не рассказывал? Возможно, я сумела бы ему помочь». Верила ли девушка сама в возможность исцеления или в виду последних событий в голову просто лезли мысли, являющиеся по сути безосновательными? Как бы там не было, она вытерла слёзы и продолжила чтение.

                ***

Два дня она не приходит. Неужели я, сам того не ведая, обидел её.

Катастрофа! У меня снова случился припадок, и снова с тяжелейшими последствиями. Я узнал, что во время моего безумного помешательства, она, моя деточка, лишилась чувств. Теперь понятна причина её отсутствия. С одной стороны меня это успокоило, с другой… Когда я думаю, что становлюсь причиной её бед, я впадаю в ярость.

Кто я для неё? А она? Кто она, подруга, дочка, любимая? У меня не было дочери, поэтому я не знаю, как бы я к ней относился. Знаю одно, её мне хочется оберегать и защищать.

Безумный безмозглый идиот! Мне не стать нормальным и это факт. Головная боль фактически не отступает. Будет правильным ей об этом рассказать. Всё же, какие противные эти белые стены. Может, сказать, чтобы их перекрасили?

Она вернулась! Сегодня она приходила ко мне! Как унизительно находиться под постоянным надзором. Мне даже нечем её угостить. Как бы я хотел нарвать ей огромный букет! Жаль, но моим мечтам суждено погибнуть.

Я хотел поделиться с ней относительно своей непрекращающейся головной боли, но не решился. У неё и без меня хватает проблем. Я заметил, что пронырливый заведующий к ней не особенно благоволит.

Какая она всё-таки нежная и хрупкая! Аромат её духов до сих пор живёт в моей памяти.

Сегодня, когда она вошла ко мне, я перепугался. С утра головная боль не отпускала меня ни на секунду, и я остерегался, как бы это не переросло в припадок. Страшно предположить, что может тогда случиться. Она о чём-то спрашивала меня, что-то говорила, а я смотрел на неё и перед моими глазами возникали страшные картины: то мне виделось, как я душу её, то стою перед её окровавленным телом. К счастью, всё обошлось, припадка не последовало, хотя голова болеть так и не перестала. Боль, кажется, вжилась в меня. Чувствую, она меня окончательно погубит.

Сомнений больше не осталось: я влюблён, и я летаю! Летаю, и на этот раз не от таблеток. Всё, пора кончать со всем этим. Нельзя допустить, чтобы она о чём-либо догадалась. Да, пора. Малыш, скоро мы встретимся.

Всё получилось. Таблетки у меня, и ещё я выкрал ножницы, крошечные, правда, но тем не менее. Хочу оставить ей память о себе. Не уверен, что ей это нужно, но мне точно это уже ни к чему. Напоследок, я решил ей обо всём рассказать. А не слишком ли это жестоко? Ладно, как получится, так получится.

Нет, я решил. Я ей всё расскажу и подарю свои заметки. «Восхитительный» подарок. Если бы мы встретились…Будет ли она горевать? Бред какой-то. Кто же горюет по сумасшедшему.

                ***

«Я горюю, очень», - вслух, словно мужчина мог её слышать, произнесла девушка.

                ***

Сегодня, да сегодня я обо всём ей поведаю. Не исключено, что она решит, будто я просто побоялся вступить с теми ублюдками в схватку, но мне всё равно, уже ничего не изменить. Малыш погиб, и это целиком и полностью моя вина. Я так считаю. Отдам ей тетрадь, и пусть она делает с ней всё, что ей заблагорассудится. Хоть выбросит.

***

« Он не верил мне, всё-таки до конца не верил». Передать обуревающие девушку чувства невозможно. Читая дневник больного, она всё яснее осознавала глубину его страданий, ощущала тяжесть груза, лежащего на его плечах. «Почему? Почему он не попросил помощи?» Почувствовал необыкновенную жажду, девушка отложила тетрадь и направилась к кухне, но на полпути передумала. « К черту жажду. Я хочу знать, что там дальше».

А дальше была надпись: «Любимому стажёру».

                ***

Это моя последняя запись, моё письмо вам. Помоги Господь мне собраться и достойно изложить свои мысли.

Скоро. Скоро вам не будет больше нужды нянчиться со мной. Я ухожу и на прощанье хочу сказать, что люблю вас. Вы только не подумайте, что я хочу заставить вас страдать. Я бы не смог, даже если бы захотел. Просто моё признание поможет вам понять причину моего поступка, вы должны понять, что это не бегство, это альтернатива, единственная альтернатива полному безумию. Было время, когда я надеялся что меня можно спасти, но, встретив вас, осознал, что это просто невозможно. Не вините себя, в этом нет вашей вины. Я благодарен судьбе за то, что она позволила мне испытать столько чудных мгновений, мгновений, что были в моей жизни благодаря вам. Вы появились, и я получил возможность летать, летать легко и свободно, подобно птице. Вы – чудо! В хромом безумном калеке вы увидели человека, и за это я вам благодарен.

Странная штука эта жизнь. Ведь вы не можете утверждать, что произойди наша встреча при других обстоятельствах, она не имела бы шанса на продолжение. Я представляю, как бы мы гуляли под дождём, под тёплым ласковым дождём; как бы я согревал вас в своих объятиях холодной зимней стужей; какими красивыми были бы наши дети. Дети. Малыш, осталось чуть-чуть. Впрочем, всё это глупые мечты, мечты, которым никогда не суждено сбыться. Я знаю это, всегда знал. Мне даже кажется, что и в порыве безумия, и тогда я помнил об этом. Милая, славная моя! Сможешь ли ты простить меня за дурную глупую любовь? Не суди за то, что я перешёл на «ты». Это наше последнее общение, и я позволил себе немного фамильярности на прощание.

Я кажусь тебе смешным? Разумеется, я смешон. Умалишённый старикан, признающийся в любви юной красавице. Прости, прости ещё раз. Я покидаю этот мир и освобождаюсь от бремени, ошибочно называемого жизнью. Ещё немного и все мои мучения окончатся. Я отправляюсь к своему малышу, и надеюсь вымолить у него прощение.

И у Господа, разумеется, ведь самоубийство это тяжкий грех. Но я надеюсь, он поймёт и простит. Если это произойдёт, я попрошу у него для вас долгой и счастливой жизни. Видишь, я снова перешёл на «вы». Привычка. Подожди малыш, я уже скоро. Больше я не буду игнорировать тебя, больше нет.

Ну, всё. Вспоминай обо мне, но лишь изредка. А лучше не надо, не вспоминай. Это может помешать твоей спокойной беззаботной жизни.

С любовью, твой безумец.

                ***

Вот он – конец. Трагический конец человеческой жизни, жизни горькой и часто несправедливой. Хотя, не нам решать, всему судья Всевышний.
Остальные страницы тетради были исписаны одной лишь фразой: «Пощадите малыша».
Именно эта фраза была высечена, как на скале, на сердце несчастного безумца. Именно с ней он не сумел ужиться. Именно она довела его до умопомешательства.