Остепенился.
Гоша стоит в очереди в кассу и думает. Мысли в голове ползут медленные и тягучие. Главная мысль « Я хочу морально разлагаться, катиться по наклонной плоскости и прожигать жизнь!» Особенно ему нравится слово ПРОЖИГАТЬ, это слово похоже на дырку в бумаге от увеличительного стекла. В детстве он любил сидеть на балконе и поджигать тетрадные листы солнечным зайчиком из лупы. Родители его ругали пиротехником.
Прожигать – это значит зажигать, искрить, бесчинствовать и буянить. Гоша всегда был таким, бесчинным и искрящимся. Что ни день, то новая авантюра. То на байдарках катались, то на лыжах ходили, то вечеринки устраивали, то на дни рождения друзей устраивали что - нибудь непотребное. Гоша переступил на два шага ближе к кассе. Сколько раз давал себе слово не ходить в магазин в это время, когда все шли с работы и торопились домой. Но раньше не получалось, а позже не хотелось, поэтому сейчас он понуро и покорно стоял и смотрел в спину такому же, как он сам, бедолаге.
Куда это все ушло? И когда в последний раз Гоша бесчинствовал и прожигал жизнь? Он попытался подумать об этом КОГДА, но было лень. В голове как будто комок ваты, а не мозг.
Сама собой всплыла мысль про Ленку. Ленка ждет его дома с покупками, потом они поужинают, и Ленка сядет перед телевизором с вязанием. От вида вязальных спиц в ее руках ему становилось дурно, и он уходил из комнаты, кое – как дожидался конца сериала в кухне, возвращался и переключал телевизор на спортивный канал. Ленка откладывала вязание и уходила в кухню болтать по телефону. До него доносились ее слова «выкройка»,» пилинг», « шеф», «мороженое», «калории» и «мама» . Гоша морщился, глядя на экран.
-Я не люблю ее – вдруг подумал он.- Мне плохо с ней. Это ее словечко – остепенился – навсегда прилипло ко мне. Это оно, это слово, зашло ко мне в голову и стало ватным комом.
Зазвонил телефон. Гоша посмотрел на дисплей и сразу же ответил – это был Дюша, его институтский друг.
-Гошан, даров! Ты где?
-Я в магазине. А что?
-Давай к нам, Диман приехал из Канады, мы к Лехе сейчас едем, Диман у него, посидим, поговорим, давай приезжай!
-Я не могу.. Мне надо…эээ…
-Да ладно, бросай все и дуй сюда, давно не виделись. Девчонки тоже приедут. Диман всего на пару дней, когда еще снова приедет!
У Гоши засосало под ложечкой. Ему захотелось бросить корзину с продуктами, взять такси и поехать к ребятам, надраться там до полной потери памяти и рассказать громко и всем, что он не любит Ленку и разводится.
-Не могу. Извини! –сказал Гоша металлическим голосом.
-Да чего не могу, давай ноги в руки и сюда. Чертов ты зануда! Кончай там уши греть, короче мы тебя ждем. Мне надо остальным звонить. Бабай!
И Дюша отключился. Гоша уныло посмотрел на телефон и засунул его в карман. Потом достал телефон, набрал Дюшин номер и коротко сказал «Еду».
Он поставил корзину с продуктами за стеллаж, выскочил из магазина, дошел до остановки, сел в такси и стал рассказывать таксисту, что едет к друзьям, что не видел их года три, что приехал их старый друг из Канады, и что они сейчас будет пить и орать песни. Таксист понимающе кивал и улыбался.
В квартире у Лехи все было как всегда – шумно, грязно, тесно и ужасно накурено. Леха болтал по телефону в ванной, остальные орали все сразу, пили, ели, разговаривали и обнимались. Диман, который приехал из Канады, вышел в прихожую и обнял Гошу, похлопал его по спине и в самое ухо громко сказал:
-Ну вот, живой и почти здоровый, а то мне тут наплели, что ты остепенился. Я говорю – не может быть, Гоша не такой, Гоша не может остепениться, или я папа римский. Ну что, Гошан, врали мне?
Гоша счастливо улыбался , кивал и мотал головой, ему было хорошо. Они вошли в комнату, и Гоша закричал в той же манере, что и все остальные:
-Люди, я хочу всем сказать, что я не остепенился, я сейчас буду катиться по наклонной плоскости и морально разлагаться. Мой мозг хочет релакса, мое тело устало ходить вертикально, мой язык отказывается говорить культурные слова, а мой желудок хочет водки! И я развожусь!!!!
Ему тут же налили водки в чайную чашку, дали в руку бутерброд с колбасой, все смотрели на него, пока он пил и закусывал.
Диман рассказывал какую – то историю про свой канадский бизнес, никто его не слушал, а все болтали со всеми. И ничего было не разобрать, кто – то наливал, кто – то пил, кто – то обнимался, кто – то включил телевизор, кто – то кинул зажигалку и ни в кого не попал. Все было как раньше, как тогда, двадцать лет назад, когда все они жили в общежитии, были нищими, прожигали жизнь, катились по наклонной плоскости и морально разлагались парами и поодиночке.
Гоша знал, что он останется тут на всю ночь, а может и на день, что будет пить все, что ему нальют, орать песни, курить чужие сигареты, когда закончатся свои, будет целоваться с кем – нибудь из своих однокурсниц, даже объяснится в любви, что у него разрывается в кармане телефон, потому что Ленка его ищет, и что рано или поздно он вернется к ней, будет несколько дней выслушивать, какая же он все- таки скотина, и как она устала от него, от его загулов и жуткого характера и когда же он наконец остепенится?
Но сейчас Гоша чувствовал, как ватный ком в его голове растворяется, и сам он стремительно молодеет, и вот сейчас он тот самый Гошан, балбес и охламон, и что он счастлив.