Глава 1
Он всегда винил меня в этом. Всегда говорил, что это я виновата. Он всегда смотрел на меня так, будто я специально это делаю. Будто в моём сердце столько желчи, что мне никуда её выплеснуть, и я выплёскиваю её на неё! Но это ведь не правда! Эти его злобные глаза… В них больше злобы, чем злобы в глазах оборотня. И я это скажу без стыда, потому что я не виновата в смерти мамы.
Несколько дней назад, когда отца пригласили на какой-то съезд, я осталась дома с мамой. Маме нездоровилось, и она проводила время в своей комнате, отдыхая, а я же сидела внизу и читала книгу, подаренную мне бабушкой. Она была толстой, но я с упоением читала её, забывая про счёт времени. Вскоре решив навестить маму, я положила на блюдечко кусочки чёрного шоколада. Ведь знала, что мать любит его. Дом у нас был совсем небольшой, но двухэтажный, что мне очень нравилось. Доски приятно скрипели под ногами, а в воздухе витал запах деревянной стружки. Даже не знаю, откуда она здесь. Приоткрыв дверь, я увидела маму, которая лежала в кровати и стонала. Сначала мне показалось, что ей станет лучше, но мама продолжала стонать, тяжело и хрипло вздыхая. Тарелочка выпала из моих рук, и я подбежала к кровати, затаив дыхание. Ей было очень плохо, а я не знала, что делать. Звонить папе? А что он сделает, он ведь ничего в этом не понимает? Оставалось только одной. Я побежала вниз и стала набирать врача. Я сильно испугалась, ведь мама была единственным человеком, который понимал меня и любил так, как не любил никто. Врач ответил нескоро, но когда взял трубку, я громко закричала и заплакала. Я не могла объяснить ему, что происходит, потому что вдруг поняла, что если мама умрёт, то моя жизнь закончится. Казалось, мой крик слышало всё село, а я всё не могла замолчать. Я кричала и кричала, и страху моему не было конца. Я не могла остановиться. А врач молчал. И лишь потом я поняла, что он уже не на проводе. Он положил трубку уже давно, поняв, что ему никто ничего не скажет.
И тогда я побежала наверх. Я не знала, зачем бегу туда, но мне надо было. Ворвавшись в комнату матери, я забралась на кровать и села над ней. Мои слёзы стекали по лицу и падали на её холодные руки. Её лицо не выражало никаких эмоций, будто она была куклой, но глаза были вовсе не стеклянные. В них было столько отчаянья и страха, однако страх был не за себя, а за меня.
- Элиза, - еле слышно прошептала она, беря меня за руку.
- Мамочка, мамочка, - как молитву читала я. – Мамочка, мамочка…
- Элиза, детка…
Мать пыталась что-то сказать мне, но я продолжала упрямо твердить, не давая ей сказать и слова:
- Мамочка, мамочка, мамочка…
- Элиза, ты сильная, слышишь? Ты справишься, Элиза. Не дай страху тебя побороть. Пожалуйста, не дай. Ты очень сильная…
- Мама, мама, пожалуйста, не умирай! Я не хочу остаться одна! Мама! Прошу тебя! – кричала я.
- Тсс… Малышка, всё, что не делается, всё к лучшему…
- Мама! – закричала я так громко, что почувствовала, как связки надрываются.
И это был крик мольбы и помощи. Я просила помощи свыше. Не хотела, чтобы Бог забрал маму. Я ведь так её любила.
- Не кричи, милая… Это не поможет, - тихонько ответила мама, и её голова безвольно скатилась с края кровати.
Я уткнулась маме в грудь и тихо заплакала. Это была моя первая потеря в жизни. Я не хотела, чтобы она умерла… Я не хотела, чтобы это случилось из-за меня.
Когда глаза стало щипать из-за слёз, я легла рядом с бездыханным телом, свернулась в комочек и замолчала. В моей голове стали всплывать события того дня. Это была моя первая поездка на лошади, и я была рада, как никогда, хоть мама и была против этой идеи. Гнедого высокого коня звали Миша. Папа сказал мне, что он самый спокойный из всей конюшне, и я беспрекословно поверила ему. Оказавшись на коне, мною овладели противоречивые чувства. С одной стороны я хотела пустить его во всю прыть, а с другой – медленно пройтись по загону. Но выбирать, особо не пришлось. Миша медленно пошёл вдоль длинного забора, опустив тёмно-рыжую морду вниз. Но тут он буквально сорвался с цепи. Встав на дыбы, конь заржал и перепрыгнул загон, устремляясь вперёд. С моих губ сорвался дикий крик о помощи, и я ели держалась за узду. В тот момент я краем глаза увидела маму. Её лицо было бледнее смерти. Она вскрикнула и упала на землю. В тот момент я больше всего испугалась за неё, и мне было всё равно разобьюсь я или нет. С того дня у мамы и начались проблемы с сердцем…
А потом пришёл отец. Соседи рассказали ему, что слышали крики, и он тут же поднялся к маме в спальню. Застав меня, лежащую на кровати, он схватил меня за руку и резко отстранил от мамы. Я протестующе замычала, но он был непреклонен. Наклонившись к её телу, он положил два пальца на её шею и, не нащупав пульс, злобно посмотрел на меня. В его глазах было столько ненависти и обиды, что я не выдержала и убежала в комнату. Не понимаю, почему он решил, что это я виновата в её смерти? Я слышала его громкие всхлипы, разговор с врачом и тихий шёпот. Разговор с врачом я не запомнила, но и запоминать не хотела. Я знала, что он скажет. Скажет папе, что надо было срочно звонить ему, но я ведь звонила! Пусть и не сказала, что случилось, но он мог догадаться, что у мамы опять приступ. Почему виноват одиннадцатилетний ребёнок, а не взрослый мужчина?
Я слышала всё это, и мне было так больно, что я не могла терпеть. Слёзы снова и снова накатывали на глаза. Казалось плакать уже нечем, но я всё равно это делала, потому что не могла по-другому выразить свою скорбь. Я скорбела. К тому времени я уже знала, что это значит. Это значит потерять любимого тебе человека и не знать, что делать дальше…