Черный

Соловьев Мо Хара
В девяностых его знал каждый.
Небольшая банька в истоке Ангары приветливо встречала гостей, привычно распахивая тесаную дверь с видом на Шаман-камень.
Ты паркуешь машину, где-то наверху предвкушая встречу с картинкой, вырванной из привычно-житейского контекста. Небывалая гладь Байкала здесь уже немного скомкана-испорчена течением Ангары, но тебе не до того. Ступени старой лестницы расшатались, и парочка из них привычно отсутствует, заставляя тебя «играть» в альпиниста.
Здесь внизу на крошечном клочке пляжа притаился совсем другой мир. Ряды нестройных лодочных гаражей с рельсами, уходящими в кристально-прозрачную воду и та самая банька, что в девяностых давала приют многим.
Витька Черный. Он так и не вырвался из начала тех самых девяностых, когда в России еще не было сурового клана чиновников-проверяющих говорящих тебе – «Нельзя!». Все они придут позже, равно как и конец этой истории, а пока ты просто заехал в гости и понимаешь - проживать свое время можно по-разному.
Дымок из трубы вьется – Витька ждет гостей. Наверняка очередная компания набрала номер телефона, что запараллелил бесшабашный хозяин от ближайшей госконторы. Сотовые придут позже, а Черному мало кто в Листвянке может отказать – слишком уж сильно выбивается он из привычного контекста.
Автор в ту пору только-только начинал раздумывать над вопросом: «Кем бы стал иной персонаж,  в других условиях?»  – ну не вписываются иные человеки в общую картинку.
А Витька как раз из таких – бесшабашен. Мне всегда казалось-кажется по сей день – брось такого в горнило – подвиг обеспечен.
 Хулиган-хам. Когда появились первые сотовые, и нужда в древних телефонах отпала – разом нашел старенькому аппарату другое применение.
- Рыбаки любители! - зычно орал иной раз Черный в карболитовую трубку, привычно устроившись на крыльце баньки. Обрывок шнура грозно  болтался в воздухе, напоминая, что все-таки это спектакль. – Рыбаки – любители по жбану не хотите ли?!! – Несся над скомканной течением водной гладью Витькин рев.
Не знаю, что уж там слышали мужики на лодках, но кто-то из них неизменно выбирал якорь и подъезжал на берег дать свежей рыбы. Просто так. В подарок…
- Чего орешь-то, - досадовали они, - Шаман камень от тебя дрожит…
А спустя год после первого «просмотра» эдакого спектакля один из Витькиных соседей рассказал, мол, Черный-то пару раз тех незадачливых удильщиков-то спасал – раз почти до самого Шамана доплыл, а жертву Байкала выудил-таки.
Экзотичные места. Когда мы с компанией чешского космонавта Владимира Ремека к Черному в гости везли – переживал я – не начудил бы хозяин баньки  чего. Но зря паниковали – трезвым оказался, а Витьку кто знает так парень он хлебосольный – уткой жареной нас в тот вечер угощал-потчевал.
В незамерзающем истоке Ангары на кромке льды уток тех – прОпасть, а вот как поймал-то?
Не понравился хозяину эдакий вопрос – видно было – переживает. Оказалось если сядет иная мокрыми лапками на железку, так и гибнет примерзшая, если ее болезную теплой водой из чайника не отлить...
- Отогрею-выпускаю, - моргает Витька расстроенный, - А эта не жилец уж была вот и сготовил.
Историю он ту по секрету рассказал – гость наш космонавт чешский очередной раз на заберега побежал – в воду ледяную погружаться-остывать. Так свои, кто остался, те и слышали.
Свои-то свои, а идея бредовая в головенке у одного мелькнула таки.
- На лист железный хлеба зимой накроши, - хохочет, - А потом только бошки им сворачивай – чем не охота?
Нужно было Витькин взгляд тогда видеть, которым он советчика одарил. Ничего не сказал – плеснул только водки себе, а мне шепнул потом, мол, не привози его больше…
Седину на свою «угольную» головенку он тоже разом поймал.
Месяц я не видел я его. Приехал как-то дальней дорогой, а в прическе Витькиной стариковский оттенок появился.
Оказалось это он в «Бухте Песчаной» так отдохнул.
- Разом перелистал я, Миха, жизнь свою беспутную… - Витька рассказывает…
Оказалось, поддали они крепко на пляже, да и наладился Черный попутешествовать и не куда-нибудь а на «Малую Колокольню» что на левом мысе «Песчанки» стоит.
Тогда еще альпинисты Андреевского флага наверх не водрузили – чистая площадка на маковке самой оказалась.
- Тропка – не тропка, а наверх-то я махом забрался, - Витька рассказывает. – После в справочнике смотрел, куда меня дурня занесло – шестьдесят метров высота, хотя мне вся сотня привиделась, как вниз глянул.
Орать не стал – стыдно «герою», да и кто поможет и чем? Безысходность полная.
Пока примерялся можно ли прыгнуть, ветерок подул для «Песчанки» редкий.
Волна пошла.
Витька-то четко знал что под скалой метра три – не больше – если с шестидесяти прыгать – не о воду, так о дно расшибешься.
Площадка для разбега небольшая совсем – шага четыре.
Туда-сюда походил, а как решился и сам не знает. Помнил только когда прыгал уже, пальцы ног за самый край скалы «уцепились» – отпускать никак не хотели.
- Но, Слава Богу, показалось, - качает буйной головушкой Витька, - А скала-то прямо рядом свистит и потом все – «разобрали» меня на атомы-молекулы… - Замолк Черный – историю свою заново переживает, - Когда понял что целый я, сообразил что на донном камне верхом сижу – не дышу. Кто-то на матрасе надо мной плывет себе, а я булыжник этот отпустить боюсь…
Когда в компанию свою вернулся никто и не заметил «подвига», а седина лишь на следующий день появилась.
- Будто ночью кисточкой меня разукрасили, - грустит Витька, - Мыть башку давай – думал, пошутил кто, а потом понял – навсегда…
А однажды перелистнулась, как водится, страница та.
Встала над банькой Витькиной гостиница новая – рубленная. Я-то в командировке затяжной был, а как вернулся полгода спустя, так и  увидел лишь бревна-доски кучей развороченные – закончилась история лет на десять затянувшаяся.
История-то историей, а Витька сейчас все тот же. Дом в поселке Никола срубил – рыбачит – не тужит. Смотрю на него из года в год и понимаю – неистребим русский дух – перемен не жаждет, но и не боится ничего.
А вот и звонок телефонный – рассказ этот дописываю – глянь – Черный звонит:
- Давай-ка с нами на ночную рыбалку, - орет Витька мой будто из вчерашних девяностых, - Омулей надергаем… Ну и что октябрь-холодно? А компания Бог ты мой?
Эка… – неисправим…

Октябрь 2013 г. Иркутск