О хлебе и голодоморе

Алексей Драгун
                О ХЛЕБЕ И ГОЛОДОМОРЕ

Если мы проанализируем хлебный вопрос за весь период Советской власти, прихватив для сравнения и обзора несколько десятилетий «царского деспотизма», увязав это с положением народа, то получим следующую картину. До советской власти о человеке крепко и спокойно спавшем говорили: «Спит, как мужик, пшеницу продавший»! О чем это поговорка говорит? О том, что в России было столько зерна, что продать на рынке урожай пшеницы, да еще с большой выгодой – это было проблемой. А продавши пшеницу, реализовав результаты своего труда за сезон – это значит удачно завершить год, можно отдохнуть и готовиться к следующему урожаю. Никто не отбирал урожай. Продавай его и дальше, хорошо кушай, спокойно трудись, расширяй и укрепляй, имея денежки в кармане, свое хозяйство. Рыночная экономика!
Период революции: продразверстка, продотряды, выгребающие все до последнего зернышка. Результат – голод, особенно в Поволжье, где продотрядам помогла засуха и связанный с ней неурожай 1922 года.
Коллективизация: разрушение тысячелетнего уклада. Кто пашет и сеет – это не значит, что он уберет и съест то, что выросло. Нарушен принцип: кто посеял – тот и сожнет, а кто сожнет – тот и сожрет. Но теперь все не так, а именно: земля крестьянам (в мусульманских районах – земля татарам), а хлеб - государству. И все до зернышка отвозили обозами типа конно-механизированных колонн на государственные заготовительные пункты, оставляя колхозникам для пропитания до следующего урожая палочки, нет не крабовые, а проставленные в замусоленном блокноте малограмотного бригадира пометки о выработанных «трудоднях», на которые хорошо, если из остатков выдавали по 100-200 грамм зерна на трудодень.
Кормились впроголодь в основном с приусадебных участков. Денег в первые годы коллективизации вообще не платили. На заработки не уедешь, так как паспортов колхозникам не выдавали. Колхоз – худший вид крепостного права XX века. Полнейший произвол властей с элементами террора – уничтожением как «врагов народа» много видящих, много понимающих и много говорящих колхозников, преимущественно еще не раскулаченных, но бывших крепких хозяев.
Председатель колхоза избирался. Но это был человек, назначенный райкомом партии. Не избрать – себе дороже. Так, что избирали единогласно. А кто поедет из города, хотя и районного, в деревню – как правило, неудачник, выпивоха или проходимец, специально поднажиться. О тех временах ходил анекдот. Прислали на село нового кандидата в председатели взамен почти разорившего колхоз. Собрали собрание колхозников, избрали. Вроде бы человек на этот раз попался честный. Зная, что его все равно изберут, он приказал завхозу организовать для колхозников хороший обед с выпивкой. Сказано – сделано. Все пошли на обед. Колхоз небольшой, все вместились в столовой. Перед каждым колхозником граненая стопка с водкой. Вновь избранный председатель произносит тост, после чего, что было «шиком» в те времена, опрокидывает все 100 грамм водки в рот и пытается одним глотком ее проглотить. Но поперхнулся. Поправившись, произнес: «Надо же. Не в то горло пошла!» Сидевший рядом дед, как старейший колхозник, толкнув бабку локтем, шепнул ей: «У старого председателя, как у всех (так думал дед), одно горло было и то пропил колхоз. А у этого два горла – по миру всех нас пустит!»
Безысходность была полнейшая, что отразилось в следующем горько-ироническом четверостишии: «Слева молот, справа серп – государственный наш герб. Хочешь жни, а хочешь куй – все равно получишь… нуль».
Вот такое было положение крестьян, особенно в начале коллективизации. Как в кинофильме «Кубанские казаки», только с точностью на 100% наоборот. Сначала думали, что будет все, как писалось в газетах – добровольность обобществления основных средств  производства и совместного труда, т.е. добровольная коллективизация села. Раз добровольно – значит, я могу и не вступать в «колгас» (колхоз по белоруски – коллективная гасподарка). Но не тут-то было. Добровольность – это сталинская демагогия, двуликость его поведения и действий всю его жизнь. Какие дикости вытворяла власть, загоняя людей принудительно в колхозы! В той же деревне Великий Лес у людей, кто не согласился после долгих уговоров записываться в колхоз, разбирали на крышах хат кирпичные трубы печей. А крыши у большинства жителей были соломенные. Попробуй, затопи печь – дом сгорит, а от него и все хозяйственные постройки. Вот записывайся «добровольно» в колхоз, тогда разрешим восстановить трубу. А людям нужна горячая пища, скотине теплое пойло, надо распаривать мякину, соломенную резку и т.д. А негде. Об этом я слышал возмущенный рассказ отца после посещения им Великого Леса.
Люди перестали засевать свои и колхозные участки, а если сеяли, то некачественно, и так же убирали. Все равно все заберут. У крестьян не стало продуктов, начался голод начала 30-х годов XX века по всей стране, а на Украине голодомор.
Народная артистка РФ Лариса Удовиченко в Российской газете № 23 за 2010 год говорит о себе и украинцах так: «Я наполовину украинка… Украинская нация талантлива… У украинцев есть такая черта характера – упертость… это хорошо, но иногда мешает». Я сразу понял, о чем говорит и на что намекает актриса. Когда началась коллективизация, вот эта «упертость» украинцев и сыграла роковую роль. А зачем нам эти «колгоспы». На своих черноземах мы и без них проживем – думают «упертые» украинские крестьяне. И уперлись! В колхозы не идут. Вот тут-то и проявился сверхжестокий характер «отца всех времен и народов». У украинцев забирали не только зерно, в том числе семена для будущего урожая, заложив этим условия для продолжения голода, но и фасоль и «цыбулю» (лук» - все, что можно жевать – подчистую). Начался сначала голод, затем голодомор, а затем и людоедство.
Некоторые современные горе скептики утверждают, что голод, как следствие коллективизации, был по всей стране. Да, был, но целенаправленный голодомор и людоедство – только на Украине. Об этом знали и говорили люди старшего поколения. Об этом говорила и так считала вся братская Украине Белоруссия, сыгравшая в тот страшный голодомор основную роль в спасении украинцев, которые ползли, т.к. идти уже не могли, к нам и которых, как и нас самих, спасла наша дорогая и любимая «бульба» - наш главный национальный продукт. И стоимость которой в Москве приближается сейчас к стоимости красной икры. Доруководились! И Сколково будет, и Сочи будут, а дешевой картошки, основного питания россиян, в Москве нет! А в Белоруссии бульбу девать некуда, сокращаются посевные площади ее, так как Москва закусила удила и у белорусов покупку картофеля сокращает, а закупает даже в Африке и Южной Америке. Правда, звонил сегодня (начало февраля 2011 года) землякам в Быховский район Могилевской области. Там есть деревня «Мокрое», а в ней до сих пор функционирующий совхоз, который специализируется на производстве картофеля. Так вот, в Мокрое согнали всех забулдыг, алкоголиков и тунеядцев (конечно, среди рабочих были и порядочные люди), вручили им в руки ручные пилы, молотки, гвозди, обеспечили хорошими новыми досками, установили хорошую цену, и вся эта разношерстная компания сколачивает день и ночь (спасать Москву надо!) большие ящики, которые, заполненные картофелем, поездами и автомобилями, возможно даже самолетами, прибудут в Москву. Да и железной дорогой недолго, тем более наступила оттепель – не подморозится картошка. Спасибо, родной бацька! Спасаешь земляков. А в Москве их столько, что если куда кинешь палку – попадешь в белоруса.
Я сам из Могилевской области. Шклов, где в районе родился, жил и работал Александр Григорьевич севернее Могилева, а Быхов, где в районе – на ж.д. станции Тощица, я родился, подрос до 17 лет и в 1944 году ушел в армию, южнее Могилева. Мы с бацьком земляки. Сообщили мне еще из Быхова, что президент не дает пустовать ни одному гектару посевной площади. Сократили посевные площади под картофель, так как Москве шлея под хвост попала, - засеяли их рапсом. А это масло машинное для тонких механизмов и масло растительное для поджаривания того же картофеля. Прибыль будет еще больше, чем от картофеля. А в России миллионы гектаров пахотных земель зарастают бурьяном и кустарником. Говорят, уже дубки вымахали диаметром до 10 см. Продукты же закупаем за границей. А что делать будем, когда закончится нефть и газ? Забыли уже в России как сажают картофель и ухаживают за ним.
Вернемся к теме голодомора. Однажды по телевидению я услышал, как на одном дискуссионном форуме, где присутствовали представители и России, и Украины, обсуждали вопрос голода на Украине, один наш, тогда еще думский руководитель, заявил (привожу мысль, а не цитату): «Выдумали какой-то голодомор»! То есть вроде бы его и не было. Был, уважаемый ныне первый зампред правительства, господин Володин, был! Я его видел собственными глазами, когда мне было 6 и 7 лет от роду, и помню до сих пор. К нам в Белоруссию из Украины хлынул поток голодающих: ехали, шли, но больше ползли из-за бессилия. Кто двигался дальше, а некоторые остались в Тощице, так как станционные жители жили лучше, чем крестьяне окружающих деревень: люди получали зарплату, имели к ней, как приложение, приусадебный участок 15 соток, почти у каждой семьи была корова, свиньи, куры. Что не производили сами – прикупали в магазине. У крестьян-колхозников денег не было. В Тощице осели: семья Пикульских (с приходом немцев сразу же глава семейства пошел к ним на службу, а при отступлении – семья уехала в Германию и «растворилась»); семья жены пана Пикульского – Гангало (при немцах глава семьи стал начальником полиции в Тощице. После войны случайно обнаружили на Сахалине. В Могилеве судили, расстреляли). Далее, семья Сергиенко – с приходом немцев глава семьи громогласно объявил: «Возвращаюсь на Украину, чтобы вернуть из колхоза свою землю»! И уехали. Молодая подозрительно бездетная супружеская пара Фурсенко. Вели себя скромно, тихо, старалась быть незаметной. На Украину не поехали. Люди подозревали, что дети у них все-таки были (Фурсенкам было лет по 30-35, может быть на пару лет больше), но исчезли. Поэтому и домой решили не возвращаться. Семья Волоховичей – глава семейства часто повторял: «Сало пропало, масло погасло, хлеб сгиб. Скоро и мы помрэм». И вскоре «помэр», похоронили на ст. Тощицы. Семья перебралась в Тулу к родственникам. Можно осуждать предателей, а можно и понять причину предательства.
Однажды я был свидетелем жуткой трагедии по причине голода. Уже с малолетства я помогал маме по хозяйству. Девочек в семье у нас не было, только четыре парня. Трое старших поразъезжались учиться. А я еще мал, был дома и, как мог, помогал матери. Было весеннее утро, тепло. Картошки в погребе было после посадки еще много. Мать намыла ее несколько чугунов, поставила в печь, а когда картошка сварилась, она высыпала ее в корыто, а я толкачем (от слова «толочь») ее толок. Это была основа для пойла корове и кормления свиней. А у нас в хозяйстве всегда один кабанчик был на откорме, а пара подсвинков всегда полуголодная: на траве лебеде, «гусках» - это такие болотные лилии, осенью – на желудях. Но все же давали и им толченой картошки, перемешанной с сеченой лебедой или «гусками».
Вдруг во двор заходят три опухших от голода украинки, и, увидев, что я толку картошку, запричитали: «Цеточка, цеточка, дай нам этой картошки покушать! Мы голодные и давно уже ничего не ели». Мама отвечает: «Эта картошка корове и свиньям, мне ее неудобно вам давать. Сейчас я вам дам ведро картошки, вы ее очистите, я вам ее сварю, дам молочка и вы по-человечески покушаете». «Цеточка, мы терпеть не может, так хочется есть. Дай нам этой картошки, а потом уже будем делать, как ты сказала». Мама не выдержала таких эмоциональных просьб, взяла миску, стала выбирать куски картофеля побольше и очищать их, как чистят картошку в мундире. А я картошку только начал толочь, она была крупная и большинство картофелин просто развалилось на большие искрящиеся от крахмала куски, будто их кто-то посыпал брильянтовым песком. Это же белорусская картошка! Поймите, наконец, кто этого не понимает! Это наш национальный продукт!!! Как один упертый хохол в Верховной Раде предлагал принять закон, требующий национальный украинский продукт САЛО писать всегда с прописной буквы, так и я предлагаю белорусскому парламенту также писать слово БУЛЬБА! Правда в Раде эта глупость не прошла. Ну и я тогда воздержусь, чтобы не приобрести дурную славу. Набрав миску картошки, мама налила три кружки молока, дала ложки и женщины-украинки, сев на траву-мураву, что росла на дворе, стали есть. Поевши, немного отдохнув, начистили еще чугунок картошки. Мама сварила ее в печи, сказав перед этим женщинам: «Подождите, не ешьте, вам нельзя много есть. У вас кишки от голода тоньше папиросной бумаги. Может случиться непоправимое». Женщины не послушались и приступили еще раз к трапезе. Мать налила им по кружке простокваши. Поев, женщины ушли, сказав: «Не будем вас стеснять, уйдем и где-нибудь отдохнем в тенечке». Часа через два я шел по каким-то детским делам по направлению к лесничеству. Слева от дороги был редкий лесок. Вижу – лежат три женщины под сосной в неестественных позах: не раскинувшись, а наоборот, согнувшись. Я подошел. Женщины были мертвы. Вот вам и «придумали какой-то голодомор».
По официальным данным за три года голода (1930-33 гг.) в стране умерло 7 млн. человек. Это почти столько, сколько погибло (чуть меньше) военнослужащих во время ВОВ. Некоторые утверждают, что погибло при голодоморе до 15 млн. человек. Точно, конечно, никто не знает. Но цифры говорят, что незадолго до ВОВ мы в стране понесли людские потери, если и не большие, то и не меньшие, чем во время ВОВ. Две Великие войны одна за другой с разрывом 7-8 лет! Вот она – цена деспотизма большевицкого коммунизма. Так это же без учета жертв репрессий, которые продолжались в стране с 1917 года и до смерти «отца родного» в 1953 году, достигнув своего пика и большой известности в 1937-1938 гг., когда «ОТЭЦ» добрался уже до тех, кто уничтожал своих предшественников и даже соратников «великого» Ленина. То есть стали уничтожать в 1937-38 гг. «врагов народа», уничтожавших ранее тоже «врагов народа». Это создает проблемы людям, занимающимся реабилитацией жертв сталинских репрессий. Палачей, ставших жертвами палачей нового поколения, и их самих реабилитировать или нет? Жертвы сталинских репрессий – это миллионы невинно уничтоженных советских людей и даже иностранцев. Это опять потери, равные потерям в ВОВ, а то и более.
Читатель! Вникните в эти страшные цифры. Становится страшно от того, что творилось когда-то. «В этот период мы столкнулись не просто с культом личности, а с массовыми преступлениями против собственного народа, и об этом мы не должны забывать» (Путин ВВ КП № 182 от 04.12.2009г.) И не спроста не сбылись расчеты русских ученых Менделеева Д. и других в середине XIX века, что к середине XX века в России будет проживать 450-500 млн. человек, а по развитию экономики она займет если не первое, то второе-третье место в мире обязательно. На дворе второе десятилетие XXI века, населения 142 млн. человек, ежегодная убыль до 800 тысяч, а место нашей экономики в мировом ранжире и определить трудно. Если в середине XIX  века ученые уверенно вели расчеты на 100 лет вперед, то сейчас наше будущее в тумане и неопределенно даже на 10-20 лет. Россия во мгле! Россия деградирует.
Уж очень большое отступление мы сделали от «хлебного вопроса» в России. Но зато рассмотрели такие трагические вопросы, как коллективизация, связанный с ней голод, немного по репрессиям. Думаю еще к этим темам вернуться уже очень они сверхобъемные и сверхбольные.

Алексей Драгун