Над Полярным, завывая, несся ледяной ветер. Он рябил свинцовую воду залива, гремел железом на крышах обшарпанных казарм и струнами натягивал швартовы застывших у пирса подводных лодок.
Перед одной, со спущенным флагом и бортовым номером «210», молча стояли два офицера.
- Ну, все Сань, лавочка закрыта, пошли на хрен отсюда, - зло бросил первый, с погонами капитана 3 ранга на шинели и, смачно харкнув на ржавый пирс, широко пошагал к берегу.
- Пошли, - ответил рослый капитан-лейтенант и, тяжело вздохнув, направился вслед за ним.
Капитан 3 ранга Виктор Туровер, был командиром «210-й», а капитан-лейтенант Александр Майский, его помощником. Точнее бывшими. На дворе стоял конец века, в России торжествовала демократии и флот разоружался. Корабли резали на металл, а офицеров и мичманов пачками увольняли в запас с пожеланиями успехов в новой жизни.
Выйдя в город и пройдя несколько заснеженных улиц, с разбитыми тротуарами и бегающими по ним тощими собаками, офицеры зашли в мрачный, с пустыми полками магазин и купили две бутылки импортного «Рояла».
- Крепкий гад, слышал американцы им негров травят, - взболтнул одну помощник.
- Плевать, - процедил Туровер и, запихав бутылки в карманы, приятели вышли наружу.
По дороге они закурили, взобрались по скрипучему деревянному трапу на пологую сопку и, миновав захламленный двор, с роящимися в мусорных баках солдатами из стройбата, направились к одной из облезлых пятиэтажек.
Войдя в темный провал подъезда, офицеры поднялись на третий этаж, и Туровер зазвенел ключами.
- Проходи, - толкнул он обитую клеенкой дверь и щелкнул выключателем.
Голая лампочка тускло высветила двухкомнатную малогабаритную квартиру с казенной «омисовской»* мебелью, кожаным продавленным диваном и допотопным телевизором у окна.
Чуть позже Туровер с Майским сидели за столом крошечной кухни, пили разбавленный водой спирт и закусывали пайковой тушенкой «Великая стена».
- А Юлия, что, так и не пишет? - наполнил в очередной раз стаканы Майский.
Туровер отрицательно покачал головой, не чокаясь, вытянул свой до дна и извлек из мятой пачки беломорину.
Несколько месяцев назад, одуревшая от нищеты и полярной ночи, его жена потребовала развод и, собрав вещи, уехала с пятилетним сыном в Крым к родителям
- Да, мне холостяку легче, - поморщился от выпитого спирта капитан-лейтенант, с трудом выдохнул и тоже закурил.
- Так что будем делать, а, командир? - выдул он вверх густую струю дыма. - Может пойдем в бандиты?
- Да какие из нас бандиты, Санек - криво усмехнулся Туровер. - Так, разве кому морду набить.
- Я б президенту набил, - сжал громадный кулак помощник. - Пьяная курва. Слышь, Вить, а давай позвоним Альке, - наклонился к приятелю. - Он теперь в Питере большая шишка, да и у родителя бизнес будь здоров.
Алька, он же Альберт Павлович Львов, их однокашник и близкий друг, командовал лодкой в Западной лице и как только началась ваучеризация*, убыл с Севера к папаше-адмиралу в Северную Пальмиру*.
Изредка друзья созванивались, один раз Алька прилетал по делам в Мурманск, и они тогда душевно посидели в любимом моряками «Эрбээне»*.
- А что мы ему скажем? Здравствуй Алька, нас со службы выперли? - кривя губы, сказал Туровер.
- Ну да, - снова набулькал стаканы Майский. - Может устроит нас к папаше.
Туровер отрицательно помахал пальцем, и офицеры начали спорить.
После словесной перепалки и таскания друг друга за лацканы тужурок, командир наконец сдался и кивнул на висящий над столом телефон, - звони.
Помощник выщелкнул и штатива трубку, нашарил в кармане записную книжку и стал набирать номер.
- Связь, твою мать - недовольно бурчал он, когда набор срывался, а потом весело заорал, - Алька, здорово черт, это я, Сашка! Откуда, откуда, из Полярного! - подмигнул приятелю. - Как у нас дела?! Отлично! Сидим с Витькой и пьем спирт! Ну да, повод есть - нас турнули с флота! Лодку на иголки, нас в запас! Во-во, и я Витьке говорю, давай позвоним, а он кобенится! Щас, передаю! - и тыкнул трубку Туроверу.
- Привет Альберт, - прижал тот ее к уху. - Да какой розыгрыш, нет, - пожевал потухшую беломорину. - Бригаду сокращают наполовину. Шесть экипажей расформированы, в том числе и наш. Завтра идем за расчетом. Куда думаем ехать? Саня к себе в Петрозаводск, ну а я в Донецк. У меня там старики, полезу в шахту. Чтоб обязательно заехали? Ну что ж, по пути заедем. Щас, запишу, дай стило*, - кивнул помощнику.
Тот извлек ручку, сунул ее Туроверу и подвинул к тому записную книжку.
- Есть, записал, - размашисто чиркнул в ней капитан 3 ранга. - Перед выездом, позвоним, бывай - и, приподнявшись, вщелкнул трубку на место.
- Дал свой мобильный, черт - обозрев в книжке записанный номер, - засопел Майский. - Думает, они у нас есть, засранец, - и взял в руку граненый стакан.
- Твою мать! И это мы, советские офицеры, а Вить! - вскинул он побелевшие глаза на командира - и стакан хрупнул как яйцо.
- Кончай истерику, - нахмурился тот, - на вот, утри кровь и передал помощнику носовой платок. - А теперь спать, - выплеснул свой стакан в раковину умывальника, - завтра трудный день.
Ровно в шесть приятели встали, привели себя в порядок и, выпив по чашке суррогатного кофе, отправились в штаб бригады.
Там, в зале совещаний, уже сидели их друзья по несчастью, и между рядами угрюмо прохаживается помощник дежурного, с синей - белой повязкой РЦЫ* на рукаве кителя и болтающейся у бедра тяжелой кобурой.
Накануне всех ознакомили с приказом Министра обороны, и теперь командир соединения желал попрощаться.
- Товарищи офицеры! - вытянувшись, рявкнул дежурный, зал вразнобой хлопнул крышками сидений и все встали.
- Вольно, - бодро кивнул хлыщеватый адмирал и в сопровождении начальника штаба с финансистом, проскрипел штиблетами к стоящему в начале зала на возвышении, столу. Он был молод, недавно назначен из Москвы и являлся зятем известного политика.
Рассевшись по мягким стульям, начальники значительно оглядели зал, потом адмирал встал, кашлянул в кулак и толкнул речь.
Из нее следовало, что демократия в России набирает обороты, ее Вооруженные силы нуждаются в реформировании, и увольняемые в запас должны принять самое активное участие в построении нового общества.
- Во, сука, как поет, - наклонился к Туроверу сидящий рядом командир. - Интересно, сколько он огребет за списанные лодки?
- Да уж огребет, не сомневайся, - жестко ответил тот. - Эти своего не упустят
… и, как говорят на флоте, семь футов вам под киль! - с пафосом закончил свою речь новоиспеченный стратег.
В зале наступила гробовая тишина, и стало слышно, как жужжат плафоны освещения.
Потом адмирал о чем-то пошептался с сидящими за столом, встал и покинул зал, через боковую дверь.
- А теперь слово предоставляется начальнику финансовой части, - тяжело заворочал шеей начальник штаба.
- Значит так, - поднялся из-за стола толстый полковник. - После совещания, в финчасти всем будут выданы причитающиеся суммы, за исключением задержанной зарплаты.
- А зарплата?! - громко раздалось из зала, - за целых пять месяцев!
- Пока нету, - развел тот руками. - Обещают в конце месяца.
- Так что ж, нам тут ждать у моря погоды?! - встал из первого ряда седой капитан 2 ранга.
- Зачем вы так, Николай Иванович? - промокнул платком вспотевшую лысину полковник. - Как только получим, выдадим. В крайнем случае, вышлем по почте.
- Крутите наши деньги суки! - заорал кто-то сзади, и в зале начал нарастать шум.
- Отставить базар! - монолитно навис над столом начальник штаба, и шум понемногу утих.
Капитана 1 ранга в соединении уважали, как настоящего профессионала и служаку, но в последнее время он был на ножах с начальством и сильно закладывал за воротник.
- Отставить, - еще раз повторил начштаба. - Деньги для увольняемых в запас мы выбьем, я займусь этим лично. Ну а что с вами так обошлись, простите. Сегодня вы, а завтра мы. Флот и армия как я понимаю, этой стране больше не нужны. На этом пока все. У кого что-то личное, прошу зайти ко мне.
Несколько часов спустя, потные и злые, Туровер с Майским и другие офицеры его лодки, вышли из штаба, к ним присоединилась небольшая группа мичманов, и все направились в сторону недалеких казарм. Было решено проститься с матросами, которых списав с лодки, перевели на берег.
В казарме царили холод, тишина и общее уныние. Большинство моряков в одежде валялись на койках, некоторые бесцельно болтались по кубрикам, в углу трое лениво метали карты.
- Построить команду! - приказал старпом стоящему у тумбочки дневальному.
- Команда, подъем, в две шеренги становись! - оглушительно заорал тот, и через минуту вдоль коек замер сине-полосатый строй.
Офицеры с мичманами встали напротив, Туровер прошел вдоль него, пристально вглядываясь в молодые лица и неспешно вернулся к центру.
- Ну что ж парни,- обратился он к матросам, - служили вы достойно, не раз бывали в море, а теперь пришло время расстаться. Прошу помнить флот, наш корабль и желаю успехов на гражданке. Спасибо Вам, - и приложил руку к фуражке.
Строй обреченно молчал, лишь кто-то шмыгнул носом.
- Лебедев, ко мне, - сделал командир знак, и из первой шеренги вышел приземистый старшина.
- Вот, подкормишь ребят, - протянул ему Туровер небольшую пачку купюр.
- Да мы… - начал тот.
- Выполнять! - чуть повысил голос капитан 3 ранга. - Второй месяц пшено жуете.
- Слушаюсь, - наклонил голову Лебедев и неохотно принял деньги.
Затем офицеры и мичманы обошли строй и попрощались с каждым за руку, после чего хлопнула тугая дверь, и у многих подозрительно заблестели глаза.
Выйдя из казармы, вся группа направилась к КПП*, и, миновав его, остановилась.
- Слышишь, командир, - обратился к Туроверу старпом, - тут ребята хотят организовать стол, как ты на это смотришь?
- Положительно, - ответил тот и, сняв перчатку, полез рукой за обшлаг шинели.
- Брось, - поморщился старпом. - Ты что, Крез?* Вон матросам сколько отвалил.
- Ладно, Глеб, проехали, - сказал Туровер и, прикрываясь от ветра, закурил.
Вечером в трехкомнатной квартире многодетного механика, семья которого была отправлена на относительно сытый юг, все тесно сидели за двумя сдвинутыми столами, и пили корабельный спирт с водкой.
Общего разговора не получалось, спирт не брал, всем было тоскливо.
- Да что мы, в самом деле, как на поминках? - рассердился старпом, - а ну-ка, док, тащи свой инструмент!
Корабельный врач молча кивнул, исчез на несколько минут и вернулся с гитарой.
- Давай нашу! - присел рядом старпом и в воздухе зазвенели первые аккорды.
Лодка диким давлением сжата,
Дан приказ, дифферент на корму,
Это значит, что скоро ребята,
Перископ наш увидит волну
мягким баритоном начал старпом и вслед за ним песню подхватили сразу несколько голосов.
Хорошо из далекого моря,
Возвращаться к родным берегам,
Даже к нашим неласковым зорям,
К нашим вечным полярных снегам!
наполнила она квартиру и лица присутствующих посветлели.
На пирсе тихо в час ночной,
Тебе известно лишь одной,
Когда усталая подлодка,
Из глубины идет домой,
продолжил соло капитан-лейтенант, и один из мичманов начал хлюпать носом.
- Ты чего, Петрович? - наклонился к нему сидящий рядом старший лейтенант.
- Лодку жалко, - утер тот рукавом глаза. - Очень.
- Так то ж песня, тундра, - ласково приобнял его старлей.
- Сам ты тундра, - обиделся мичман, - я про нашу.
Когда песня затихла, все с минуту сидели молча, затем командир взял в руку наполненный на треть стакан и поднялся.
- За нас! - коротко произнес он, все встали и звякнули еще двадцать.
Потом все сели, закусывая нехитрой снедью, над столами поплыл сигаретный дым, и начались разговоры.
Одни вспоминали службу и походы, а вторые строили планы на будущее.
- Вот так-то лучше, - довольно хмыкнул старпом и покосился на Туровера. - Чего задумался, командир, думаешь куда податься?
- И про это, - пожевал тот по привычке мундштук погасшей папиросы.
- Говорил же я тебе в день путча, что надо поддержать ГК ЧП* и выйти в море.
- Один такой на ТОФе* вышел, ну и где он теперь? - последовал неторопливый ответ.
- Там был дешевый популизм и выгружено оружие. А у нас на борту имелись торпеды и в том числе ядерные.
- Ладно, после драки кулаками не машут, - поморщился Туровер и ткнул папиросу в блюдце.
- То-то и оно, - горько усмехнулся старпом, - теперь нас выкинули как использованные гондоны и поделом.
В первом часу ночи все попрощались, вышли на улицу и группами побрели в разные стороны.
На небе рассыпалась палитра северного сияния...