Маленькая Соня появилась на улице и стала играть с девочкой Женей. Её очень нравилась её новая подружка. У неё были такие красивые, толстенькие косички и ямочки на щеках.
Родителям Сони удалось снять две комнаты у злой хозяйки. Она не разрешала играть с Женей в своём дворе, где у неё росли овощи, и Соня называла её за глаза Лизкой.
Однажды, когда девочки бегали во дворе, где жила Женя, какая-то тётка подозвала их к себе и, лузгая семечки, спросила Соню:
- Вы две комнаты снимаете?
Соня кивнула. Тётка многозначительно посмотрела на свою соседку, сидящую на лавочке:
- Вот! Деньги, значит, есть.
- У них деньги всегда есть, - отозвалась та.
Соня постояла немного и опять побежала за Женей. До неё донеслись слова:
- У неё мать - врач.
- Врач? Врач - грач.
Ей стало неприятно, что её маму дразнят; но скоро в игре это забылось, и она даже дома не рассказала об этом.
Целыми днями они играли с Женей, лазили по пыльным сиреневым кустам, замусоренным и полным нечистотами, прыгали через скакалку… Было весело.
Однажды какой-то мальчишка бросил в Соню камень и рассёк ей лоб над бровью. Она испугалась, потому что по лицу потекла кровь, заливая один глаз, и бросилась домой. Испуганные родители вызвали скорую помощь. До её приезда мама уже обработала рану; но на приехавшей машине они отправились в больницу сделать прививку от столбняка.
На следующий день, во дворе Женя презрительно сказала:
- Ой! Голова забинтована! Прям раненая. И прививку можно было не делать.
Соня догадалась, что кинувший камень мальчишка был как-то наказан, и ему во дворе сочувствовали. Ей стало неудобно, что это из-за неё.
Прошло пятьдесят лет. Она, уже немолодая и поседевшая, лёжа, рассматривала своё лицо в увеличивающее зеркало. Болезни и возраст оставили на нём неизгладимые следы. Над левой бровью она увидела глубокую морщину. «Что это?» - подумала она и тот час же вспомнила провинциальный город после войны, две холодные комнатушки без мебели, где они жили, и подружку Женю, и то, как камнем ей разбили голову.
И вдруг теперь ей стало обидно и горько, а ведь тогда она даже не заплакала оттого, что было больно, только сильно испугалась. Обидно и горько за того наивного ребёнка, которым она давно перестала быть и которого, как она поняла сейчас, любит, горько за своё детство, которое казалось ей раньше таким счастливым.