И в городе стало больше Любви

Татьяна Гольцман
…Она ждала этого взгляда. Этих восхищенно затрепетавших ей навстречу ресниц. Мгновенно зардевшихся щек. Улыбки, стершей с его лица усталость. Чуть приглушенного, похожего на потертый благородный бархат, слова «здравствуй».

Первая встреча. Клубок эмоций в груди. Ниточки волнений, предчувствий, ожиданий, вкрапления надежды, тайные обмирания… Все переплелось и запуталось. В какой-то момент она неожиданно поняла: этот разноцветный теплый клубок – и есть сердце. Ее собственное сердце.

Они познакомились в Сети несколько месяцев назад. Он не смог пройти мимо ее фотографии. Не удержался. Кликнул. Попал на страничку и – пропал. Ее светло-карие, в солнечных прожилках, доверчиво распахнутые глаза гармонировали со строками, которые она наивно послала во вселенную по принципу
«на кого Бог пошлет». Получилось беззащитно и обнаженно. Настолько, что его усталое и разочарованное сердце дрогнуло. Он полетел, поплыл…

Она тут же поймала волну, влила в нее свою неутоленную нежность, ожидание чуда.
Не иначе сам Бог соединял эти потоки. Река новорожденного чувства формировала русло.
Утренние коротенькие послания будоражили сонную кровь, отправляли невидимые кораблики радости в счастливое плавание.

Ласковые нежные чертики поселились под ее ресницами.
«Как ты похорошела», - констатировали коллеги, не догадывавшиеся о причине метаморфозы. Она летала во сне и наяву.
А он разглядывал ее фотографии и не мог унять гулких ударов сердца в груди…

…Прошло несколько месяцев. Фотографий уже не хватало. Хотелось объема, красок, звуков и запахов. И заглянуть в глаза друг другу без технических «посредников».

Оба жаждали встречи, похожей на дверь в счастливое измерение, за которой не нужно ничего переделывать, переставлять. Не надо ни к чему приспосабливаться, с чем-то мириться, мучительно отнимать от себя, или, наоборот, искусственно приращивать.

А нужно просто взяться за руки – и войти в нее.

И увидеть свет. На мгновение зажмуриться от острого и внезапного счастья обретенной взаимности.
Они не говорили об этом вслух, потому что оба боялись вновь оказаться перед дверью в неправильную реальность. Но надежда пересиливала страх. Они находились в точке зарождения настоящих чувств, и она пульсировала на самых высоких и светлых вибрациях.


…Ранняя осень деликатно напомнила о себе легким прикосновением чуть охрипшего московского ветра. Они стояли на выходе из метро Тульская. Толпа мягко обтекала две приросшие друг к другу фигурки, а они все не могли насытиться блаженством минуты, утолить голод узнавания глаза в глаза.

Ситуация требовала развития, и он сказал:
- Ну, пойдем. Я покажу тебе то, что обещал показать весной.

А она подумала:
«Как жаль потерянного лета…».

По ее лицу проскользнула едва заметная змейка неприятных воспоминаний.
Маргинальный жалкий субъект, жадно запихивающий в себя куски ее доброго сердца под фонарями, спрятавшимися в кронах неистово благоухающих лип.
О, как беззастенчиво он крал ее время, воспоминания, эмоции, присваивал себе ее улыбки!.. Назойливое аморфное ничто. Пустота в мешковато сидящем костюме и бесконечно-навязчивые руки, похожие на прозрачную липкую ленту для ловли мух. Из них хотелось выпутаться, улететь прочь. От их прикосновений хотелось отмываться все дольше и тщательнее. Он притрагивался к коленке – и сустав начинал гореть, стонать от боли. Тело молча кричало: чужеродное, не мое!!! И в один непереносимо душный вечер она смогла перевести его отчаянный немой крик в резкое, звучное слово: довольно!!!

Прочь, химеры! Маленькая, куцая, нелепо прожитая жизнь по имени лето закончилась. Осень. Пора распечатывать новую коробку красок. Пора беречь тающее в ладонях драгоценное время… Вдыхать зябкую, туманную акварельную нежность рассветов. Выдыхать день, уткнувшись в родное плечо. Как же она соскучилась по истинной близости!


Она просунула ладошку в щель между курткой и рукавом, почувствовала уютное тепло, взяла под руку большого человека с влюбленными глазами и впервые за много времени осознала: она в правильном месте, с правильным человеком, в правильных обстоятельствах…

Они шли по дороге к храму вдоль белой монастырской стены и от смущения говорили о будничном, преходящем. Невысказанное вслух вечное и нетленное стояло над ними, осеняло их лица.

Эти двое не осознавали глубокой символичности этих минут... Они пребывали в персональной нирване. Золотистый кокон примагничивал взгляды прохожих.
Они улыбались, оборачивались вслед.

Листопад неистовствовал. Радостно бил в ладоши.

И всем казалось, что в городе стало больше любви...