Дело было летом, наверное 1984-го, когда «Киев» после окончания среднего ремонта стоял в доке на Северной стороне Севастополя. В один из вечеров у меня были назначены телефонные переговоры с супругой на городском почтамте. В доке царили суровые порядки с допуском на его территорию. Поэтому я заранее обговорил вопрос своего возвращения с начальником караула военизированной охраны. Оказалось, что позднее чем в 22 часа мне на корабль не попасть.
Понадеялся, что быстро обернусь. На деле же всё оказалось иначе: пока томился в ожидании вызова, переговорил с женой, дождался троллейбуса, затем катера, совершил солидный пеший переход по Северной стороне – оказался у запертой проходной дока в районе 23-х часов.
Была жгучая южная ночь. По обе стороны абсолютно пустынной улочки, освещённой редкими фонарями, теснились уютные дома и дворики, увитые виноградом. Это навевало детские воспоминания пригорода Алма-Аты, где ялетом гостил у бабушки. Мне повезло: по пути я встретил такого же припозднившегося офицера с нашего крейсера, который знал, как обходными путями можно миновать «кордоны» и добраться до своей каюты.
Выбора не было: оставаться на улице млеющего в ночной прохладе Севастополя не хотелось. Рискуя, просто-напросто, свернуть себе шею или же получить травму, мы друг за другом взобрались на высокий бетонный забор, увенчанный металлическими пиками. По ту сторону забора было светло, как днём, из-за ярких многочисленных прожекторов. Мне казалось, что охране не заметить два тела на высоком заборе, как на сцене, просто невозможно.
Подумал, было, что половина дела сделана, раз мы уже взгромоздились. Оказалось же, что это только начало пути. Вместо того, чтобы банально по-курсантски сигануть через забор, предстояло ещё пройти вдоль его верхотуры с десяток метров, повернуть по другому примыкающему забору вглубь объекта и лишь потом, соблюдая осторожность в колючих проволочных ограждениях, спуститься на территорию дока.
Дождавшись, когда охранница развернулась на обратный курс, мы за несколько долгих томительных минут выполнили столь сложные манипуляции, которые существенно приблизили нас к родному кораблю. Все это время у меня, в принципе законопослушного человека, крутилась в голове доведённая нам ещё в Черноморском судостроительном заводе информация по происшествию, когда один, отчаянный и наглый, как мы сейчас, капитан-лейтенант был застигнут охранницей ВОХР то ли на заборе судостроительного завода, то ли дока и на её законное требование: «Стой! Стрелять буду!» - ответил: «Ну и стреляй!», за что и получил пулю в лоб.
Вот смотрю я иногда на людей с мобильниками и думаю: «Как всё просто! Никакой романтики!»