Майское утро на юге Казахстана – это бледнеющая синева высокого неба и плавно нарастающий зной. Солнце как будто растворяет себя в воздухе, и он становится палящим, как само светило. Город тем не менее оживляется, пестреет весенними красками после традиционных забот горожан по наведению лоска. Если в полдень люди томятся в поисках комфорта и какой-нибудь тени, то вечером после заката наступают часы чарующего блаженства. Нагретый асфальт уже не изнуряет – отдаёт тепло, словно ласку; на западе край ультрамариновых небес остаётся розовым, и так милы взору первые редкие звёздочки. Прохладный воздух бодрит, и даже у обывателей пробуждаются романтические чувства.
Для Валерии наступила пора приятных жизненных перемен. Моментами возникало ощущение, что она не просто поймала за гриву удачу, но успела её приручить и ведёт под уздцы. Удача и само счастье грезились в образе степной кобылицы с крыльями Пегаса. Бесчисленное количество честолюбивых усилий неожиданно оборачивалось новым уровнем профессионализма и той самой роскошью жизни, о которой мечталось в ранней юности.
- Привет, мой голубь сизокрылый!.. – игриво, с радостным воодушевлением отзывалась Валерия на телефонные звонки Бурцева.
- Я не голубь, я – ястреб!.. Хищник, который горит желанием встретиться.
Командир вполне освоился с непростой «штучкой», какой поначалу представилась ему журналистка. Теперь он не мучился как во время первой беседы, когда расспросами выматывают душу. Шутки и комплименты, даже деликатная лесть виртуозно вплетались в их милый, шутливый диалог.
- Я не знала, что ястребы умеют так ворковать… У меня встречное предложение: приглашаю в театр. Сейчас начинаются гастроли Новосибирского театра «Красный факел». Сегодня спектакль «Святой и грешный».
Валерия считала профессиональной обязанностью вникать в культурную жизнь города… Будут друзья, знакомые… Появиться там с Бурцевым, значит произвести некоторый фурор, вызвать тайные мысли, завистливые взгляды. Это то, что нужно.
Вечером на театральной площади в розовом отсвете заката прогуливались почитатели сцены. Две пожилые дамы, сидя на скамейке, забавно беседовали об искусстве.
- …Сколько себя помню, а ты видишь, я ровесница бабы Яги, никогда наши местные режиссёры ничего путного не ставили. Самый отвратительный спектакль назывался «Чёрная роза». Вместо декораций какие-то три кирпича на сцене…
- Зато любые гастроли заезжих театров – это, считай, праздник души… Помню, приезжал Олег Стриженов, и с нашей труппой сыграл главную роль в спектакле «Сорок первый». Посмотреть было приятно. И как он красиво вышел из положения, когда у этой девки, что в финале его убивает, отказало ружьё. Он с улыбкой пояснил публике, что по техническим причинам выстрел не состоялся…»
- Почему-то его долго уже нигде не видно; может быть, того… крякнул?
- Да нет, он в каком-то интервью сказал: «Хочу, чтобы зрители запомнили меня молодым».
Девичьи лица, случайные взгляды в толпе незнакомых театралов казались одухотворёнными. Вероятно, искусство у многих обостряло желание жить ярко, с высоким смыслом. Между тем, значительная часть театралов-мужчин до начала спектакля тянулась в буфет за дополнительными впечатлениями.
Валерия торжественно, с искоркой восторга в глазах приняла из рук Бурцева букет гвоздик. В такие вечера ей особенно удавалось выглядеть обворожительной: высокая, замысловатая причёска да плюс ещё красота, усиленная волшебством макияжа, делали лицо молодой журналистки вдохновенным, притягательным для праздных взоров мужчин. А чёрный бархат платья изысканно подчёркивал силуэт и грацию истинной поклонницы театрального искусства.
- Лера, для абсолютной завершённости образа тебе не хватает веера… Ты, должно быть, родилась в театре… - радостно улыбался Бурцев; обожание чувствовалось в его взгляде.
- Театр люблю… В прошлом году ездила в Москву, жила там две недели у одной маминой знакомой, и каждый вечер смотрела спектакли в «Ленкоме», в театре Вахтангова, в театре Сатиры и, конечно, в Малом театре. Во МХАТе была, в «Современнике», в театре на Таганке…
- И какой же спектакль был самым-самым?.. Замечаешь, я тоже вхожу во вкус? С тобой тягаться, конечно, не смею, - балагурил довольный этим свиданием Бурцев.
- Какой спектакль лучший?.. «Леший» в постановке Малого… Это, оказывается, Чехов, ранняя вариация «Дяди Вани», только в ней больше юмора, мажорный финал… Хорош Александр Михайлов в роли Лешего. Где-то в конце у него такой монолог: «Надо быть человеком и твёрдо стоять на ногах. Я не застрелюсь и не брошусь под колёса мельницы… Пусть я не герой, но я сделаюсь им. Я отращу себе крылья орла, и не испугает меня ни это зарево, ни сам чёрт! Пусть горят леса – я посею новые! Пусть меня не любят, я полюблю другую!» Вот так-то, синьор Ястреб…
- Поразительно… Я просто завял, пока слушал.
До начала спектакля, когда в зале ещё горел свет, Валерия то и дело кивала приятелям и знакомым – отвечала на приветствия. Бурцев беспокойно озирался на мужчин; эти знаки внимания, обращённые к спутнице, ему явно досаждали. В какой-то момент Валерия вытащила из сумочки блокнот и пристроила себе на колено.
- Ты что, собираешься писать? – удивился Бурцев.
- Нет, но может быть…
В начавшемся спектакле всё было построено на контрасте и противоборстве добра со злом. Валерия от души смеялась и восторженно млела, когда на сцене появился Андрей Болтнев в роли чёрта по имени Федя. Худощавый и стройный в стильной чёрной рубашке и брюках чёрт с гитарой в руках сидел на стуле, искромётно улыбался и выглядел дьявольски обаятельным. С невероятным шиком на лоб Феди была надвинута чёрная широкополая шляпа. Зло в образе чёрта осенялось романтическим ореолом, органично смешивалось с добром, и порождало потрясающую интригу на сцене, а в душах зрителей - грустное прозрение.
- Напрасно мы не взяли бинокль…
- А знаешь, в прошлом сезоне тут гастролировал театр оперетты. Несколько актёров квартировало у моей подруги. Я тогда писала о спектаклях, после уже по-приятельски общались с одной семейной парой из труппы. То мы идём за кулисы, то они – отыграют свои сцены и к нам в зал… И вот одна артисточка взяла из рук журналистов бинокль, чуть ли не морской, посмотрела на сцену и ахнула: «Это вы нас так рассматриваете?!» Мелкие подробности лица, фигуры у ней вызвали ужас, шок… А так интересные, непосредственные ребята. Женщины, честно сказать, не ведают, что такое быт, проблемы и тому подобное, потому что жизнь, как у певчих птичек.
…Они шли, держась за руки, в тишине и прохладе ночных аллей, долго оставались в атмосфере счастливых, мечтательных грёз. Для этого достаточно, оказывается, нежно сжимать ладони друг друга. Перешагивая через придорожный арык, Бурцев своевольно обнял Валерию за талию. Девушка мягко, но категорично отстранила его руку.
«Вот тебе и граница дозволенного…» - лётчик шёл рядом, опустив руки в карманы, грустный и молчаливый. Валерия принялась его тормошить:
- Ну хватит хмуриться, улыбнись сейчас же!
- А кто был тот бородатый, который махал тебе ручкой в театре? – неожиданно вспомнил, поинтересовался Бурцев.
- Томилин.
- А он кто?
- Он – замечательный человек.
- Я это заметил… В самом деле симпатичный мужик, немного наглый.
- Никакой он не наглый! Все мои знакомые, приятели, коллеги – приличные люди.
Валерия неспешно брела привычным путём внутри квартала по тротуарам дворового парка. Бурцев незаметно поглядывая на неё со стороны, любовался красивой, свободной походкой своей возлюбленной.
- А знаешь, я скоро поменяю адрес… - как о чём-то малозначительном вспомнила Валерия. - Мы с мамой надеемся купить небольшой домик здесь, в Чимкенте, ну хотя бы где-нибудь в предместье… Собираюсь подыскать подходящий вариант и не соберусь. Ты не поможешь мне?
- Конечно.
Прощаясь на лестничной площадке, Бурцев обнял Валерию за плечи, зарылся лицом в её белокурые волосы. Их первый поцелуй, продолжительный, нежный, как волшебное явление вскружил голову обоим.
- Я чуть было не сошёл с ума!.. – восторженно улыбаясь, признался счастливый Бурцев.
- Не выдумывай… Всё обыденно и банально. Ну отпусти уже, Ромео.
… Летнее время летело с удручающей быстротой; в привычном ритме жизни, в круговерти дел Валерии недоставало ещё большей гармонии и отрады; хотелось расслабиться и хотя бы на короткое время забыться, пожалеть усталую душу. А с другой стороны, она так верила в свою избранность, в собственный счастливый жребий..
Неожиданно быстро решилась проблема с покупкой дома. Стоило в секретариате поведать о желании бедной девушки обзавестись собственным жильём, как тут же завертелись диски телефонов, и уже через три дня Валерия в качестве хозяйки прогуливалась внутри тесного дворика, стучала каблучками по бетонной поверхности и всё равно находила двор уютным, а кроме того, дом располагался недалеко от центра города. Расстояние до редакции – десять минут пешей прогулки. Валерия поднялась по ступеням деревянной лестницы на второй этаж кирпичной пристройки и просияла от радости: комната с окном, смотрящим в сторону улицы, лучшим образом годилась для кабинета. Вид на шоссе загораживали кроны фруктовых деревьев, теснившихся вдоль тротуара.
«В этом «мезонине» я буду писать, это самое высокое и гордое место… У окна поставлю стол, у стены – кровать. Пусть внизу, в доме хозяйничает мама, а здесь будет моя резиденция! Я сегодня же хочу ночевать здесь», - решила Валерия и вознамерилась съездить на съёмную квартиру, привезти свой чемодан, рабочие бумаги, записи, дневники.
Ощущение праздности не покидало девушку в течение всего дня: и когда она ехала в троллейбусе, наблюдая пятничную спешку и хлопоты горожан большого южного города, и после, когда собирала немногие свои вещи. Ещё большая волна радости охватила Валерию по возвращении домой; у ворот её дожидались четверо друзей- журналистов.
- Мы пронюхали, что у тебя такое событие и придумали нанести визит…
Томилин был, как всегда, деликатен и говорил задушевно, Буренков внимательно осматривал фасад дома, намереваясь высказать критическое суждение, Маркин улыбался и подыскивал подходящий для Валерии комплимент:
- Мы в ответе за тех, кого мы экзюпери…
А Быков с пакетом в руках изображал нетерпение – дёргал за шнурок щеколды и давил кнопку звонка.
- Если твой сим-сим сейчас не откроется, я перепрыгну через забор.
- Лера, он уже второй час набивается к тебе в домовые, буду, говорит, как пёс, углы метить…
- Прошу, прошу, только предупреждаю, в доме пусто, даже сесть не на что.
Валерия провела друзей на кухню и вскоре была поражена, увидев какое умение и сноровку проявили Быков с Томилиным. В течение минуты они достали из пакета полупотрошёную курицу, что-то вырвали, извлекли из чрева, переломали ей ноги, да так ловко, что у хозяйки от этих действий округлились глаза.
- Я многое могла от вас ожидать… но чтобы мужики могли так расправляться с курицей!.. Мастера… А я умею только яичницу пожарить, кашу сварить и салатик нарезать, - смеялась Валерия.
- Примерно так же они и с женщинами обращаются… Конечно, варвары, что про них ещё скажешь!
- Ты просто завидуешь, Буренков… Талантливые мужики талантливы во всём.
Когда закуска начала распространять по кухне аромат лавра и специй, журналисты уселись по-азиатски на пол, Маркин степенно, с достоинством извлёк из пакета две бутылки водки.
- Если бы я знала что придёте, я бы коньяк купила, - с сожалением обмолвилась Валерия.
- Никогда не покупай коньяк… лучше два литра водки, - предостерегающе, под одобрительное кивание коллег выразил самую суть Томилин.
- Ну, Лера, за твой дом, чтобы сто лет простоял без ремонта… И за то, чтоб в твоей жизни сбывалось всё, что захочешь…
- Разве такое возможно? Действительность часто показывает нам зубы, - осторожно возразила хозяйка, не без интереса желая понять, как на эту жажду несбыточного смотрят её друзья, что у них за мечты в конце концов.
- Не знаю, как остальным, а мне зачастую кажется, что мы всё можем, - не желал сдавать позиции своего тоста Маркин.
- Это когда ты в пьяном виде, - с улыбкой уточнил Быков.
- Нет, братцы, жизнь – штука мудрёная… И если уж Толстой говорил как-то Горькому: «Ничего-то мы о себе не знаем…», так что же говорить о наших возможностях! Мы тоже ничего не знаем о главном, запредельном… Земля уже изучена, истоптана, загажена… А вот что такое космос? Хорошо бы добраться до абсолютных знаний обо всём во Вселенной? Увы!.. Ничего не остаётся, как плыть дальше в угрюмых берегах советской действительности, – Валерия попыталась смягчить суждения, выразить некий «бытовой» взгляд на жизнь и судьбу; отчего-то не хотелось больше спорить. В душе царила тихая умиротворённость, коллеги смотрели с чуткостью и охотно внимали любым завихрениям мысли.
- Надо жить, как говорится, здесь и сейчас, не думая ни о какой предопределённости, запредельности, - горячился самоуверенный в суждениях Быков. – Придёт время податься на небо, вот тогда и узнаем, что представляют из себя райские кущи…
- Кстати, как поживает твой король неба? – вспомнил про Бурцева Игорь Буренков. – Или ты его, извиняюсь, отшила?
- У него сейчас самый длинный эстафетный рейс с суточным отдыхом в Москве… Через пару дней прилетит.
- Что ж, неплохо, неплохо… Не то что мы, щелкопёры, болтаемся тут в пределах области.
Валерия оглянулась на импровизированный бивуак посреди пустой комнаты, с грустью обняла колени и промолвила:
- А знаете, я скоро выйду замуж…
- Ну вот и приплыли!..
- Мы ждали, что именно этим всё кончится.
- Смотри, Лера, замужество – шаг серьёзный, - подражая чеховскому персонажу, шутил Быков, - ты вот сидишь сейчас свободная и счастливая, а то придётся ежечасно ублажать мужа, думать о щах, пелёнках.
- Этим ты, дружище, никого не вразумишь. Слышал, небось, поговорку: «Бабы каются, а девки замуж собираются», - из всех друзей Валерии Томилин воспринял новость с истинным переживанием; было заметно, что он огорчён.
- Не слушай их, Лёра! Они всё упрощают, рассуждают пошло и примитивно, не учитывают романтику отношений… Лётчики в сравнении с нами – настоящие орлы… Слабый пол устоять не может, теряет последние силы, - запальчиво вмешался Буренков. – Для сравнения посмотри на нас: бумагомараки, самонадеянные идиоты, алкоголики!.. В августе мы планируем сплав по Сыр-Дарье – посоветуй своему другу пописать на нас сверху прямо на плот, будет удобно…
- Вы – самозабвенные труженики пера, интеллект и совесть нации, так что перестаньте блажить. Самоуничижение ещё противнее, чем самолюбование… Меня, Игорь Васильевич, на мякине не проведёшь.
- Браво, Лера! – улыбкой озарил бородатую физиономию Томилин. – А то, понимаешь, изобразил нас какими-то подонками…
После, проводив гостей за ворота, Валерия ещё долго мыла, украшала и устраивала свой кабинет на втором этаже «мезонина». Место Хемингуэя в душе у неё занимал теперь Антон Павлович Чехов. Хорошего портрета любимого писателя найти никак не удавалось. Однажды, будучи в Москве на Арбате, Валерия попросила уличного художника срисовать Чехова с книжной фотографии. Весёлый, покладистый парень принялся за работу с жаром – старался, заискивал, только это не помешало Валерии сказать в итоге неприятную фразу: «Почему-то Чехов у вас похож на Чичикова». Но портрет всё-таки взяла, и теперь он красовался на стене, вызывая ревнивое чувство к талантливо прожитой жизни.
Валерия постелила себе на открытой веранде второго этажа, куда лёгким дыханием доходили волны свежего воздуха с улицы. Забравшись под одеяло, девушка мечтательно смотрела в таинственную черноту звёздного неба и расслабленно перебирала в памяти эпизоды минувшего дня.
«А Буренков вёл себя как-то странно… Вот уж кто из ребят честолюбив, горделив… и вдруг такое юродство: «Мы – бумагомараки…» Это уж он просто ломался… Я выхожу замуж… Как странно и даже как будто некстати… Всё должно будет перемениться, новые хлопоты, щи, пелёнки… Беличье колесо… Эх, жизнь наша бурлацкая! Уехать бы куда-нибудь в Феодосию или в Туапсе, не общаться ни с кем, кроме моря и солнца…»
Валерия по сути впервые задумывалась о вопросе, который смутно её волновал: любит ли она Бурцева? Да, он ей нравится, это определённо, она серьёзно привязалась к нему душой, но что из этого? Может, просто нет рядом более интересных и достойных мужчин?..
«Ребята шутят… Но как бы там ни было, я выхожу замуж… Пусть это будет ещё одним университетом», - обрывки мыслей чередой мелькали в голове Валерии, когда она уже засыпала под неумолчный стрёкот цикад.
…В августе перед отпуском, который решено было провести у моря, Валерия пережила торжество, в сущности, так и не ставшее праздником жизни. И причин этому было несколько.
«Свадьба - это в большей мере канитель, чем счастливые впечатления и переживания», - исподволь, по мере приближения к загсу, убеждалась девушка; в философском аспекте это событие ей представлялось несуразным. Свадебный вечер состоялся в кафе, где всё было устроено в рамках традиций. Утомительной чередой сыпались тосты и поздравления, причём, речи говорились людьми знакомыми и совсем незнакомыми. Желали здоровья, удач и любви до гроба. Валерия заставляла себя соответствовать каждому моменту вечера – внимала говорившим, скромно улыбалась, и её милая улыбка, точно солнце, светило всем.
Авиаторы и журналисты, как оказалось, не испытывали желания слиться в одну компанию гуляющих. В разных углах зала за отдельными столиками происходили жаркие беседы, но шумный поток тостов, шуток и смеха перекрывал и контролировал штатный тамада – низенький ростом темпераментный толстяк. Весь его шарм сводился к напускной весёлости, напору и некоторой наглости, с какою этот горлопан сыпал свои комплименты и реплики. Под конец торжества Валерия откровенно ненавидела тамаду и не могла смириться с необходимостью учтиво выслушивать речи, многократно целоваться.
«Боже мой, когда же это всё кончится!..»
- Володя, тебе уже не надо больше пить, - шептала Валерия Бурцеву, который начинал хмелеть и всё порывался пересесть за стол нетрезвых товарищей из экипажа.
Невеста, немного растерянная, начинавшая сердиться, думала о том, как пошло и примитивно начинается новый этап её жизни. Под занавес свадьбы, когда за столиками оставался ближний круг друзей, в шутку кто-то из экипажа Бурцева обнял жениха и посоветовал:
- А ты, Володя, не забудь, что у тебя сегодня брачная ночь, контрольный облёт, так сказать… Экипаж желает успеха!
Валерия едва сдерживала брезгливое чувство и с горечью думала:
«Неужели Бурцев ничем не отличается от этих, способных так примитивно и грубо выражать свои душевные свойства!.. Это же нравственный уровень совершенно неотёсанных…»
И уж совсем некстати самый бесцеремонный остряк, игрун, как оказалось, второй пилот, зачем-то поманил невесту, потянувшись к ней через стол. Валерия досадливо поморщилась, но из деликатности тоже поднялась, наклонилась над столом. Без всяких слов второй пилот смачно поцеловал её в губы… Всем сидящим поблизости эта проделка необычайно понравилась. Бурцев весело улыбался, а Валерия злобно ругала себя за глупую доверчивость и наивность.
Прошло несколько дней, прежде чем она успокоилась и немного привыкла к новому своему положению замужней женщины. Владимир же спокойно, как рядовое событие, пережил свадебное торжество. В хлопотах по устройству семейного гнезда в авиагородке и в доме Валерии по улице Таира Жарокова им обоим нравилось быть вместе, испытывать радость от мимолётных объятий и поцелуев.
- А знаешь, мне твои друзья как-то не показались людьми благородными и воспитанными. Почему среди лётчиков попадаются такие маргиналы?
Супруг ради хохмы крутил у виска пальцем.
К свадебным торжествам решено было приурочить отдых у моря. Весь долгий рейс до Адлера Бурцев то и дело отвлекался от разговора с Валерией, смотрел в иллюминатор и критиковал технику пилотирования экипажа, который вел самолёт по трассе. Погода в середине августа стояла жаркая, безоблачная, полёт был приятен, и, тем не менее, Бурцев упрекал лётчиков особенно в моменты посадок и взлётов.
- Так садиться и медведи могут, обучают же их в цирке. Ну как тебе такая посадка? – спрашивал Владимир, устремив к Валерии пытливый взгляд.
- Да успокойся… Лётчики своё дело знают.
В Адлере по всему побережью чувствовался южный зной, истома беззаботных курортников и общие устремления отдыхать на всю катушку. Валерия быстро облюбовала уютный зелёный дворик, где сдавались две обособленные комнаты, и категорично распорядилась:
- Всё! Живём здесь!
Пожилая женщина с внучкой были рады приютить молодую семейную пару. Особенно Валерия сдружилась с внучкой хозяйки, которая умела рассмешить, и очень нравилась своими выдумками. Как-то раз она поместила себе под халатик воздушный шарик и разыграла таким образом беременность. Бабушка этой забавой была шокирована.
… Море ласкалось, изумрудные волны беспрерывно шуршали мелкой галькой. Прямо над головами на малой высоте поминутно проплывали лайнеры всевозможных авиакомпаний.
- Вот это «Боинг», посмотри, какая у него мощная механизация… Хорошо бы на таком прокатиться, подержать его за рога.
- Хватит уже про самолёты, отдохни от них… И разве ты не видишь: я перед тобой, я – целая Вселенная…
Ни слова не говоря, Бурцев бросался обнимать жену и в лёгкой, импровизированной борьбе они барахтались на расстеленном узорчатом ковре из спального мешка.
- Ого! Об тебя можно обжечься, - изумился Владимир, обнимая разогретую солнцем Валерию.
- Да, я такая… В общем, берегись!..