АЛЛА

Габдель Махмут
АЛЛА
                Каждая высотная труба ТЭЦ
                имеет свое имя, связанное
                с событиями вокруг нее...


        Расуль Хасанов, как и все новички, появился в нашей бригаде немногословным, особо не приметным рядовым работником. Только Амина-апа, единственная женщина-арматурщица во всем объединении Теплоэлектросетьстрой, заметила в нем потаенную совестливость, всплывающую румянцем на щеке каждый раз, стоило услышать хвастливые или фальшивые речи других, когда тот не смел таких осадить.

         Да и примериться и, как обычно, пощекотать нервы новичку в те дни  коллегам не представилось возможности - дело близилось к снегам, и надо было успеть обвязать нулевую обрешетку фундамента будущей высотной трубы ТЭЦ. Наступала всеземная посерелость: накатили тяжелые тучи с тягучими, канючими серыми дождями, потекли будни унылые, мокрые. Прекратились веселые еще недавно реплики арматурщиков - накинув капюшон робы на голову, каждый спешил склониться, кто с крючком, кто с электродержателем, к обрешетке нулевого цикла каркаса, лишь изредка уходя-приходя на место с новым пучком электродов или обвязочной проволоки. Когда-то голубевший от сплошной арматуры, как ученическая тетрадь в клетку, котлован заржавел, местами теряясь в мутной луже. Казалось, не будет конца этой серятине и сырости. Приуныл котлован. Радости от нового объекта оказалось на миг.

         Но в природе все ведь соразмерно, а человек генетически не предрасположен и не приемлет однообразие - в сплошной череде серых будней должно было случиться и проблескам цветных дней. Так бывает: приходишь в библиотеку без определенной цели, берешь книги, листаешь лист за листом, и вдруг замираешь, неожиданно наткнувшись на пронзившую тебя строку. Так или почти так же вышло и на этот раз, потому и запомнили мы все эту историю, как запомнили день, в который она начиналась.

          В этот день, когда Расуль впервые увидел ее, сплошная серая пелена вдруг оборвалась и клочьями побежала за горизонт. Выглянуло долгожданное солнце. И в одно из таких веселых мгновений взору работяг предстало броское, резко контрастное, и потому обворожительно прекрасное видение - на фоне серого песка и одноликих в серых спецовках мужчин в ржавом котловане, будто лучик солнечный, стояла первая красавица управления - диспетчер Алла с птичьепроизводственной фамилией Лебедкина. Она была в ярко-желтом платье-костюме, а под мышкой держала красную урночку для голосования.

        - Эй, джигиты! - звонко и весело окликнула она работяг, - Айда сюда, отдохните малость, всех денег все равно не заработаете!
        Первым выпрямился бригадир Камал-абый, невольно расплылся в улыбке:
        - Эй, эта... - начал с обычной своей вставки к речи, - капля с облака упал, кто желаит випить?!
        Мужикам же только дай повод позубоскалить - тут же, как прорвало, полетело со всех сторон:
        - Отдохнуть? С тобой, Аллочка? Кто бы отказался, а я не устою!
        - Нас ведь много, управишься ли?
        Но Алле ведь такое не впервой, не зря диспетчер:
        - А мы еще будем посмотреть, сойдете ли хоть за одного!.. А ну, за мной на выборы! - и скрылась в бытовке бригады.
 
        Изумленные мужчины, все еще не унимаясь, бросали вслед:
         - Вот я тибе скажу, ченщинам так ченщинам, ай-вай!
         - Да, брат, не то что твоя, или, скажем, моя…
         - Огонь-баба, ядрено мать!
         - Ну, эта... - остудил возбужденные головы Камал-ага, - на чужой караван, эта, ртом не зивай. Пошли профком избирать.
       
 Расуль, услышав гомон, прервал работу, ловко откинул маску сварщика на затылок, увидел сияющее небесное создание, и обмер. Казалось, так и останется, не оторвется от каркаса, где сидел и варил, если бы я не хлопнул его по пластмассовой на голове рыжей каске.
      
  Из обрывочных разговоров в бригаде он знал, что сам начальник управления соблазнил ее, деревенскую, только что приехавшую после профтехучилища отрабатывать штукатуром. Смазливая, небоязливая девчонка сначала как бы заигрывала со старым ухажером, дальше - больше: компании, гулянки, комплименты, подарки. И дело дошло до беременности. И куда ей деться с будущим ребенком, стала сожительствовать с ним. Любви, конечно же, не родилось, зато постепенно заимела собственную квартиру, садик для сына, а после осела в диспетчерском кресле, рядом пристроила сестру в отдел кадров. Вот такая обычная история ее семейной жизни. Теперь с этим все свыклись, и никто не задумывался, то ли счастье ее в этом, то ли муки.
 
       Расуль, наивная душа, не мог понять, как это такая красавица может терпеть рядом самодура, как о нем отзывались, до которого не доходила мысль, что когда-то будет же конец всем его злоупотреблениям. Ведь он пользуется рабочей зависимостью от него, если хотите, обездоленностью, и на этом наживает собственное удовольствие. Нет, имеется немало в жизни случаев, когда молодка наталкивается на интеллигентного и благородного, пусть и пожилого человека, общаясь с которым, и живя совместно, обогащается и сама, и приходит взаимность.
 
      Что же нашла она здесь, в лице обнищавшем внутренне и обрюзгшем наружно от постоянных попоек с угодничающими заместителями. Как же этот старый хрыч, годный ей в отцы, без угрызения совести лобызает ее, горемычную?..
 
       Потом как-то они оказались рядом в тесной кабине ЗИЛа. Расулю вдруг стало душно, тесно. Он закаменел, боясь лишний раз неловко пошевелиться. Алла по обыкновению шутила с разбитным водителем, хохотала, когда он рассказывал случай о своем отдыхе в санатории "Ливадия", где, придя в ванную с лечебной грязью, увидел женские колготки, подумал, что в них, наверное, и надо ложиться в грязь, а потом прибежала женщина, и давай с него стягивать... Рассказывал он откровенно, по-хамски, с матерщиной, будто рядом одни мужланы, поэтому Расуль не мог поддержать, и даже старался не реагировать. Алла же откровенно нахохоталась, изучая джигита рядом, иногда стараясь хоть боковым зрением разглядеть парня: ведь всякий новый человек а любом коллективе бросается в глаза, и каждому хочется  разузнать, что это за фрукт, этот новичок, хоть и делают вид, что не замечают.
   
     Обычно бригады после работы уезжали в автобусах, а в этот раз вместо одного из них прислали грузовую вахтовку. Расуль - скромничавший новичок - не вместился, пока пропускал женщин, и бороться за место не стал. Увидя это, Алла пригласила его в шоферскую кабину. Вот так они оказались рядом бок о бок. От ТЭЦ-4 до центра города порядочно, ехали долго, да из-за гололеда случился затор, было время поболтать, но не получалось. Расуль был не смел на язык, не мог раскрепоститься вдруг. Вот так начинался этот производственный роман с любовным треугольником, своей драмой и личной для кого-то трагедией...


        Затем Лебедкина приехала в бригаду с вновь избранным председателем профкома, тоже конторской красавицей, ее подругой. И неожиданно для всех они отпросили у бригадира одного из сварщиков, понимающего толк в замках... Таким специалистом единственным у нас оказался Расуль. Потом он скажет, что Алла вычислила его сама, заранее ознакомившись с трудовой книжкой, где у него есть запись о работе столяром-плотником на Севере. Замок можно было поменять и в другое время, дождавшись плотников, но нужен был Расуль. Нашлась причина, что из всех ключей остался один, вдруг потеряется. Это и был повод для сближения, ведь женская изобретательность известна. Расуль вдумался и заключил, что не зря это, все идет к тому, чего не миновать, предложение не двусмысленное, это добрый знак надежды - тебе предлагают руку дружбы. Терять было нечего, во всяком случае, только так можно было проверить свое предположение.
 
         Предпоследним маршрутом, куда стекались мы со всех концов города, откуда затем отправлялись на служебных автобусах, была остановка у телестудии. Отныне Расуль добирался сюда раньше всех, некоторое время наблюдал за посадкой людей в автобус, выяснил, куда садилась Алла, и что специально для нее никто места не занимал, соседями оказывались случайные люди из всего управления. Он не вдруг отважился сесть рядом с красавицей, проходил, делая вид, будто уступает передние ряды женщинам. В один из дней, заходя в автобус чуть ли не последним, Расуль заметил, с каким упорством Алла не пропускала кого-то из мужчин на свободное рядом кресло. Чем наглее напирал тот незадачливый, тем упорнее сопротивлялась она. Вероятно, они хорошо знали друг друга, так как вся эта возня и словесная перепалка походили на шалость двух взрослых, которая вот-вот прекратится к обоюдному удовольствию. Но подвернулся Расуль, попросился на свободное место - заветное кресло оказалось для него. Над невезучим тем хохотал весь автобус, не силой надо было добиваться - вежливое слово лед плавит…
 
        Производство - не танцплощадка, не пригласишь человека в напарники, не разговоришься непринужденно, не прижмешься нечаянно, чтобы потом извиниться или сблизиться. Здесь нет каких-то заведенных миром канонов и правил, каждый едет со своими заботами, думами о том, как отработать день, как после пробежаться по магазинам, купить чего домой и прочее, прочее... И с бухты-барахты тут не заговоришь о своих чувствах. Более осложняются взаимоотношения, когда соседом оказывается женщина и, особенно, если она божественно красива. Да тем более, когда все знают, что она была женой большого босса, твоего начальника.

Теперь, наверное, понятно, мой читатель, почему я так долго разворачивю предварительные события. Расуль, как обьект повышенного внимания коллег, почувствовал себя в таком стеснительном положении, что не сразу осмелися заговорить с ней одной. Однако, что было, то было, начало романа было заложено в рядовом автобусе, пусть он даже самый лучший среди бегающих по стране "Икарус". И вот двое начинают примерку друг к другу. В первые дни - общие для всех разговоры в общем автобусном гомоне о жизни нашей пестрой. Постепенно круг собеседников сужается, находятся для связки анекдоты, мировые новости, наконец. Но вот и они сужаются, пройденный этап. Так проходит притирка внешняя, отныне появляется раскованность, и круг интересов становится ближе к теме жизни, любви, семьи, быта, прошлого и настоящего.
   
       Что бы там ни было, коротко о главном будет так - отныне Алла и Расуль стали приберегать место друг для друга, хотя об этом они и не договаривались - место их свиданий и объяснений. Так начинался их производственный роман…

          - Ты же знаешь, кто мой муж?
          - Сегодня у тебя нет его, это я знаю.
          - Ну, еще в любовниках ходит, и очень ревнив.
          - Он приходит к сыну...
          - И ко мне попутно.
          - Теперь перестанет… Позволишь проводить?
          - А молвы злоязыкой не боишься?
          - Что нам молва? Мы начнем всерьез!..
 
         Вот же как просто оказалось подойти к главному, а автор чего-то раскачивается... Могу сказать в оправдание, что Расуль сам не вдруг все рассказал мне. Был он парень скрытный, не то, что я, что ни говори, не каждому открывался.

          Как-то так они вместе пошли в садик, забрали Сережу, и домой к ним решили идти пешком. А пешком это не в тесном автобусе, в давке и тесноте. На сквериках по дороге домой есть детские площадки, где полно ребятишек и каруселей. Тут всегда можно понять, какой же дядя твой новый знакомый. А Сереже он понравился сразу – улыбается все время, и не пьяный.
 
       Мужики быстро нашли общий язык, не то что с девчонками мальчишки. Вдвоем катались, кувыркались, в снежки бросались, а потом на качелях качались, с горки спускались. Как никогда было интересно, вот это жизнь!
 
        А в один из вечеров, когда привыкли друг к другу, Сережа пригласил дядю Расика, как сам нарек, к себе в гости. И какой восторг был, когда получил обещание придти! Ведь дома у Сережи велосипед, а у него колесико хромает, сколько ни просил Акулова исправить, то он долго не приходит, то заявляется пьяный.
 
       - Кто же этот Акула такой нехороший? - спросил на это дядя Расуль.
        - Да не Акула, а Акулов, не знаешь, что ли? - смеясь объяснил Сережа.
        - Это наш драгоценный папа, да, Сереж? - поправила Алла.
        - Да его же все знают, большой такой и лысый, - обрисовал Сережа папу.

        По ироничной интонации Аллы Расуль понял, что мать не поощряет встречи сына с отцом.
        В первый визит гостя провожали вдвоем. Долго не хотели расставаться - шел ноябрьский ласковый снежок, падал и таял на ладони. Сережа надумал лепить снежную бабу, и чтобы все вместе. Но свежий снег не прилипал, и, чтобы отвлечь, дядя спросил бесхитростного Сережу, любит ли он маму.
 
        - Конечно, люблю, - утверждал он, разве можно было в этом сомневаться.
        - А как ты ее любишь? - продолжил выпытывать Расик.
        - Сильно-пресильно!
        - Покажи, как это пресильно бывает.
        - Ты подними меня, и я покажу, - сказал он непонятливому дяде. Сережу подняли, он прильнул к щеке матери, чмокнул, крепко обнял и спросил Расика:
        - Теперь видел?
 
       Все весело хохотали. А Расик опять пытает:
        - А мне-то можно поцеловать твою маму?
        Вот удивился Сережа:
        - Ты что, тоже любишь ее?
        - Почему бы и нет, - ответил Расуль.
        - Ну, тогда конечно можно.
        - Давай вместе.
        - Давай! - обрадовался Сережа.
 
      И мужчины с двух сторон приникли к любимой женщине, и счастью этому не было границ. Алла покраснела - в первый раз все же. Спрятала свои горячие щеки в плечо Расулю, обоих укорила;
        - Хитрые какие, почему у меня не попросили разрешения?
        - Мама, - чуть не растерялся Сережа, - но ведь мы маленечко!
 
      Незаметно подошли к остановке, откуда Расулю ехать еще полгорода, на прощание он притянул Аллу к себе - неловкость прошла - и сказал:
         - Вы мне оба очень и очень понравились.
         - Наверно, не стоило затевать это, - не то серьезно, не то играючи, но оставляя признак надежды в сердце Расулю, начала в ответ Алла. - Может, прекратим, и не будем травить друг друга, а то Сережа привыкнет, расставаться будет больно. Чувствую, зря встречаемся, все равно не будешь с нами, не для тебя мы...
 
      Расуль любил одну старую песню. «Как это все случилось, в какие вечера, три года ты мне снилась, а встретилась вчера»... Какие жизненные слова у песни, может поэтому она жизнеспособна. Думал ли, гадал ли недавно еще Расуль, отправляясь в родные края с северов своих, попав под сокращение, что не пройдет каких-то полгода, и у него вскоре будут планы и виды на близкое семейное счастье. Притом, с такой женщиной, которая могла вызвать зависть даже у иных прохожих, и мужчин, и женщин, замечающих их вдвоем во встречном потоке. Алла светилась не броской, не холодной красотой, что веет от притворных девиц-позерок с открыток и журнальных обложек. У нее была красота земная, бьющая изнутри, притягательная красота во взгляде, манере вести разговоры, в ручейковом голосе, простоте и простодушии - во всем, что бы ни взял для сравнения Расуль, она превосходила других его приятельниц, с кем приходилось флиртовать в компаниях гостеприимных северян. Вроде, еще недавно он не мог позволить себе заговорить с Аллой, только что ехал в тесной кабине ЗИЛа, боясь пошевелиться, потревожить ее нечаянным прикосновением. А теперь уже все это позади, и кажется ему, что знает ее давно, что так было всегда. Вот же какая женщина попалась,  не везение ли это!? Может, потому так кажется, что эти мгновения, эту жизнь он выпестовал в мечтах еще там, на Севере, где каждый грезит о жизни спокойной, размеренной, уютной на «материке», расписанной наперед, уверенной и прочной.
 
        Расуль привязался к Сереже, оказавшемуся малым смышленым, не избалованным, общительным и добродушным, в мать. Таких детей нельзя не любить. В ответ и Сережа, соскучившийся по ласковой мужской руке, отзывался о Расуле не иначе, как о друге. Без него начинал тосковать и скучать. Расуль ловил себя на мысли о растущей влюбленности своей в эту семью, привыкал к этому очагу благополучия и представить не мог места другого, где бы он нашел такое отдохновение сердцу своему, истосковавшемуся по теплу человеческому. Сережа оживлялся, стоило появиться в их доме Расику-карасику, в котором уже души не чаял, становился более смешлив, весел и подвижен, охотно вовлекался во все развлечения, какие находил и предлагал старший друг.
   
     Алла влюблялась медленно, не слепо, как и всякая женщина, вкусившая пирог одиночек, но неумолимо сильней.
         - Ну почему ты встревожил уже дремавшее мое сердце, - не раз высказывалась она с кокетливым притворством. - Я бы хотела быть только вместе, и чтобы у тебя была только я...
 
       Расуль же не сумел так сразу раскрыться, разоткровенничать, поделиться о своем чувстве, мечтою о совместной жизни, хотя любил, может быть, не меньше. И, чтобы не быть пойманным на неискренности, уводил разговор на другие темы, рассуждая о том, что надо жить сегодняшним днем, а гадать о будущем в наше неустойчивое время – это так обманчиво и зыбко, что лучше будет, если положиться на судьбу-злодейку. Он охотно рассказывал Алле всякую смешную всячину о веселой жизни северян: анекдоты об аборигенах, о том, как там люди быстро сходятся, как дружно живут, и как умело проводят время, и как там держатся друг друга. Алла слушала его с неподдельным интересом, увлеченно, с романтической мечтой хоть раз, хоть  краем глаза поглядеть на эту далекую жизнь красивых людей.
 
        В один из дней Алла по обыкновению пригласила Расуля в гости, и когда раньше обычного стала укладывать Сережу в постель, Расуль понял и растерялся от осознания, к чему она клонит. Неужели это таинство произойдет так буднично, как во всякой устоявшейся обычной семье. Не так он хотел начинать. Ведь Расуль был из романтиков, на Север ехал за туманом. И здесь он растерялся.

Но, надо же было такому случиться, будто в поддержку раздвоившемуся гостю, пришла иная тревога - в дверь позвонили. Расуль и Алла одновременно взглянули на свернувшегося в своей кровати Сережу. Если он проснется, то потребует открыть папе. А в том, что звонивший был никем иным, в квартире не сомневались. Не позволишь открыть, Сережа может взреветь. А так, звонивший подумает, что их нет дома, ночуют в гостях у родственников. Уставши ждать, Акулов стал пинать в дверь, кричать, требуя пустить. "Опять пьяный приперся", - заключила Алла, не зная, что предпринять. Расулю открыть также не позволила. Ей эта встреча сегодня, у нее, была нежелательна. А вслух сказала злобно:
 
        - Неужели не поймет, раз не открываю, значит, не хочу его видеть?
        - Сколько лет вы жили? - вместо поддержки спросил Расуль, желая поставить точку па этом двусмысленном положения.
        - До прошлого года, - не к месту игриво ответила Алла.
        - Отчего же ушел? - Расуль не принял тон ее голоса, - Чем разонравилась ему молодая, красивая и горячая?
         Алла недолго думала, лишь удивилась, почему вдруг так резки стали, почти требовательны, вопросы друга:
         - Я ему собрала вещи. С тех пор живет в первой семье, но изредка заявляется - причину знаешь, вот и надоедает всякий раз. Я женщина одинокая, а выгнать, сдать в милицию не додумаюсь, такой ответ тебя устроит?
          - Значит, хоть изредка, да жалеешь, греешь...

          Под Новый год Алла увезла своих мужчин в гости к подружке. А ею оказалась та самая красавица конторская, которую осенью выбирали в профком. Хозяйка поняла все, увидев троицу. Алла уже не могла прятать своего очарованного состояния, каждое ее движение, всякий порыв выражали влюбленность. Да и поведение выдавало - куда бы ни был увлекаем Расуль хозяином (мало ли у мужиков может быть дел для знакомства), всюду порывалась идти за ним,  никак не могла оторваться от своего избранника. Пришлось хозяйке пожурить ее за эту детскость, так можно сглазить счастье, зачем же открыто демонстрировать.
   
      У Аллы оказался приятного тембра низкий грудной голос, исходящий от нутра. Как всякий предрасположенный к певчеству человек, она накопила в себе большой запас редких для застолий песен и частушек, которые исполняла задорно, и по-своему артистично - видать, ремесленные годы провела не даром. Расуль петь не любил, да и не умел, а слушать мог неустанно, особенно, в певчих компаниях. А песня проникает в сердце быстрее и пробирает голосом того человека, кто это делает в данную минуту. Вот где он был особенно заворожен своей Аллой - на самом деле божественным созданием. В непривычной обстановке человек открывается лучше и больше, только так распознают друг друга влюбленные сердца. И в этом отношении поездка и общение были очень кстати для кавалера. После нескольких фужеров шампанского, когда души воспарили, в круг включилась музыка, и начались танцы со сменой партнеров. И под романтическую музыку Алекса Сильванни, всякий раз, когда сходились наши герои, Алла пытала своего Хасанова:
 
          - Знаешь, что я думаю?..
          - Знаю, - шутил он как всегда, отвечая на такие вопросы.
           - Если ты сейчас со мной, значит, - насмеявшись на его реплику, раздумчиво продолжала она, - значит, ты хоть немного, да любишь меня… Любишь, ну хоть капельку?..
   
       Расуль многозначительно кивал, поддакивал, желая угодить сегодняшним причудам Аллы, немного потерявшей голову в этот милый рождественский вечер. И сознание, что такая сумасшедшая она стала из-за него, возвышало Расуля, отчего и сам был на седьмом небе. Только внешне выглядел сдержанно. Все же его точила мысль о продолжающейся раздвоенности Аллы меж двух мужчин, хоть и не равных меж собой. Сколько она будет играть с обоими. "Почему, если не притворяется, что влюблена, - размышлял Расуль, - до сих пор не порвет отношения со старым Акуловым?  Что ее держит, вернее, чем же он ее держит?" Поборов все сомнения, Расуль задал точивший его душу вопрос напрямик, надеясь, что сегодня она не оскорбится. По тому, как Алла сразу посуровела, понял, что сморозил глупость, извинился, что, наверное, испортил ей вечер. Но милая вздохнула, подумала, и сказала так откровенно, какой ответ за нее мог бы придумать и сам Расуль:
 
       - Ты мог появиться у меня и годом позже, и никогда не быть, милый. Дело житейское: наверно, я скоро заимею двухкомнатную квартиру. Ведь я была обычная лимитчица, а все пробила благодаря ему, Акулову. Сережа вот подрастает. О замужестве надо думать. Акулов и сам говорит, что лучше попридержит мое расширение, иначе потеряет меня...
 
         Как ни горько было узнать, что даже из-за тебя любимая не может бросить свою былую связь, а пришлось проглотить обиду. Самостоятельный человек, она вольна распоряжаться собой, как ей заблагорассудится. И как ни боялся Расуль последствий откровения, а отошел. Может быть, отходчивость эта была временна, по случаю вечера и принятой дозы, может, и от предвидения такого разговора. К тому же вскоре, когда уложили уставших детей, когда все тосты были исчерпаны, а желания не иссякли, решились вдруг гурьбой завалиться еще в одну семью по соседству – к их общим знакомым.

          Словом, слухи докатились до самого Акулова. Попервости он сдерживал себя, старался вести так, словно ничего не изменилось. Но если червь сомнения проникнет в человека, будет точить, пока не прорвется в какую-нибудь проказу. И здесь, наверное, будет небезынтересно понаблюдать за третьим лицом в нашем производственном треугольнике, ибо дальнейшие события стали разворачиваться с инерцией непредвиденного ускорения. Такой формулы мы не найдем в учебниках, но в жизни есть своя философия, неподвластная догмам, это философия непредсказуемости действий каждого из нас.
   
     Ранней весной, когда сошли снега, и проклюнулась первая зелень, Алла увезла Расуля знакомить со своими родителями, жившими неподалеку от столицы. На дорогу уходило с пересадкой три часа. Деревня лежала на равнинном просторе, коих немало на свете. Примечательным здесь было то, что, несмотря на близость цивилизации, деревня постепенно хирела: колодцы у накренившихся домов, черная, мелеющая из года в год речушка, церквушка еще бодрящаяся, обрященная в клуб, оглохший постепенно, да черные (или мертвые) глазницы окон через двор. И тишина на десяток верст, нарушаемая редким гулом пролетающего мимо мира.
   
      У родителей, постепенно гнувшихся к земле стариков, все дети, все шестеро кровинушек, как Алла выпорхнули из родного гнездышка по городам и весям, и раскидало их в разные края так, что наведываются исключительно редко, по особым только случаям - кто перед замужеством, кто после службы. Увидя двоих, сошедших с автобуса, старики выкатились со двора, падая, спотыкаясь, плача бесслезными от счастья глазами побежали навстречу дочери, ведущей к ним на совет семейный и смотрины суженого своего. От нахлынувшего вдруг счастья, от уважения такого, старики не знали с чего начать знакомство - мать всплескивала руками, потом побежала созывать гостей, ведь радость в деревне общая, а отец затопил баньку.

Пока баня топилась, а женщины готовили на стол, старик рассказал будущему зятю по его же просьбе историю происхождения имени у дочери. Получалось что-то вроде притчи немало известной: повитуха крикнула из-за дощатой перегородки, мол, радуйся, Лебеда, дочь у тебя, голосиста, слышишь? А, да, уже слышу, наша порода, - в ответ буркнул тогда еще сильный Лебедкин, ожидавший сына-наследника из последышей. Но что поделаешь с природой, у нее свое расписание. Только вот имячко-то подобрано было для мужчины, хотели Александра. Можно было и дочку Шурой наречь...

 Вышел, сел передохнуть на крыльцо, закурил, смотрит: на противоположной стороне улицы, на скамейке отдыхает старик белобородый в тюбетейке - из путников, не этих мест явно. Лебедкин окликнул того, не хочет ли покурить путник, а то давай пить чай ко мне - радость у меня. А тот в ответ кивает и кивает, руки к бороде и все: "Рахмат, алла акбар, алла илоло"…
                ***
          Отныне Акулов назойливо стал навязывать Алле разговоры о ее замужестве. Что лично сам подберет доброго-пригожего, что есть у него на примете такой - крепкий орешек, обнимет, не оторвешься. И называл фамилии. В том числе и Хасанова. Убедившись в своих догадках, с кем это Аллу видели, и что это у нее всерьез, стала кипеть в нем злоба. Однажды заявил, чтобы Алла подобрала работу где-нибудь на стороне, пока он добр. Что будет лучше, если не будут видеть друг друга, иначе рассердится, вернет в штукатуры, а потом изживет Хасанова, уволит по статье.
          - Не найдешь причины! - накричала на это Алла,
 
        Дошло, наконец, как оказывается больно, когда наступают на хвост старому псу. Все вскипело в Акулове - до сих пор не находилось во всем управлении человека, становившегося поперек него. И кто же этот выскочка? Какой-то арматурщик без роду-племени, без году неделя устроенный. Как же он проглядел такое? Почему не упредил события? Вот и пожинаешь - из-за него, беспородного, оказывается, Алла не пускала его к Сереже, из-за него, молодого и сильного наглеца, он теряет Аллу и уверенность свою.

          Однажды утром на обычное приветствие Хасанова, в бригаде ему ответила только Амина-апа. Не подозревая, как аукнулась его любовь, Расуль обратился к бригадиру с немым вопросом. Камал-абый обреченно махнул рукой, и будто только этого ожидавшие коллеги поперли на недавнего новичка:
 
       - Из-за одного блудливого пса вся стая страдает, - начал один, - ведь только закончили самый трудный цикл, поднялись над котлованом, теперь бы считать барыши с накрутками за высотные. Да только не нам это светит, понял? Подарим объект шабашикам южным, не сомневайся.
          - Не он один тут причин, - заступился за Хасанова бригадир, но не тут-то было.
 
        - Ты, бугор, должен честь бригады, блин, защищать. Мое мнение: пусть он топает к своему брату молочному с заявлением, и катит на свои крутые параллели, откуда прибыл, а то я приварю ему арматурину вместо одиннадцатого пальца.
          - С кем решил тягаться, кувалда-башка? - зло выпалил другой.
 
        - Ну, эта, хватит! - не сдержался всегда ровный бригадир. - Причем тут, эта, черт возьми. Здесь, может, деньга идет в лапу руководствы, так я думай, ведь обьект-то каких поискай, вот и вышел дельцы...
 
         Хасанов не расслышал последних доводов бригадира, пнул дверь бытовки, и решительно двинул в сторону конторы управления. Но начальника на месте не застал. А хотел он посмотреть ему в глаза. В сердцах ворвался в кабинет к главному инженеру с просьбой объяснить, что к чему, что за утка просочилась, будто их бригаду переводят на другой участок. Тот пожал плечами, сказал, что таких распоряжений на этот счет не поступало, а на нет - суда нет, наверное, зря в бригаде всполошились. От себя посоветовал не искать начальника, от греха подальше, иначе, затравленный, он тоже напорет глупость, человек непредсказуемый...
 
        В тот же день Алла позвонила и позвала Расуля к телефону.
         - Что тебе? - буркнул Расуль.
         - Ты откуда знаешь, что это я? - спросила игриво Алла, думая расшевелить в нем прежнего Расуля.
         - А ты почему считаешь, что ты у меня одна? - вместо ответа опять наступал он сердито.
        - Ну ладно, мы тебя ждем в гости, очень соскучились.
        - Поздно уже. У меня тоже могут быть дела.
        - Все равно хочу видеть. Сейчас или никогда...

        Трамваи и троллейбусы подходили как по заказу, будто заранее ожидали одинокого пассажира, только выскочит, тут уже другой маршрут на подходе. Доехал так скоро, что даже засомневался, в один вечер много такой удачи быть не может. Будто в подтверждение этому суеверию, так и случилось: протянул Расуль руку к кнопке звонка, услышал характерное шуршание об дверь изнутри, тут же услышал пьяный голос Акулова. И растерялся Расуль.
 
        После визита в контору, ближе к обеду, сам начальник объявился на их объекте. В кои веки посещал он низовые коллективы? Расуль отвернулся от визитера, явно ждавшего встречи с соперником, проигнорировал…
   
    У двери Аллы Расуль опять сдал. Что делать? Он уже органически презирал Акулова, и эта встреча у любимой ему была нежелательна. Ведь Акулов приперся к Алле, думая застать обоих. Нет, Расуль не даст ему возможности поиздеваться над молодыми. Действительно, надо от греха подальше, иначе Расуль тоже не отвечает за последствия. Усмехнувшись такому обороту события, Расуль повернул назад. Вышел, остановился напротив подъезда под деревом, ведь Алла знает, что он выехал...
 
         Почти вслед за ним, накинув шаль на плечи, к подъезду выскочила Алла. Она также испугалась надвигавшейся, возможно, роковой для всех встречи у нее. Расуль вышел на свет, Алла бросилась к нему со слезами:
          - Увези меня к себе, милый, - затряслись плечи у женщины.
          - Как же Сережа? - не зная, что делать, спросил Расуль.
          - К нам заявился этот хрыч. Не хочу видеть, не могу! - зарыдала она.

          Никто не знал, что можно предпринять сегодня. "Заварил кашу!" - ругал себя Расуль. Не подозревал он, как сильно пронзает человека собственная недееспособность - ничего-то он не может, бессилен, как немощный больной. Сам себе мерзок. Но ничего не сказал любимой. Может, она отворяла, думая о Расуле, а вошел Акулов. "Да все равно пора на этом ставить точку, пусть Алла сама разберется с Акуловым, ее воля на все, - размышлял Расуль, - тогда можно будет думать о дальнейшем. Пора и о своей чести вспомнить", - молча отстранил Аллу, неуверенно попрощался, сказал:
        - Я думал, между нами уже все ясно...
        Алла осталась очумленная.

        Как каменная притащилась домой. Не обращая внимания на Акулова, упала на кровать. Тот остался в кухне, недовольно бурчал, что-то доказывал, пытался подозвать Аллу составить ему компанию. В одно время Алла услышала грохот, выбежала, видит: возле опрокинутой табуретки, на полу, свесив шею на бок, сидит и хрипит Акулов с бельевой веревкой на шее.
 
       Рассвирепев, Алла содрала веревку с шеи неумелого самоубийцы, и зло выпалила ему в лицо:
        - Туда тебе и дорога! Но не у меня, понял, скотина?! - пошла обратно, нырнула в подушку.
         Акулов посопел, поворчал вслед Алле, что даже умереть, когда хочется, не дадут человеку. Погодя, успокоившись, опрокинул остаток в бутылке прямо из горла в свое, извинился и, бросив на ходу: "Прощайте...", -потащился на улицу.

         Что еще можно добавить к нашему роману?
         Вскоре Расуль вновь укатил на Север. Почему вдруг так решил, никому объяснять не стал. Мне сказал, приедешь - поймешь.
 
        Через месяц он прислал два вызова в свою фирму на строительство железной дороги Сургут - Новый Уренгой. Лебедкиной я лично из рук в руки вручил один из вызовов - так хотел Расуль, свидетель для него был делом чести, чтобы не отнекивалась потом. Была и небольшая записка для Аллы. Он уверял ее, что по прибытии в Новый Уренгой ему обещали отдельную жилплощадь, а на трассе семейным выделяют вагон-домики. И что к школьному возрасту Сережи дорога вся будет позади.
         Я тогда не решился на такой поворот в своей жизни.
         Алла же надеялась выманить Расуля к себе...
 
        Да! Рост нашей трубе дала другая бригада. Нашу, Камаловскую  перебросили на новый ответственный для партии объект - на строительство обкомовского комплекса санаторного типа. А через три месяца Акулова и Амину-апа торжественно провожали на обоими заслуженный отдых. Ей от имени профкома вручили большущий памятный альбом с нашими фотографиями на стройке и пожеланиями долгой жизни, да конверт с тридцатирублевой премией, и плед – чтобы было чем кутать ей ноги перед телевизором.    

Акулову же подношений было не счесть: от райкома, исполкома, коллектива конторы, от отделов, и лично от приближенных. Я запомнил редкий в наше время цветной телевизор «Рубин»...

Наверное, полагали, что Амина-апа получит свое, и ретируется. А она весь вечер молча просидела в углу, украдкой вытирая слезы радости за своего начальника, которого попросили остаться и завершить новый - государственной важности - объект...

         Нынче мне довелось заглянуть в полюбившийся мной город. По дороге на автосервис как раз стоит наша труба. Высоченная вымахала красавица - двести сорок метров монолита. Задрал голову, смотрю: где-то на половине высоты кружит одинокий коршун. Если бы не труба, показалось бы, что парит он высоко в поднебесье...
 
        Возвращались, когда уже сумеречило. За одним из поворотов я вдруг увидел яркую свечу. "Что за чертовщина! – подумалось, и показал другу за рулем. – Глянь-ка, что за НЛО на небе?" "Да это же труба, - ответил он. - Солнце за горизонтом, но труба-то его видит, вот и светится, как маяк. Вон же красные огни вокруг - высотные ориентиры для самолетов светятся..." 

Подъезжая ближе, я снова чуть не ударился головой о стекло лобовое. Мой объект как никак.

Там, на верхотуре, вдруг четко засветилась фосфором надпись… "АЛЛА"...
1980-91 гг.