В семидесятые годы, на телевидении существовала такая традиция: к каждому празднику 8-го марта, сотрудники разных редакций готовили нечто среднее между капустником и развлекательной программой для себя любимых. В вышеозначенный день внизу в фойе студии ставили несколько больших, тогда уже цветных, телевизора, а видеоинженеры из своей аппаратной, где стояли два дорогущих и огромных видеомагнитофона, минут 45 крутили эту запись. Каждая редакция придумывала какой-то свой сюжет, тайно по вечерам записывала и, как могла, обыгрывала его. Смеху и разговоров потом хватало на несколько недель. На этот раз обыгрывалась сказка о Красной шапочке, где саму шапочку изображала женщина необъятных размеров, главный редактор литературной редакции Кокшарова, а серого волка играл маленький и юркий старший звукорежиссёр Изя Шполянский.
Всё действие происходило в обеденный перерыв. Вот и в этот очередной женский праздник в фойе собралась толпа сотрудников и дружным смехом встречала каждый новый сюжет, пытаясь разглядеть за гримом и яркими костюмами участников этого шоу. Надо сказать, что видеомагнитофоны тогда были размером с хороший платяной шкаф, а носителем были огромные бобины с плёнкой шириной чуть ли не в 19 сантиметров. Причём, были бобины с нашей советской плёнкой и были бобины с плёнкой французской. Она была намного тоньше, и изображение с неё было более качественным. Ну, а поскольку это был пока ещё советский союз, с его запретами, цензурой и ограничениями, многое очевидное, во избежание порицаний по партийной линии, нельзя было не то что показывать телезрителям, но и даже своим сотрудникам.
Нас, работников звукоцеха, это правило тоже касалось. Ни в коем случае нельзя было пустить в эфир песню или мелодию из списка запрещённых авторов. Был у нас тогда такой список, спущенный сверху, куда входило почти 190 известных фамилий исполнителей, уехавших разными путями за бугор. Кстати, в этот список входил и всемирно известный Ростропович. Всех этих «уехавших» приказано было просто забыть.
И так, к всеобщему удивлению, неожиданно зазвучала бодрая мелодия буги-вуги и экраны телевизоров озарились неестественно яркими красками: запись пустили с французской плёнки. Под эту бодрую музыку из правого угла сцены на середину, танцующей походкой выпорхнули 12 потрясающе красивых девушек, державших перед собой стулья и вихляющих своими великолепными попками. Внезапно девушки отбросили эти стулья в сторону и все, кто находился в фойе, издали утробный звук выдоха: Ах! Мужики от увиденного просто замычали, а женщины взвизгнули на самой высокой ноте. Мы первый раз в жизни увидели это, о чём уже вовсю шептались в кулуарах студии. Это был стриптиз. Представьте себе ощущение человека каменного века, которому показали вдруг сверкающий никелем автомобиль. Так вот у нас было примерно такое же чувство.
А между тем, почти совершенно голые с потрясающими фигурами девушки, выделывали на экране мониторов такое, что нашим мужикам не снилось даже в самых эротических снах. В фойе стояла мёртвая тишина, лишь изредка прерываемая тяжёлыми вздохами зрителей, да аккордами музыки… Мы тогда прекрасно знали, что среди сотрудников студии были стукачи, которые принюхивались, прислушивались и тут же доносили вышестоящему начальству о том, что происходит в коллективе. Вот и на этот раз уже кто-то успел звякнуть куда нужно. Неожиданно за спинами зрителей раздался рык директора РТЦ: - Это что за безобразие! Немедленно прекратить!
Подбежав к одному из мониторов, он с остервенением рванул на себя кабель, тянувшийся из аппаратной видеозаписи. Кто-то из толпы сотрудников, сгрудившихся в фойе, ехидно выкрикнул: - Расходись народ, больше кина не будет! Недовольно переговариваясь, сотрудники стали быстро рассасываться по своим кабинетам. На следующее утро на доске объявлений появился список сотрудников аппаратной видеозаписи, лишённых 13-й зарплаты и ежемесячной премии, а так же получивших выговор по партийной линии… Но зато мы заглянули за железный занавес и узнали, наконец, что такое стриптиз.