Пытаюсь мысленно представить прошлое.
… Задумчивый рассвет, утомлённый оккупацией город…Осенний покой поднебесья нарушен предчувствием беды. Новый день только начинался, и трудно было поверить, что он будет кровавым…На короткое мгновение солнце осветило маковки израненных непогодой церквей, освежило увядавшую листву каштанов… Всё выглядит, как обычно: дома, выложенные брусчаткой тротуары и шаткое движение толпы…
Они идут: врачи, учителя, ремесленники, учёные…Хрупкие, застенчивые, а также крепкие и энергичные, бледные, больные, усталые, и молодые, красивые и здоровые – все здесь… У них разные мысли, разные чувства. Нет сил, нет смелости бежать, но иного выхода из лабиринта смерти нет, и не будет. Дети, в глазах которых - застывший ужас… Закрывая ручонками головы, они плачут, уткнувшись в подол матерям. Матери, совсем не похожие на вчерашних любящих мам... Несчастные женщины, которые не могут защитить своих детей… Обычно они просыпались, кормили семью, убирали, готовили стряпню, мыли пол, стирали… В первом часе, в первом дне войны седой старик знал, видел в своих коротких снах итог прихода освободителей… Видел, как убивают девчонок и мальчишек…В промежутке между сном и реальностью жил. Как жаль…Многое, что покровительствовало исповедующим разную религию людям, куда-то ушло.
Топтали европейские города, рушат наши. И то, что видят глаза, - может, совсем не имеет отношения к смерти? Может, это неправда? Может, это охватившая всех болезнь, что не дает увидеть истинное? Все ответы здесь - среди вырытых стометровых рвов, среди распростершей свои крылья смерти… Лица обречённых, много лиц: старческие и ещё совсем юные, в основном, безучастные, уже привыкшие к смерти. Плоские подбородки, бычьи шеи, тонкие губы… Глаза из-под густых бровей оценивают, ждут. Полицаи, гестаповцы обступили со всех сторон, словно в одной упряжке, в одном безжалостном, удушающем жгуте. Они утратили чувства человеческие, не способны сопереживать тысячам ещё живых… Души пустые, цели мелкие, ценности продажные. Пренебрежение к чужим судьбам, омертвление сердца, жажда видеть чужое горе, слышать крик отчаяния. Перед ними уже трупы, и их много. Тысячи.
А что же в небесах? Небеса безмолвны, только рокот самолета, кружащего над кровавым местом, нарушает тишину. Подул ветерок, обречённые с надеждой взглянули в небо, замерли в ожидании чуда и тут же безнадёжно опустили головы…
Убивали быстро, привычно: в спину, в голову, штыком, прикладом, пулей. Матерей, отцов, грудных детей – всех без разбору. Девочка-ребёнок с косичками, утром заплетенными мамой, с измазанными глиной веснушками, сжавшая в кулак костяшки пальцев... А рядом старик, в твидовом поношенном пиджаке, прижавший единственную дочь и внука - свою надежду на благую старость. Ров заполнен, почти заполнен, но много ещё живых - тех, кто еще вчера жил, радовался солнцу, молился Богу, а теперь стоят перед дулами карателей, носящих на рукаве знак особой принадлежности. Сколько их? Много. Вчера они были обычными людьми, любили своих близких, детей, а сегодня в их сердцах - звериная ненависть. Почему они стали такими? В их глазах только кроваво-чёрные краски. Может быть, когда-то они, если выживут, родят своих детей, которые будут измазаны кровью тех, кого они убили, и тех, кто никогда не родится от убитых ими. Они родят уродов: шестипалых, без ног, без рук. Жестоко? Да, но за все надо платить, за всё полагается наказание, и эта метка прилипнет к ним навсегда: её не отодрать, не изжить. Встреча убиенных и убийц неизбежна. Сегодня многие говорят: «Мы простили». Но простит ли Господь? Спасёт ли Он? Они не понимают, что их страдания только начинаются, кара небесная так ужасна. Возмездие неотвратимо, и это правда...
Образцовая дисциплина, жёсткие мысли, такое же восприятие окружающего мира, неутолимый аппетит, жажда наживы и власти – это переход из мира людей в мир звериный. Предел желаний? -Отсутствует. Стихия проклятий и смерти только начинает своё шествие. Буйство дьявольское поднимается из бездны ада, уничтожая всё на своём пути. Нет любви, нет сострадания, нет доброты.
Чисто выбритый гестаповец, ценит камерную музыку, уважает аккуратность, любит своих детей, своего пса… Он говорит буднично, так, будто дело простое, житейское: «Вещи сложить на землю». Будто судьбы человеческие - ничто, песок, прах, пустота. Да разве могут они понимать смысл великой задачи? Их много…ненужных. Но не думать, не смотреть, исполнять приказ… Исполнить и письмо любимой написать… Погладить пса… Пёс любит хозяина за доброту. Когда хозяин благосклонен к нему, он это понимает. И вот этот пёс настороженно следит за вереницей людей, бредущих в объятия смерти. По своему собачьему чутью он знает, что происходит, но для него важно – угодить хозяину, и он терпеливо ждёт окончания этой кровавой драмы.
А пока…там, где пожухлая трава, - иссиня-чёрный, застывший поток человеческой крови. Он виден немногим. Страх уходит. Те, кто ещё жив, молчат. Они знают, что их ждёт за высокой насыпью земли. Можно забыть страх, но не богохульство. По пропитанной кровью земле ходит смерть, радуется. Мутно-бурая жидкость прилипает к подошвам кованых офицерских сапог.
Вчерашние надежды и мечты исчезают. У каждого они разные: купить хлеб, или пусть старые, но крепкие ботинки, вдохнуть запах любимого одеколона. В душе рождается тоска, горечь расставания с родными людьми...
Дует ветер, уносит пороховую гарь прочь… Громко играет музыка… А желающих убивать всё больше и больше. Их много - не обремененных состраданием, но просящих утром и вечером у Бога милости, чудес, здоровья, долголетия…
Рвы переполнены человеческими телами. Это старики, лишённые возможности умереть дома, в кругу детей, внуков. Это дети, лишённые права жить и радоваться жизни. А сколько тех, которые могли рожать детей, радоваться каждому новому дню. Что они думали, чувствовали? Что хотели сказать священники, военнопленные, те, кто отстаивал национальную идею?
Каратели - звери особые, ненавидящие украинцев, евреев, русских… Продукт особой, дьявольской огранки. Почему молчали небеса? Разве им не была слышна мольба, стон и крик боли человеческой? Небеса всё слышат, всё знают, и они уже сказали своё Слово, но люди не хотят слышать, не хотят знать. Поэтому всё больше сегодня желающих топтать, крушить и убивать… Всё начинается довольно просто: враньё, познание грязных слов. Уставшим, с бесцветными лицами родителям, ищущим работу, возможность заработать кусок хлеба. Жгучее желание причинить боль другим… Гадкое прилипает к сердцам, как грязь - к подошвам карателей. А дальше…путь особого «совершенства» и особой «морали». Короткий шажок - и вот он, путь грехопадения, поклонения идолам…Счастливый билет в страну падших...
Где-то там, в глубине Вселенной, они всё-таки встретятся: те, кто убивал, и те, кто был безжалостно убит. И стоя перед Ним, они посмотрят в глаза друг другу. Предела могущества Божьего нет, как нет предела кары небесной. Сколько ещё под маской «честности и праведности» сокрыто подлости. Сколько «правильных» лиц скрывают мерзость. Через годы, через века луч Света прорвёт мрак, очистит землю от скверны.
Подумалось: вот, говорят, возносят на пьедестал великих полководцев, но все они одной когорты: кровавые монстры, пролившие реки человеческой крови, мечтавшие убедить мир в своей божественности. Никакие завоевания не стоят одной, всего лишь одной капли человеческой крови. Судьбы, согретые памятью последующих поколений, дарят жизни радость настоящую, честную. А нам остается жить, скорбеть и помнить - безвинные жертвы среди нас. Благодаря нашей памяти они живут…
Декабрь 2012