Isabel Allende BOCA DE SAPO del libro «LOS CUENTOS DE EVA LUNA» перевод с испанского
То были тяжелые времена для Юга. Нет, не для Юга этой страны, а вообще для южной части мира, где времена года сместились, и зима не приходится на Рождество, как в других цивилизованных странах, а начинается в средине года как у всех дикарей. В тех краях камни, овсяник, лед укрывают большие равнины, которые тянутся до самой Огненной Земли и прерываются цепью островов. Пики, покрытые снегом, закрывают далекий горизонт, тишина, царящая там с начала времен, иногда нарушается подземными вздохами ледника, который медленно сползает в море. Этот суровый край населяют суровые люди. В начале века там не было ничего, что могло бы привлечь англичан, но они получили концессию на разведение овец. За несколько лет поголовье животных увеличилось насколько, что издали стада овец стали напоминать облака, окутавшие землю, овцы съели всю растительность и растоптали последние алтари коренных жителей - индейцев Улас.
В этом неприветливом крае Эрмелинда зарабатывала на жизнь игрой своей фантазии.
Посреди пустыни возвышался, как забытый кем-то торт, дом Скотоводческой Компании, окруженный абсурдным газоном, который супруга управляющего всячески оберегала от капризов местного климата. Она никак не могла смириться с жизнью за пределами сердца Британской Империи и продолжала переодеваться к ужину, хотя проводила вечера наедине со своим мужем, флегматичным джентльменом, погруженным в воспоминания о величии былых традиций. Креолы-пеоны жили в бараках, отделенные от своих хозяев изгородью из колючих кустарников и диких роз, которые тщетно пытались ограничить бесконечные просторы пампы и создавали для иностранцев едва заметную иллюзию английской сельской местности.
Под неустанным наблюдением надсмотрщиков, измученные холодом, без тарелки домашнего супа на протяжении нескольких месяцев, рабочие выживали в этом убожестве, и были такими же беспомощными как скот, о котором они заботились. По вечерам находились такие, которые брались за гитару, и тогда все вокруг наполнялось сентиментальными песнями. Им так не хватало любви что, невзирая на кремень, который повар добавлял в еду, чтобы усмирить их плотские желания и заглушить воспоминания о них, пеоны сожительствовали с овцами, а некоторые даже с тюленями, если случалось поймать их на берегу. Грудь у этих животных большая, напоминающая материнскую, если снять кожу, и закрыв глаза обнять еще живое, горячее и пульсирующее животное, то очень нуждающемуся мужчине легко представить, что он сжимает в объятиях русалку.
Несмотря на все тяготы, у рабочих было больше развлечений, чем у их хозяев, благодаря играм, дозволенным Эрмелиндой.
Она была единственной молодой женщиной в тех краях, за исключением дамы-англичанки, которая в одиночестве бродила неподалеку от розовой изгороди, для того, чтобы подстрелить зайца из дробовика, только в этом случае можно было разглядеть ее лицо сквозь пыльную вуалетку, прикрепленную к шляпе. Напротив, Эрмелинда была близкой и необходимой женщиной, отвага и желание праздника были у нее в крови. Она выбрала это занятие - утешать страждущих по призванию, ее любили все мужчины в целом и многие в частности. Она царила среди них как императрица.
Эрмелинда любила их запах и их желания, хриплый голос, двухдневную щетину, тело такое сильное и в тоже время такое уязвимое в ее руках, боевой характер и наивные сердца. Она знала иллюзорную силу и чрезвычайную слабость своих клиентов, но никогда не пользовалась этим знанием, она жалела их. Несмотря на ее врожденную отвагу в ней жила материнская нежность, часто по ночам, она стирала им грязные рубахи и готовила курицу, если кто-то из рабочих болел или писала письма их далеким возлюбленным.
Она нажила свое состояние на матраце, наполненном сырой шерстью, под дырявой цинковой крышей, которая от порывов ветра то пела как флейта, то гудела как гобой. У нее была упругая, крепкая плоть, безупречная кожа, она охотно смеялась и без сомнения была гораздо лучше овец или несчастного освежеванного тюленя. В каждом новом объятии, каким бы коротким оно ни было, она раскрывалась как веселая, беззаботная подруга. Слава о ее крепких ногах наездницы и упругой груди разнеслась на шестьсот километров в этой дикой округе, ее поклонники приезжали издалека, чтобы провести с ней время.
В пятницу, они прибывали из самых отдаленных мест на взмыленных лошадях, падающих от усталости. Хозяева-англичане запрещали употреблять алкоголь, но Эрмелинда наладила подпольное производство агуардьенте*, которая поднимала дух и разрушала печень своих хозяев, а также служила горючим для светильников, которые зажигали в часы веселья. Ставки начинались после третьего стакана, когда уже невозможно сконцентрировать взгляд и сосредоточить внимание.
Эрмелинда знала, как получить деньги, не прибегая к обману. Кроме игры в карты и кости, мужчины были увлечены и другими играми, в которых всегда единственным выигрышем была Она. Проигравшие отдавали ей деньги, но и те, кто выиграл, тоже ей платили, чтобы получить право на очень короткое пребывание в ее компании, без всяких уловок и предварительных договоренностей, потому что у нее не было времени для того, чтобы одаривать своим вниманием всех желающих. Играя в «Слепую курицу» участники снимали брюки, оставаясь одетыми в жилеты, шапки, и сапоги на подкладке из овчины, чтобы защитится от антарктического холода, который струился из щелей в дощатом полу. Она завязывала игрокам глаза и начиналась погоня. Иногда поднимался такой шум смех и гам, что звуки, преодолев изгородь из роз, достигали ушей англичан, которые бесстрастно продолжали пить цейлонский чай, делая вид, что это ветер принес в комнату звуки дикой пампы. Первый прикоснувшийся к Эрмелинде, издавал ликующее кудахтанье, и благодаря судьбу, заключал ее в объятья.
Еще одной игрой были «Качели». Женщина раскачивалась на доске, свешивающейся на двух веревках из-под потолка. Притягивая взгляды мужчин, она поджимала ноги, и все могли видеть, что она ничего не носит под своими желтыми юбками. Игроки выстраивались в ряд, у каждого была всего одна возможность запрыгнуть на качели, и те, которые достигали своей цели, оказывались в ловушке между прекрасных бедер, в волнах развевающейся юбки, балансируя, они были потрясены до мозга костей и в конце концов поднимались на небо. Но таких было очень мало, большинство ползало по полу под хохот остальных.
Играя в «Лягушку» за каких-то пятнадцать минут мужчина мог потерять все, что заработал за месяц. Эрмелинда рисовала на полу белую линию и в четырех шагах от нее чертила большой круг, внутри которого ложилась, раскрыв колени, при свете лампы, в которой горела агуардьенте, ее ноги казались золотистыми. И тогда появлялся темный центр ее тела, открытый словно фрукт, словно веселый рот лягушки, между тем воздух в комнате становился густым и горячим. Игроки выстраивались за белой чертой и бросали монеты, пытаясь попасть в цель. Некоторые из них были очень ловкими, они могли остановить животное, на бегу бросив ему между ног лассо, но Эрмелинда умела незаметно сдвигать тело, ускользать, чтобы в последнюю минуту монета меняла направление. Монеты, которые приземлялись внутри круга, принадлежали женщине. Если какая-то из них входила в дверь, то она одаривала своего владельца сокровищами султана, два часа за занавеской наедине с Эрмелиндой, два часа радости, два часа на то, чтобы найти утешение и получить райское удовольствие. Те, которые пережили эти два драгоценных часа, рассказывали, что Эрмелинда знает древние секреты любви и способна довести мужчину почти до смерти, а потом возвратить к жизни, превратив в мудреца.
До того дня, когда появился Пабло, астуриец, очень немногие выиграли эти чудесные два часа, хотя некоторые и воспользовались чем-то похожим, но не за несколько сентимо, а за половину своей зарплаты. К тому времени она накопила небольшое состояние, но мысль о более спокойной жизни все еще не посещала ее, она действительно любила свою работу и чувствовала гордость за те икорки радости, которые она дарила пеонам. Пабло был худощавым мужчиной, с хрупкими куриными костями и детскими руками, его внешность не соответствовал его огромному упорству и темпераменту. Рядом с пышной и жизнерадостной Эрмелиндой, он казался надутым шелапутом, но тех, которые сразу после его приезда подумали, что могут посмеяться на его счет, ожидал неприятный сюрприз. При первом же выпаде маленький незнакомец отреагировал как змея, он был готов наброситься на всех, но драка закончилась, так и не начавшись, потому что первое правило Эрмелинды гласило - под ее кровом никаких сражений. Восстановив свое достоинство, Пабло успокоился. Он был решительным, мрачноватым, неразговорчивым, в его речи отчетливо слышался испанский акцент. Он покинул родину, скрываясь от полиции, и зарабатывал на жизнь контрабандой, переправляя товары через Анды. До этого он был необщительным отшельником и задирой, который насмехался над климатом, овцами и англичанами. Он был сам по себе и не признавал ни любви, ни обязательств, но он был не так уж молод, и одиночество въелось в него до самых костей. Иногда просыпаясь на рассвете и лежа на холодной земле, завернувшись в свою черную кастильскую накидку, с седлом вместо подушки под головой, он чувствовал, как боль пронизывает каждую клеточку его тела. Эту боль причиняли не онемевшие мышцы, а грусть и одиночество.
Он устал от странствий, как старый волк, но никак не мог найти внутреннего покоя. Он пришел в эти земли, потому что услышал молву о том, что на краю света живет женщина, способная изменить направление ветра, и он захотел увидеть ее собственными глазами. Огромное расстояние и опасности дороги не остановили его, и когда, наконец, он встретил эту женщину и находился на расстоянии вытянутой руки от нее, то увидел, что она сделана из того же крепкого металла, что и он, и решил, что после столь длительного путешествия не стоит продолжать жить без нее. Он обосновался в углу комнаты, внимательно наблюдал и просчитывал свои шансы.
Астуриец имел луженый желудок и несколько стаканов агуардьенте Эрмелинды, не могли затуманить его глаза. Он не стал снимать одежду, чтобы поиграть в «Дозор Сан Мигеля», ни в «Мандандирум-дирум-дан» ни в другие игры, которые показались ему детскими, но в конце ночи, когда настал кульминационный момент «Лягушка», он стряхнул с себя остатки алкоголя и присоединился к хору мужчин, обступивших меловой круг. Эрмелинда казалась ему прекрасной и дикой, как горная львица. Он почувствовал, как в нем просыпается инстинкт охотника и неопределенная боль и беспомощность, которые пронизывали его кости на протяжении всего путешествия, превратились в радостное ожидание. Он видел ноги обутые в короткие сапожки, чулки на эластичной резинке, закрепленные под коленями, длинные кости и напряженные мышцы этих золотых ног, утопающих в волнах желтых юбок, и знал, что у него есть только один шанс, чтобы выиграть ее. Он стал на позицию, крепко упершись ногами о пол и раскачивал тело до тех пор, пока не нашел свой центр тяжести, он бросил пронзительный взгляд который приковал женщину к месту и заставил забыть о своих акробатических трюках. Пабло напряг зрение, выдохнул и после нескольких секунд полной концентрации бросил монету. Все увидели, как она, пролетев по идеальной траектории, чисто вошла в нужное место. Подвиг был отмечен аплодисментами и завистливым свистом. Невозмутимо, контрабандист поправил пояс, сделал три огромных шага, схватил женщину за руки и поднял на ноги, он был готов провести с нею честно выигранные два часа, тем более, что она тоже не могла обойтись без него. Он вышел, почти волоча ее за собой, а остальные поглядывали на часы и пили, дожидаясь, когда истечет призовое время, но, ни Эрмелинда, ни чужак не появлялись.
Прошло три часа, четыре, закончилась ночь, наступил рассвет, зазвонили колокола, возвещая о начале нового трудового дня, но дверь не открылась.
В полдень любовники вышли из комнаты. Пабло не поднимая глаз, пошел седлать коней для себя и Эрмелинды, а также мула, для ее багажа. Женщина была одета в брюки и жакет для путешествия, на талии она закрепила сумку, набитую монетами. Было нечто новое в выражении ее глаз и в удовлетворенном покачивании ее потрясающего зада.
Бережно погрузив вещи на спины животных, они сели на лошадей и пустились вскачь. Эрмелинда, сделав прощальный жест своим поклонникам, последовала за Пабло, астурийцем, по пустынным равнинам, не оглядываясь назад. Она уехала навсегда.
После ухода Эрмелинды печаль, охватившая пеонов, была так велика, что Скотоводческая компания, для того, чтобы развлечь рабочих, была вынуждена установить качели, купить дартс и стрелы для стрельбы по мишени, и привезти из Лондона огромную раскрашенную жабу с открытым ртом, для того, чтобы пеоны оттачивали свою меткость, бросая монеты ей в рот. Но из-за всеобщего безразличия к этим игрушкам, они стали украшением террасы и англичане пользовались ими, чтобы превозмочь тоску, одолевающую их на закате.
*Aguardiente [агуардьенте], или «огненная вода» - это бесцветная крепкая и ароматная виноградная водка