У меня какое-то странное чувство, что я не всё наврал, отпущенное мне судьбой. То-есть, я как бы не выврался достаточно. И это тяжелым грузом лежит на совести. Надо поторопиться, может удастся еще набрехать хоть что-то. Что успею.
Весь ужас моего состояния - за что я ни возьмусь, что бы ни упомянули, а я уже готов врать, и жутко подпирает. А особенно, когда какой-нибудь молодой врет нечетко, так и хочется ему сказать: «Врать надо уметь, красавец! Врать интересно, увлекательно, не как какой-нибудь политик или неверная жена, а так, чтобы оно совсем было не похоже на правду. Только тогда люди поверят».
Сказать по совести, только когда я вру качественно, искренне, от всей души, я чувствую моральное и физическое удовлетворение. Как после вкусного обеда. Лучше с красным вином, мальбеком или, там, хорошим зинфанделем. После этого хочется закусить маленькой ментоловой шоколадкой.
Будучи молодым я врал не задумываясь. Как буд-то так надо, и всё тут. Вот она – искренность юности! Но с возрастом стал размышлять и удивляться себе. Откуда это из меня лезет? Если вот так вдуматься, то абсолютно, ну никак не знаю что навру в следующий момент! А когда начинаю заливать – оно лезет как зубная паста из тюбика – легко и ароматно, неторопясь и красиво, как распускающийся тюльпан. Или какая-нибудь бабэльмандепа. Ей-богу.
Причем, с возрастом характер вранья несколько поменялся. Если в молодом возрасте я нес чушь, и только молодые девицы с блестящими глазами и открытыми ртами могли такое хавать, то с возрастом даже я сам удивляюсь складности и информативности моей брехни. Это уже далеко не чушь, а нечто близкое к абракадабре, нонсенсу, а порой и к ахинее. Что говорит о качественности моего завиранья.
Вы не представляете, какое это наслаждение нести околесицу! Вот у Гоголя есть описание кайфа при щекотании пяток. Но врать – куда выше. Смело могу сказать – поэтичнее. Куда там пятки! Это наслаждение выше того святого момента, когда противному Соломону, соседу, донесли, наконец, что его жена путается с Герасимом. Не с тем, который Му-му, а с другим.
Мне кажется, нормальный человек не может себе отказать загнуть чего-нибудь. Не с три короба, а так немножко. Периодически. Изредка. Даже трудно поверить, что есть такие аскеты, которые себе отказывают. Монахи какие-нибудь, что ли. Непьющие. Потому что у пьющего человека запас лабуды в голове накапливается постоянно, видимо от паров. И требует выхода. Поэтому пьющий человек, даже после импортного пива всегда несет чушь. В большинстве случаев. Хотя, есть некоторые – гонят туфту. К этим я отношусь с уважением. Потому как сам такой.
Но это совсем другое – плести после выпивки. Это свойственно всем. Даже людям непьющим.
Самая красивая дребедень выходит на голодный желудок. Все великие писатели вели полуголодный образ жизни и потому несли прекрасную ахинею. Был, правда, один сытый – баснописец Крылов. Но он, большей частью пересказывал голодного Эзопа, полуголодного ЛеБурмеля и четверть-голодного Раухвергера.
Страшно сказать, но и меня ожидает смерть теперь уже не за горами. Хочется преставиться гордой смертью человека, вравшего всю жизнь. И с последним вздохом произнести такую ахинею, чтобы она осталась жить в веках. Чтобы родственники и знакомые спрашивали друг у друга: «Чего это за околесицу он несет? Чушь какая-то, ей-богу».
Нет, нет – этот вариант не лучший! Куда элегантнее с последним вздохом с трудом приподняться на смертном одре, протянуть вперед десницу или, лучше, длань и уверенно изречь такую абракадабру, чтобы свидетели неделями потом совещались, что бы это могло означать – уж не предсказание ли это повышения цен на редиску на Краснопресненском рынке или смены правительства Бангла-Деш?!