Футболист

--Петь, ты бы хоть письмо брату написал,- мимоходом заметила мне жена в начале обеда.
Немного подумав, я сразу же  после второго блюда веско произнёс, глядя прямо в лоб собеседнице:
--Ты это о чём?
--Да написал бы Ваське письмо, раз говоришь, что тебе звонить в деревню накладно. Спросил бы, куда племянница поступила, как Людмила с новой работой на ферме справляется, да и как сам Василий Ильич  кредитом распорядился? Все новости узнали бы, небось не чужие люди.
--Лиза,- разумно заметил я,- чего это мне вперёд батьки в петлю лезть? Ведь Васькина очередь письма писать. Я ж ему ещё на Масленицу отписал, что к чему, так, мол, и этак. И про здоровье, и про твой 37-летний юбилей, и как мы от них из гостей воротились в сентябре после Дня знаний,  и как на поезд не опоздали, хоть ты и пророчествовала, а Людка на посошок каждый раз не доливала.
--Петь, так с тех гостей уже почти год прошёл. Школярам опять скоро за парту.
--Это как кому считать,- перебил я,- от моего-то письма и полгода не наберётся. Да ты же сама знаешь, какой с Васьки писатель. Он ведь пока все басни про меня в округе не соберёт, что касаемо моего отпуска или около того, так век за тетрадку не сядет. До того, собака, любит старшего брата каким-никаким пустяком подковырнуть, а то и вовсе оконфузить.
--Это ты про драку?- задела жена за живое.
--Какую драку?- нехотя взвился я и ненароком сбросил тарелку с салатом себе на штаны.- Не драка то была, сколько раз говорить, а мелкий спор посреди кровных родственников.
--Ничего себе спор, когда веслом по башке,- опять стала гнуть своё супружница.
--Я про рыбалку и думать забыл,- парировал я и этот выпад, кое-как отряхивая штаны от лука с огурцами.- Это же никто и помнить, кроме тебя, не может. Это же в десяти верстах за селом. Это же всё происходило таинственным образом и без привлечения соседских свидетелей. То есть был полюбовный обмен мнениями среди единокровных особ по поводу ловли рыбы в неурочное время нереста.
--А не полюбовный-то когда?- следственным голосом спросила жена, словно нас с Васькой никогда вместе не видела и про наш горячий нрав ничего не знала.
Наоборот, мы ни от кого всю жизнь не таились. А то! Ведь   по-братски трепать друг друга принялись едва Васька из люльки выкатился. Он, зараза, хоть и мелкий был, но въедливый, как муха спросонья. Вот мы и бились как гладиаторы на распутье. Он на годок-то помоложе был, но мне спуску не давал, да и я тоже без пружины заводной. Мамка ремнём разнимать не успевала. Бывало, не спроворит он мне в ухо первым, как я уже его шнобелёк кулачком ровняю. Зато и выросли закалёнными, как чугунки в печи.
--А не полюбовный тогда,- нехотя вернулся я в русло разговора,- когда при всём народе про футбол поспорили.
--Это когда вас всем миром по отдельным углам разводили?- Лизавета якобы только что вспомнила  такой  мелкий факт моей жизнедеятельности в деревне.- Это же надо было так полоскаться и рукам волю давать. Ведь, считай, до нижнего белья дошли в своих спорах. Рубахи в лоскуты, у Васьки штанина оторвана, а у тебя и обе чуть на соплях держатся. Но вот диво, облицовку друг другу вы не сильно тогда ободрали. На публику работали? По народному признанию соскучились?
--Это всё отроческие тренировки сказываются,- снизошёл я до объяснения.
--Так ведь с пустого места взъярились,- продолжила воспоминания собеседница,- сидели мирно, толковали о чём-то непонятном для гостей, чуть ли не песню про донского казака зарядили и, вдруг сорвались, как кобели с цепи.
--Не с  пустого места, а с футбола. Тебе-то не понять, а Васька с арифметики сбился. Я говорю, что наши ихним со счётом 3: 6 проиграли, а Васька рогом упёрся, что 3: 7! Как 7? Ведь наши как заведённые невдалеке от мячика бегали, а Васька, видишь ли, гол лишний противнику приписал, да ещё и сравнил спокойную и уверенную игру наших чемпионов с шествием старцев на богомолье. Словом, разное у нас с братом понятие о футболе, а у Васьки так прямо какой-то дремучий домострой. Нет современных понятий международной спортивной политики. Ну, играли и играли, как могли, словно из последних сил после трудовой смены в забое. Кому какое дело? Ведь не за заморский клуб костьми ложились. А за свой-то собственный и в раскоряку можно, благодарный зритель завсегда с пониманием отнесётся. Это тебе не пахать-сеять, когда с природой  вничью сыграть нельзя. А тут чинно-благородно гоняй мячик от ворот до ворот и горя не знай. Ну, проиграли, так ведь не корову, тем более, что мы уже привыкшие к таким результатам и в уныние не особо впадаем. Но зачем змей Васька лишний гол противнику приписывает, словно сам не патриот своей  родины? Вот и случилась у нас перепалка врукопашную совместно со словесной перестрелкой.
--Устроили потеху для всей деревни,- фыркнула Лизавета.- А если бы у нас тут, в райцентре? И думать не хочется о последствиях вытрезвителя. А ведь вы тогда и в календаре запутались.
--Да,- пришлось некстати констатировать,- у нас тогда разбежка в два месяца получилась.
--А хоть в год. Не всё равно, когда проигрывать?
--Не скажи,- начал давить авторитетом,- весной легче воспринимается, так как авитаминоз и апатия после зимней спячки на сознание давят. Это тебе не  осенний костехандроз с буйством и другими нервными обострениями. А вообще-то терпеливому болельщику любой проигрыш можно как победу впарить, был бы научный подход и честный слезливый взгляд со стороны!
--Выходит, из-за профессиональных любителей кожаного мяча можно рубахи рвать и друг друга из порток вытряхивать?
--Можно,- отрубил я,- спорт есть спорт. Ведь мы фанаты, а не театралы балетной выучки. Но тебе этого не понять, как таблицы африканского чемпионата.
--Куда уж мне,- поджала губы жена.- До футбола ли, когда ты своим хоккеем всю зиму голову морочишь. Научились бы и на льду мячик пинать, так, небось, любая разумная женщина  своим умом дошла бы до смысла этих  забав, а то за резиновой таблеткой, когда она промеж коньков путается, уследить не мыслимо, если, скажем, картошку  жаришь или сериал перевариваешь. И откуда ты-то всё это знаешь?
-- От верблюда! Я же с самого малолетства в футбол играю. Хоть больше в настольный, но это ничего не значит для самообразования. И ведь тебя, считай, с самого медового месяца к спортивным битвам приобщать стал. Сколько игровых приёмов показано, сколько голов в одни ворота забито! А ты до сей поры вбрасывание от свободного удара отличить не можешь. Вот скажи ради смеха, если ещё мою науку помнишь: с какой стати штрафной с неудобных одиннадцати метров бьют? Нет чтобы  с десяти или пятнадцати, что привычно для нашего слуха и зрения. А?
--Почему?- охотно откликнулась супруга, направляясь к раковине с грязными после обеда тарелками.
--Да я  ещё на прошлой неделе в твоей памяти этот вопрос освежил!- я аж руки к потолку воздел.
--Вспомнила!- неожиданно обрадовала меня памятливостью вторая половина, так как с первой мы лет пять как расстались, не сойдясь в политических взглядах на мир.- Вспомнила, у англичан, как ты сказывал, шаг пошире нашего, вот они и нашагивают одиннадцать метров вместо десяти.
--Господи боже мой,- взвыл я зимним волком,- шутил я тогда, но ты же записывала в свои кулинарные рецепты, что футбол и правила к нему придумали англичане. Так? Так! А потому и расстояние от мячика до ворот они же и определили.
--Понятное дело,- буркнула жена,- хозяин барин.
--Так вот,- победно продолжил я, примеряясь к роли спортивного комментатора,- эти самые англичане и определяли расстояния. А так как они варились в собственном соку  и  в изоляции от прогрессивного человечества аж за проливом Ла-Манш, словно японцы на острове Кюсю архипелага Нако-Ся Выку-Си, что южнее Курильской гряды, то и счёт изобрели особый. Им, видишь ли, дюжинами считать было сподручнее, словно по шести пальцев на каждой руке отрастили. Вот и определили без согласия с остальным спортивным миром, что штрафной надо бить не ближе дюжины ярдов от ворот, что по-нашему без малого одиннадцать метров. Понятно?
--А чего непонятного? Раз ядров, значит ядров,- кивнула Лиза головой, но закончила и вовсе невразумительно:- В ядрах удобнее, они круглые, не то что наши землемерные циркули.
При этих словах я беспробудно поник головой над стаканом с кефиром, ибо потерял нить собственных рассуждений и смысл нашего разговора вообще. Пока я приходил в рассудок, и не зная зачем переводил в мозговых извивах фунты в килограммы, а стерлинги в старые рубли, жена закончила с посудой и вольно обратилась ко мне, без следов помешательства даже в голосе:
--А правду говорят, что футбол скоро запретят из-за фанатских боёв без правил на трибунах, и победу будут присуждать по жребию?
Не знаю, как я вынес это святотатство и поношение великой игры. Но стерпел молча, одним лишь  взглядом выпер жену из кухни, словно комара  сквозняком. Даже вякнуть не успела, не то что обозвать по привычке старым футбольным бутсом. Вот ведь, что не надо, так и средь ночи вспомнит!
Долго я сидел в горьком одиночестве в тот скорбный час, вспоминая дворовые игры в истерзанный мячик и советскую программу «Время» о ежедневных спортивных наших достижениях и победах. И порешил я тогда написать брату Ваське письмо не в очередь. Пусть, думаю, родная душа приедет ко мне в райцентр ранней осенью. Как раз отборочные игры начнутся. Вот тогда без помех тихо- мирно, с обоюдным пониманием момента, посмотрим мы все игры мастеров зелёного газона. Поболеем у телевизора под пиво без скандалов и личных выпадов. Правда, если только судьи своими спорными офсайтами и штрафными обстановку вокруг нас с братом не накалят, потому как у каждого футбольного знатока свой взгляд на игровой расклад. Как на поле, так и в жизни. Но, если что, тогда Ваське,  а не как тогда мне, придётся волей-неволей из гостей съезжать. До рукопашной, тем более в городе, вряд ли дело дойдёт, если только  разбор игр и подсчёт очков с самого утра не начнём.