"Я верю, я верю в риск,
В безумное счастье риска.
Как верит в летящий диск
На Играх метатель диска.
И бьётся в ладонях шар
Надежды, как небо белый.
До истины - детский шаг,
Но самый большой и смелый.
Да будет всегда с тобой
Удача, метатель диска.
Я верю, как верят в бой
В жестокую мудрость риска...
(автор, к сожалению, не известен - писал по памяти)
ПОСЛЕДСТВИЯ ПЕРЕНЕСЁННОГО СТРАХА.
Рад видеть Вас, господа, уважаемые читатели и читательницы, (я надеюсь, что таковые хоть изредка попадаются на моей страничке) в Новом, 2013 году. Во-первых, выполняю обещание, дать ответ на "рекбус" предыдущего опуса, а если по-научному, космического закона, до которого Вы должны были дойти своим умом, или с помощью подсказки зала - Закон звучит так:
"Не просят - не лезь..." (соблюдая его, Вы никогда не попадёте в пикантную ситуацию, когда Ваша не прошенная помощь нужна, как зайцу "стоп-сигнал".
Кто почувствовал вкус к самообразованию, выдам ещё начало одного закона: "Тебе надо... (соблюдая его, Вы никогда не вызовите отрицательных эмоций у своей жены, а если повезёт, то и детей тоже).
А во-вторых, вот какую штуку я обнаружил, освобождаясь от ненужного "хлама" перед Новым годом. Наткнулся на свою статью, которую отправлял в Крымский журнал "PRO X" (в переводе - про Экстрим) Журнал, кстати, красочный, красивый... Так вот в мае и июле 2007 года две моих статьи из рубрики "Выживание..." были напечатаны, а эту вернули без объяснений обратно, наверно, испугались огласки, я там фамилии двух редакторов тоже указал в качестве "положительного примера, правда прислав "гонорар или гонор", (вечно путаю эти два понятия) 400 гривен. Поэтому со словами: "Ричарду Баху тоже возвращали его рукописи" я расписался за почтовый перевод и нисколько за, точнее "на" редакторов не "обиделся".
И уже хотел выбросить "умные" мысли, которые тогда посетили мою голову, как вдруг поймал себя на поговорке: "Если ружьё в первом акте висит на стене, то в третьем, оно должно обязательно выстрелить. Перечитал я эту статью, а там продолжение "Преодолеть страх" (обмен опытом) и понял, что спустя 5 лет мои мысли по этому вопросу практически не изменились, за исключением того, что я разобрался в причине "пропадания голоса", когда летал при минимуме на контроль техники пилотирования с двумя генералами. Там у меня голос пропал не потому, что я испугался, а потому что резинка с ларингофонами на "пузо" съехала.
Читатель увидит там повторение некоторых примеров, но я не стал ничего убирать - "Повторенье - мать ученья"... Итак, продолжаем тему "Выживание в экстремальных условиях", поговорим о последствиях перенесённого страха...
Предвижу скептическую улыбку некоторых читателей, кто читал мою предыдущую статью. «Что Вы, Василий Васильевич, всё о страхе, да о страхе – ведь есть темы интереснее, о женщинах, например». Ребята, о женщинах я и сам люблю, но о них чуть позже, а пока такого « умного читателя» отправим наверх повторно читать эпиграф, а если серьёзно, то недооценивать страх может только тот, кто сам его не испытывал в силу «сидячего» образа жизни, или тот, кто не видел, что делает он с людьми. Поэтому предлагаю нам « нормальным экстремалам» « раздраконить»его так, чтобы он не мешал заниматься своим любимым делом, а потом обязательно о женщинах…
Сидят у меня в гостях как-то два генерала: Иван Дмитриевич Федин, впоследствии Командующий Авиации ВМФ России, и Валерий Николаевич Лозебный, тогда Зам. Командующего ВВС Балтийского флота. После третьего « александера», принятого на грудь, разговор пошёл о чём? Угадайте с трех раз – ребята, ну какие женщины – о работе… Мы же культурно отдыхаем… И вот тут Валерий Николаевич поведал историю, как он струсил и ничего не смог в тот момент с собой поделать. Я помню, что меня тогда поразил не столько сам случай, как то, что он об этом рассказал.
Обычно мужчины в таких вещах не признаются.
Он был тогда командиром полка в Германии. Самолёт СУ-24 бросило в «пике» из-за отказа управления. Привязные ремни оказались притянуты неплотно, отрицательная перегрузка подвесила к фонарю кабины. Руки до рычагов катапульты не доставали. Когда он уже прощался с жизнью, вдруг представилось лицо Командующего, как он говорит на его могиле: « Эх, полкан, даже катапультироваться не смог. Слабак!» Каким-то неимоверным усилием он сумел дотянуться до рычагов…Первым ушёл штурман, потом Валерий. Само катапультирование и приземление на парашюте особых эмоций не вызвало. Через неделю прошёл медкомиссию и приступил к полётам. В таких случаях сначала положено выполнить 1-2 контрольных полёта на проверку техники пилотирования. Их Валерий Николаевич слетал с генералом, командиром дивизии. Генерал, вылезая из кабины, сказал: «Оценка отлично, теперь летите самостоятельно».
"И вот тут я почувствовал, что руки и ноги стали ватными, страх парализовал всё тело» - рассказал Валерий Николаевич, - «Я понял, что не могу лететь. Товарищ генерал, я слетаю завтра». Генерал в ответ: « Ну что Вы, Валерий Николаевич, это не методично. Надо сегодня». Но командир полка был непреклонен. На следующий день Валерий Николаевич еле заставил себя совершить полёт. Потом всё пошло нормально, страх был преодолён.
(Меня поправили, что он был к-ром полка в Венгрии) - не буду спорить, фуражка 53 размера не может всё запомнить до мельчайших подробностей, да это и не столь важно.
Ещё некоторые "правдолюбы" говорят, что и катапультирования не было. Так это то же не важно, хотя я не думаю, что один генерал будет врать другому. Важно то, ЧТО СКАЗАЛ О СЕБЕ ЛАЗЕБНЫЙ ВПОСЛЕДСТВИИ и что я слышал своими ушами:
Это пример я вспомнил, как пример того, что психика лётчика может дать сбой и принести сюрприз, когда Вы его совсем не ждёте. Здесь ВАЖНО, ЧТО ЛАЗЕБНЫЙ РАССКАЗАЛ ОБ ЭТОМ САМ. То, что потом попался на махинациях с машинами, меня вообще не "колышет". В данном контексте мы говорим о психике, и я за действия генерала никакой ответственности не несу. (Так что, господа "правдолюбы" - все претензии к генералу Лазебному, с него и спрашивайте, а у меня художественная проза, а не биография полковника Чечеля)
В дополнение к сказанному, я сразу вспомнил подобную ситуацию с моим другом Виктором Савиновым. После катапультирования всем экипажем со сверхзвукового разведчика ТУ-22р ни штурман, ни оператор летать не смогли. Стресс. Я ещё тогда подумал о них:«слабаки». Теперь понял, что был неправ. К чему я всё это рассказал? Чтобы подчеркнуть, каким бы смелым Вы себя не считали, после опасной ситуации психика может дать сбой. Это надо знать и учитывать в дальнейшей деятельности. А ещё лучше её сразу реабилитировать. Способов приводить психику в порядок существует множество, научных и не очень, для каждого они индивидуальны. Я поделюсь своим, который открыл для себя сам и назвал: « клин – клином»
Нашёл его в парашютном спорте. На первой своей «тридцатке», так мы называем свободное падение в течение 30 секунд, я на 15-ой секунде сорвался в плоский штопор. Помню, как земля закрутилась, словно в калейдоскопе, голова буквально отрывалась от тела. В таком положении и раскрывал парашют в нарушение всему и вся, чему учили. На второй « тридцатке» я выиграл бутылку коньяка у Мастера Спорта СССР прапорщика Вани Задесенца, хотя все 30 секунд пропадал также в беспорядочном падении. Он со мной поспорил, что я не смогу пропадать более 10 секунд. Как меня не крутило, я выдержал. К сожалению, эти два случая меня ничему не научили.
В момент раскрытия парашюта на третьей «тридцатке», опять же в « бп» - так мы называем беспорядочное падение, стропы пошли по ногам. Дальше рывок, и я оказываюсь в своих стропах, как в коконе. Ноги торчат вертикально вверх. Выше ног какой-то узел из строп и скомканный купол парашюта. Руки сразу пошли к плечам на замки отцепки, а следующая мысль: « А что дальше? Они сработают, но от купола я всё равно не освобожусь, запаску в таком положении раскрывать нельзя». Боковым зрением вижу, как со скоростью курьерского поезда уже надвигается земля. Понимаю, что остались секунды, а что делать, не знаю. Помню, как я начал кричать «матом» и рвать на себе стропы. На высоте 200 метров удалось выпутаться, парашют сразу раскрылся нормально, « запаску» использовать не пришлось.
Приземлился, руки-ноги трясутся мелкой дрожью. Иду к «старту» и понимаю, если сейчас сразу не прыгну, потом, возможно, и не смогу. Надел другой парашют, в самолёт, вывалился как во сне. Дальше прыгал нормально, хотя какое-то подсознательное чувство страха в момент раскрытия купола преследовало меня лет десять. Потом было уже две « отцепки». Так мы называем случаи, когда основной купол отказывает, приходится от него отсоединяться и раскрывать запасной парашют. Эмоций при этом уже было меньше, и хотя особой необходимости вроде не было, я снова сразу садился в самолёт и совершал прыжок. Так, на всякий случай, чтобы психика не дала сбой, естественно сначала разобравшись в том, что случилось. Этого правила стараюсь придерживаться и сейчас. Если в какой-то ситуации из-за страха был не на высоте, сначала разбираюсь в причинах, потом стараюсь сразу повторить ситуацию.
Мне это помогает выбить страх сразу, пока он не начал разрастаться. За 32 года полётов в боевой авиации я убедился, в воздухе бывает испугаться то не успеваешь, но потом, лёжа в постели, память вновь и вновь прокручивает этот эпизод, так от страха уснуть не можешь. Вот к чему могут привести лишние переживания. А так Вы сразу давите страх на корню. И кстати, опытный тренер никогда не отпустит ученика с тренировки, если у того не получился какой-то элемент или прыжок. Заставит сделать правильно, чтобы страх неудачи не давал свои ростки до следующей тренировки.
А теперь, обращаюсь к "корифеям» парашютного спорта. Пожалуйста, делитесь своим опытом «отцепок» и прочими случаями с молодыми, а то кроме анекдотов на старте от вас ничего не услышишь. Только не относитесь к ним легко, даже если они у вас пока особых эмоций не вызвали. Чтобы у «молодых» не сложилось впечатления, что всё это «семечки». "Отцепка – отцепке» рознь. У Мастера Спорта СССР Геннадия Ивановича Кустова, Президента Николаевской областной федерации авиационных видов спорта, более 5 тысяч прыжков и 9 « отцепок».
Так одну он до сих пор не может спокойно вспоминать. При выполнении купольной акробатики партнер своим куполом влетел ему в стропы. Сам отцепился, а Гена, отцепив свой купол, в его парашюте падал как в саване. Лишь перед самой землёй, изодрав руки в кровь, смог выпутаться и открыть « запаску». У майора Жени Панина, одного из самых опытных парашютистов бригады ВДВ, с которым мы в своё время прыгали на всех «показухах» города Николаева и его окрестностей, в момент раскрытия в основной купол влетел флаг. Так он столько страху натерпелся, пока его оттуда выдирал, что потом этого мужественного человека, прошедшего Афган, прыгать с флагом можно было заставить только под дулом пистолета.
А я, узнав эту историю, флаг стал паковать и привязывать в два раза тщательнее, чем это делал до сих пор, если предстояло с ним прыгать. А у полковника Падра Николая Семёновича, бывшего Начальника ПДП авиации Балтийского флота более 5000 прыжков и 15 отцепок. Он немного поделился переживаниями после каждой отцепки, когда в прошлом году в Очакове мне повезло отмечать день Военно-Морского флота с сильнейшими парашютистами Морской авиации СССР. Поверьте на слово - этому человеку есть, что вспомнить...
Есть ещё просьба к господам «корифеям» парашютного спорта, думайте какой пример Вы подаёте молодёжи или хотя бы его отслеживайте. В позапрошлом году наблюдал такую картину. Идёт на посадку в самолёт один из известных парашютистов города Одессы в домашних шлепках на босу ногу. Я даже не называю его фамилию, настолько это типичная картина. Энное количество тысяч прыжков за плечами, он профессионал и может себе такое позволить. И в этот же подъём за ним идет «молодой», так и хочется сказать «солопед», на вид лет двадцати, весь в крутом парашютном « прикиде» и тоже в шлёпках. На лице так и написано, что он уже «взял Бога за бороду». Я понимаю, что это неправильно. Мэтр может прыгать хоть босиком, для него это безопасно.
Идти, правда, потом неудобно. Мы их, этих парашютистов как-то раз забросили из-за облаков за 17 километров от старта. Ну, подумаешь, ошиблись «малость».Мне бы подсказать «молодому, что кроссовки удобнее чем шлепки в «турпоходе». Но поскольку сам от активного парашютного спорта отошёл, прыгаю изредка, а в то лето вообще занимался «извозом», возил парашютистов на работу на самолёте АН-2, поэтому давать «пацану» советы, что ему рано прыгать в такой обуви, как-то постеснялся. Но чувство на опасность у меня развито сильно, говорю это без всякой ложной скромности. Я сразу понял, что этого «молодого» ещё «жареный петух в зад не клевал» и «пороху он не нюхал».
Летать была не моя очередь. Я остался на земле и с горечью смог убедиться, что интуиция меня не подвела. Приземляется Мастер, крутая глиссада снижения, красивое выдерживание, видно, что землю чувствует до миллиметра. За ним приземляется «молодой». На первый взгляд всё также. Но я то вижу, что он идёт на пределе своей техники. Ему нельзя так резко « клевантировать», да ещё в последний момент. А потом «брить на скорости» в трёх сантиметрах от земли в домашних тапочках. Всё надо делать выше и плавнее. Пусть это не так зрелищьно, но надёжно. В общем, на втором прыжке этот молодой человек на глазах у своей мамы и прочей публики втыкается в землю, ломает обе ноги.
Вывод: господа Мэтры, не стесняйтесь делать замечания молодёжи, когда она пытается «лихачить» вслед за вами. Иначе периодически будем убеждаться в верности поговорки: «Да, опыт и импотенция приходят с годами». А оно нам надо? А молодым хочу сказать, после первой сотни прыжков приходит «эйфория», что вы всё можете. Это опасное состояние, и чем скорее вы его перерастёте, тем лучше.
Ну, и чтобы Вы до конца поняли мою мысль, приведу такой пример. Он интересен ещё тем, что показывает, как страх влияет на некоторые мужские качества. «Мужики, не боись» - это совсем не то, о чём Вы подумали. Я тогда работал командиром морского ракетоносного авиационного полка в гарнизоне Остров, что под Псковом. Накануне позвонил Командующий: « Василий Васильевич, у Вас выходит срок контроля техники пилотирования. Спланируйте себе два полёта, завтра прилетит генерал Пироженко, Вас проверит».
На следующий день в Калининграде туман. Самолёт с Пироженко не выпускают, а у меня хотя и стоит «жёсткий» минимум, но летать можно. Я начал лётную смену по плану. Часа через три самолёт с Калининграда взлетел. А ещё через час при подлёте с борта мне поступила команда: « Экипажу занять места в самолёте, ждать, генерал скоро подъедет». Сели в кабину, прочитали карту предполётных проверок, в том числе и за генерала. Для чего я вызвал своего правого лётчика Юру Лончакова, впоследствии ставшего командиром отряда российских космонавтов. Карту прочитали, Юра покинул кабину, ждём. Наконец подъезжает «уазик» и вместо одного генерала вылезают два. С Зам. Командующего ещё прилетел Главный Штурман генерал Волков. Я испытал сразу сложную гамму чувств.
Сначала я был польщён. Это ж надо сразу два генерала хотят полетать на моём самолёте. Потом вспомнил про субординацию, пытался вскочить по стойке «смирно» - отдать честь. Хорошо привязные ремни помешали, а то бы набил себе «бо-бо» о фонарь кабины. А потом мелькнула мысль: « Два генерала на борту – однако, плохая примета, это как женщина на корабле…Тем более с двумя сразу я ещё не летал, до этого они как то поодиночке подъезжали». Предчувствию суждено было оправдаться.
Взлетаем. Самолёт ещё на полосе, вдруг в момент отрыва Пироженко резко стягивает обороты правого двигателя. Первое состояние – шок. «Это нарушение всех инструкций и «методичек». Имитацию отказа двигателя положено делать не раньше уборки шасси и механизации. Это просто хулиганство какое-то. Наконец, это просто не безопасно, а если тяги не хватит? Мы же не летчики-испытатели». Это только часть мыслей, которые в долю секунды пронеслись у меня в мозгу. Но мозги о «чём-то» размышляют, а руки, ноги сами начали делать всё, что надо в подобных случаях. Отошли от земли, когда всё сделал, думаю, надо ж своих членов экипажа предупредить.
«Внимание, экипаж. Отказ правого двигателя, идём на одном». Потом подумал, что ж я их пугаю. « Уточняю, не отказ двигателя, а имитация отказа». Мне казалось, всё это я сказал чётко и спокойно. Потом вдобавок к двигателю пошли «отказы» приборов…примета ж плохая. А погода была на пределе. В общем, попотеть мне пришлось изрядно. Сели, рулю на второй полёт, генерал говорит: «Не надо, на стоянку». Зарулили. Стоим под самолетом: « Товарищ генерал, разрешите получить замечания». Генерал Волков, стоящий за генералом Пироженко, показывает мне большой палец.
А Пироженко подносит к моему носу кулак и говорит: « Узнаю, что ты сделал это же с кем- то из лётчиков, сниму с должности. Так делать нельзя. Просто я тебя знаю ещё по Быхову, где ты был комэской, и в тебе был уверен, что справишься. А теперь в себе уверен и ты, потому что сложнее случая с отказом двигателя, чем этот, у тебя не будет. Случится раньше, выпустишь тормозные парашюты, взлёт прекратишь. Позже, спокойно уйдёшь, как ушёл сейчас. Оценка за полёт « отлично», единственное замечание, ты не предупредил экипаж». Отвечаю: «Предупреждал дважды». Пироженко Волкову: « Ты слышал?».
Тот отвечает: «Нет». Думаю: « Что за чертовщина. Давайте слушать магнитофон». Прослушали. До момента отказа двигателя и после слышны мои чёткие команды. А вот в момент этой ситуации звучит еле слышный «жалкий лепет». Так я впервые узнал, что в момент опасности тембр голоса может меняться до неузнаваемости. Именно так и произошло впоследствии у майора Васи Ефимова, когда я водил сводную группу двух полков на Север. Его экипаж погиб в Баренцовом море на траверзе Новой Земли. Никто из нас, слышавших его последний возглас в эфире, не понял, что это он.
Если бы я разобрал, что это Ефимов, сразу бы послал туда экипаж с КАС-150 на борту, специально предназначенный для таких случаев. А так я это сделал с опозданием на 30 минут. И хотя мы нашли огромное масляное пятно на воде и сбросили туда Спасательный контейнер, даже если ребята катапультировались, это было поздно. На севере без лодки долго не проплаваешь. Вот она цена умения управлять своим голосом в минуты опасности. До этого, кстати, как-то пришлось услышать как могучий бас генерала Лециса, руководившего полетами на полигоне, в опасной ситуации превратился в фальцет.
Но тогда значения этому случаю я не придал. Спросите: « Да, нафиг нам знать такие тонкости?». Мужики, разговор не о вас. Просто ваша любимая женщина переживать теперь будет меньше, если услышит, что у вас вдруг голос изменился. Она сразу поймёт, что вы не стали евнухом. Просто у вас «коленки стали трястись от страха», а в постели вы такой же орёл!!!
А теперь, господа парашютисты и «экстремалы» всех видов спорта приглашаю подумать над двумя такими моментами, о которых я сам начал задумываться совсем недавно, посмотрев фильм своего друга Константина Фролова « Гималайский Спасатель». Костя приводит факт, как на соревнованиях по парапланеризму в Индии, в день, когда там был местный праздник Пасхи, травмировались сразу пять человек, один серьёзно. Я сразу вспомнил день, когда на Троицу у нас Веня Фомичёв с Ильичёвска влетел в стропы Серёжи – Молдована. Оба тогда упали с высоты 20 метров. Вениамин на девятый день умер, а Сергей получил тяжёлые травмы. Мало того, в том же подъёме сломал ногу старший группы с Белгород – Днестровского. А у Виталия Кущенко и Гены Ковтуна сцепились купола при купольной акробатике. Они еле распутались, причём Виталию пришлось приземляться на запасном парашюте.
Ещё пример: друг Константина Фролова известный актер и режиссёр Андрей Ростоцкий погиб на Пасху. Он всей группе дал отдых от съёмок, а сам полез на скалы проверить страховку для работы на следующий день. Я начал вспоминать свою жизнь в авиации. Тогда вообще внимания на такие вещи не обращали, и тоже в церковные праздники, когда мы летали, случалось много неприятностей. Мораль: не мы эти праздники устанавливали, не нам их отменять. Это я к тому, что скоро "Рождество"... Господа уважаемые атеисты и верующие других конфессий, не вздумайте этот Светлый день проигнорировать...
И ещё, смотрите, какая случайность или закономерность. У Вени Фомичёва через месяц как он погиб родилась дочь. У Толи Сичкаря, с которым мы прыгали и он погиб, через две недели родился сын. Т. е. когда эти ребята прыгали, их жёны были на последнем месяце беременности. Женщины в этом периоде жизни очень чувствительны и ранимы. Ясно, что они в таком состоянии намного сильнее переживают за мужа. А эзотерический закон гласит: « Чего боишься, то и произойдёт». Т. е. их страх за мужа мог притянуть эти опасные ситуации. В общем « мужики» не будем эгоистами, не надо в угоду своим прихотям волновать наших жён, когда они беременны.
О многом ещё хотелось бы сказать. Любая опасная ситуация заставляет думать, а их было много за 50 с лишним лет занятий «экстремальной» деятельностью. Приходилось падать «сухим листом» в перевёрнутом на спину дельтоплане. Или видеть свои горные лыжи над головой, когда сложился купол параплана в первом полёте на Кавказе,запаска при этом «по рассеянности была забыта дома», а курсы по фристайлу я ещё не прошёл. Очень интересен вопрос о вещих снах, у меня такие были, о предчувствиях, интуиции и т. д. Но возможности статьи ограничены, к тому же я обещал ещё о « женщинах», точнее не только о них…Так что про страхи закончим.
После написания первой статьи все дни ходил с чувством какой-то неудовлетворённости и никак не мог понять, почему? Наконец дошло. В той статье, которую напечатали, я привёл фамилии двух человек, которых знал, что они не испытывают чувство страха. Оба с России. ( В журнале редакторы выбросили фамилии этих двух, на которых я ссылался. Чтобы восстановить историческую справедливость, приведу примеры, которые были в первоначальном варианте:
Заслуженный лётчик-испытатель Сергей Анохин сказал так: "За время многолетней испытательной работы чувство страха во мне как-то исчезло, атрофировалось, уступив место холодному расчёту и решимости, бороться за опытную машину до конца" Если молодёжь не знает, Сергей Анохин единственный лётчик-испытатель в мире, который летал и испытывал самолёты с одним глазом. Второй ему выбило при аварийном покидании разрушившегося в воздухе самолёта.
А второй, кого я привёл в пример как образец, кому неведомо чувство страха, мой правый лётчик Юра Лончаков. Его даже неожиданно свалившееся финансовое благополучие напугать не может. Сейчас Юрий Валентинович - Герой России, командир отряда Российских космонавтов, три полёта в космос, и спустя n-oe количество лет, как он был у меня в экипаже лейтенантом-"солопедом" и по сей день, он не дал мне повода пересмотреть свои взгляды в отношении его в этом вопросе... Чтобы не быть голословным, приведу лишь такой факт. Я уже писал, что я год к нему присматривался, пока взял к себе в экипаж. Ну, а когда взял, надо же теперь воспитать "салагу". Но для начала его надо сделать счастливым, а это значит поставить на горные лыжи. Помните слова Жана Клода Килли? "Горные лыжи сами по себе не могут дать счастье, но вполне могут заменить его!"
А у меня любимая поговорка: "Отныне, как Вы познакомились со мной, хотите Вы того или не хотите, но Вы будете у меня счастливы!" Поэтому, я сразу за него решил, что в зимний отпуск он поедет со мной на Кавказ, на мою любимую военную турбазу Терскол. Но для начала ему надо хотя бы показать горные лыжи визуально. Он же до этого их только в кино видел. Посему, как только в конце ноября выпал нормальный снег, я Лончакову под роспись довёл свой приказ: "В воскресенье в 9 утра стоять возле моего дома с лыжами". А почему, письменно и под роспись? Да потому что 2 ноября по моему устному приказу мы поехали открывать конькобежный сезон на озеро Гороховое. Я сказал, чтобы был зачёт, пока все 10 км по периметру не объедем, с озера не уйдём. В итоге, сначала провалился Юра по шею, а потом я по пояс, но озеро мы из принципа объехали, точнее по моему приказу. Правда потом пол дня отогревались в сауне. Где Лончаков про себя пробубнил, но я услышал: "Воскресенье - это выходной день, и больше я "дурные приказы" выполнять не буду"...
Наивный, он не знал, что я тоже не порю "отсебятину", а выполняю наказ Командующего. А Пётр Иванович Гончаров, после того, как представил меня моему же полку, где я уже три года проработал замом, завёл меня в мой же кабинет и сказал: "А теперь, Василий Васильевич, прими самое дурное решение и заставь его выполнить".
Я в недоумении: "Зачем, тов. Командующий?" Он мне: "А что б все поняли, что пришёл новый командир". Я после отлёта Командующего на всём личном составе осуществлять его совет постеснялся, а вот на своём правом лётчике решил попробовать.
В итоге, 9 утра Лончаков стоит с лыжами, выхожу я с двумя парами лыж, беговые и горные. Кинули на пальцах, кому, чего тащить. Юре достались горнолыжные ботинки в рюкзаке, а мне горные лыжи через плечо, как винтовку. Встали на беговые лыжи и помчались км 5 для разминки. Доехали до горы за деревней Заньково. Смотрю, а там кто-то уже трамплин построил и лыжня проложена. Ну, трамплин - это вообще моя слабость, учитывая, что это мой первый вид спорта. Поэтому, говорю: "Юра, показываю два поворота и прыжок с трамплина". Но за этим обучением, я как-то не придал значения, что трамплин - то вверх стоит, как это положено для фристайла.
В итоге, делаю два поворота, выскакиваю на трамплин, толкаюсь, "блин", мы так не договаривались" - улетаю куда-то вверх метра на три, оттуда грохаюсь задницей об свои же лыжи, жопа, пардон, зад ("нервы ни в п..., ни в Красную армию") рикошетит меня в классическую стойку горнолыжника для скоростного спуска, и я красиво продолжаю движение, как будто всё так и задумано. Подъезжаю к Юре, гордо говорю: "Понял, как надо? Но ты сначала на трамплин не лезь, просто потренеруйся где-нибудь в сторонке на беговых лыжах". Юра мне: "Угу" и полез наверх. Тут я отвлёкся на свой гудящий от удара зад, как вдруг слышу характерный треск ломающихся лыж и вижу завершение сальто Лончакова с втыканием и последующим сломом обоих лыж о склон горы. Подскакиваю: "Ты что, дурак? Не видел что ли, что я на горных лыжах еле-еле устоял, куда ты на беговых полез?" А Юра мне, выплёвывая снег изо рта: "Командир, но Вы же прыгнули, значит и я должен"...
Вот тогда я впервые понял, что мой правый лётчик "без царя в голове", потому что лезть на трамплин для фристайла с беговыми лыжами может только человек, который ничего не боится, или у которого "Не все дома"... что почти одно и тоже.
И это человек "блин", до сих пор упорно считает меня своим учителем, хотя я этому сопротивляюсь, но суть не в том. Я поймал себя на мысли, что вот фамилии двух "бесстрашных москалей" я привёл в качестве примера, а как же наши, «за державу обидно». Неужели на нашей Украине « бесстрашные богатыри» перевелись? Ну чтоб совсем ничего не боялись или почти ничего. Напряг я «фантазию» и вспомнил, есть…есть такие. Более того, я даже с одним знаком. Представляю главного героя – Геннадий Антюфеев – инструктор парашютной подготовки международной ассоциации каскадёров «Украина». Сразу предупреждаю, Геннадий очень скромный человек, и мне ничего о том, что он бесстрашный, не говорил. То, что я дальше скажу, это мои « домыслы». А впрочем, судите сами.
Мне посчастливилось с Геной прыгать с парашютом и «возить его на работу», в смысле пилотировать самолёт АН-2, с которого он прыгал. Его прыжки всегда завораживающе красивы и на грани разумного риска. Пересекались наши пути и в Карпатах. Первым и единственным человеком, которого я встретил в 6 утра на зарядке из отдыхающей публики в Подобовце, был Гена. Мне сразу веселее стало, оказывается не я один такой «мозахист». Потом на горе он подошёл ко мне с профессиональным инструктором по горным лыжам Антоном, и ребята предложили поехать с ними « проветриться», посулив внизу пиво. Ну, от пива на « халяву» кто ж отказывается, и я легко согласился. Если б я знал, что меня ожидает! Отошли мы метров на 150 вверх и вправо от подъёмника на самый «крутяк». Метров 50 ниже начинался густой лес. Я даже подумать не мог, что они собираются туда ехать, а то бы сразу отказался от пива. «Ну, а теперь вперёд», - сказал Гена, и они помчались.
Поскольку я «нормальный военный», хоть и бывший, а военные они ж не думают. Они приказы сразу выполняют. Опять же в лётчики берут по здоровью, а не по уму…Короче, я помчался за ними. На полной скорости мы врезались в лес. Пол горы , петляя как заяц, постоянно уворачиваясь от ёлок, палок и веток, я мчался за ними. Потом что-то «уставать» стал. Только хотел сказать: «Гена, давай передохнём», как он сам остановился. Я уже хотел ему благодарность объявить за заботу, но потом понял, что остановка вызвана не мной. Подъезжаем к нему с Антоном, а у Гены так большой пальчик в сторону под 90 градусов торчит от нормального положения. Вывихнул, значит. Только я подумал: «Как же сюда доктора»…Как Гена его другой рукой с хрустом вставил на место и сказал: «Ну, что встали? Поехали», - и они тут же помчались дальше. Я ещё немного за ними попрыгал между веток, а потом мне пива совсем «расхотелось». Крикнул: «Ребята, давайте помедленнее, у меня и так 12 переломов». Ребята «потери бойца в отряде не заметили" и так и умчались "вдаль".
Выехал я на трассу и поехал как все «нормальные» люди. Вечером, взяв пиво и не только его, пошёл с ними разбираться. Я ж и заблудиться мог в лесу, и замёрзнуть. Бросили одного, товарищи называется. Прибыв в отель, где жил Гена, узнал, что Маэстро готовит дам к завтрашним полётам и скоро его не ждать. Ладно, думаю, тогда пойдём ко второму Сусанину. Мне повезло, Антон оказался дома. Он оказался очень интересным человеком, и я многое взял из его жизненного опыта себе на вооружение. Ну, например, Антон на Кавказе умудрился, зная всего полтора десятка слов, из них половина «матерных», работать переводчиком у немцев с ФРГ и инструктором по горным лыжам. Причём немцы очень остались довольны своим инструктором. А секрет прост. Антон матом не ругался, он с немцами на нём разговаривал. Это, конечно, шутка. Главными были артистизм и кураж. А это дано не каждому. Но, впрочем, я отвлёкся от главного героя.
Что ж ещё про него такого рассказать? А вспомнил. На следующий год, опять же в Подобовце отдыхаем внизу, пьём пиво и любуемся периодически пролетающими парапланеристами. Вон как красиво летят два тела в парной подвеске. Высота метров 100 над рельефом. Вдруг, о ужас, одно тело выпало. Наверно, подвеска большая попалась или ножные обхваты не застегнул…Тело падает, слабонервная публика уже глаза начала закрывать от страха. Как на высоте метров 30 раскрывается парашют и приземляется улыбающийся Геннадий. Но радоваться ещё рано. А пассажир? Как же он без инструктора? Приземляется и улыбающийся пассажир. Гена ж человека не бросит, если он его летать на параплане не научил.
Но, сразу хочу предупредить дам, которым ещё предстоит летать с Геннадием Антюфеевым. Как только вы вздохнёте от облегчения, оторвавшись от склона, а у некоторых это почему-то с первой попытки не получается, Гена сразу задаст вам риторический вопрос: «Со мной ещё полетишь?» И не дай вам Бог ответить: «Нет». Гена сразу покинет борт параплана с парашютом. А вам уж как повезёт. Чтобы дамы не думали, что автор шутит, привожу пример из жизни. Иду я по Николаеву, вдруг звонок: «Василий Васильевич, это я Женя Цветкова, помогите найти дорогу» Спрашиваю: «А ты где?». «В Карпатах, в Подобовце, меня Гена на параплане запустил. Я среди леса приземлилась, вышла на дорогу, уже «час» стою, а не одна машина не едет. Куда идти?» « Говори, что видишь вокруг?» Она мне описала приметы. И я ей выдал совет, куда идти. А если вас эта история не напугала, расскажу ещё одну. Если Гена видит, что дама одна лететь не боится, он просто сваливает параплан и пикирует на сосны пока дама не скажет: «Да». И можете мне поверить, у Геннадия предки в седьмом колене были комикадзе, поэтому он с боевого курса не свернёт. Так что лучше не сердите Маэстро отрицательным отказом.
Кстати, о Жене Цветковой. Когда я имел неосторожность в восторженных тонах рассказать о прыжках Антюфеева её маме в Николаеве, мама тут же позвонила в Киев дочери: «Срочно приезжай, здесь есть то, что нам нужно». Женя прикатила, и Геннадий уговорил её сразу сделать три прыжка с 3000-3500 метров. А это почти минута свободного падения. Мало того, он и мою дочь уговорил прыгнуть с парашютом в 30 лет, а я это безуспешно пытался делать, начиная с 16 лет.
Ну и чтобы вас окончательно убедить, что Геннадий не так прост, как кажется, приведу маленькую деталь. У Гены на спине, прошу прощения у дам за столь интимную подробность, есть иероглифы. Когда я спросил, что они означают. Геннадий без всякой рисовки ответил: «Жизнь – это путь к смерти». Это тоже косвенное подтверждение того, что этого человека может напугать, как говорит мой друг Владимир Минеев « Лишь неожиданно свалившееся финансовое благополучие!». А теперь «Ахтунг – Внимание»: со всей серьёзностью отнеситесь к дальнейшей информации. Мужчины, лучше не докучайте Геннадию вопросами о страхе, если вы не собираетесь учесть это потом «при разливе». Он суровый человек и не терпит праздной болтовни. А вот Женщинам я даю прямо противоположную рекомендацию. Поскольку он ещё « не в том возрасте, когда согласие дамы пугает больше чем её отказ», можете смело просить его раздеться до пояса, чтобы полюбоваться красивым торсом и «почитать» иероглифы. К таким просьбам Геннадий относиться благосклонно. Единственный совет при этом, сразу уточняйте, раздеться до пояса снизу или сверху. Гена, как « истинный самурай» ленив и не всегда напрягает свою интуицию, чтобы сразу угадать желание дамы. Мужчинам подходить с подобной просьбой не советую, только зря потратите время. Он – «Лесбиян», и хотя на свете столько красивых мужчин, ему только женщины нравятся.
Но, что это я, всё о Гене да о Гене. Наши Главный и Литературный редакторы журнала "ПРО ЭКСТРИМ" Игорь Чекалин и Дмитрий Круглов тоже смелые люди. Не побоялись напечатать эту статью. А представляете, сколько на них сейчас сыпется писем от разгневанных читательниц за то, что автор перечислил не все «мужские достоинства» Геннадия Антюфеева – инструктора парашютной подготовки каскадеров Украины.
Увы, уважаемые читатели, этот комплимент я сделал редакторам авансом. Не то они побоялись, что я привёл много примеров из "москалей" и их за это по головке не погладят. Не то, что просто ребята оказались очень "скромные" и побоялись "лишней славы", но эту мою статью тогда в 2007 они не напечатали, забыв о том, что "скромность - это шаг в неизвестность!!!"
P.S. Написал я всю эту "отсебятину и все эти две недели, как сей "опус" увидел свет, ходил с чувством какой-то неудовлетворённости, и никак не мог понять, "Почему???" Наконец, осенило - мне патриотические "чуйства" спокою не дают! Я же героических "москалей" аж две фамилии назвал. А от нашей "Хохляндии" что? Только один Антюфеев героический? (фамилии двух главных редакторов не всчёт. Они, как оказалось, нормальные люди и "бояться, как все.) Надо, чтобы хотя бы два на два было. Порылся я в "копилке своей памяти" и вспомнил про одного ещё бесшабашного. Есть у нас на Украине поэт, музыкант, актёр, режиссёр, лётчик-спортсмен... всего не перечислить, и просто хороший человек, и всё в одном лице - Константин Фролов. Вытащил я его как-то в Кабардино-Балкарию, зимой.
Тот ради друга, меня то есть, на третий день пребывания в посёлке Терскол, спустился с горы Чегет на горных лыжах, сложнейшей горы Советского Союза, хотя до этого он горные лыжи, и вообще лыжи, как и Лончаков, видел только в кино. Сами понимаете, что стойка при спуске у него была очень "спецмфическая, сразу 5 точек опоры (руки, ноги и "пятая - зад" называется). Сам я постоянно был в трёх метрах, и подвиг сей видел крупным планом. Так он, "злодей" так ошалел от страха (мы же о последствиях страха пишем) что до сих пор, спустя лет 10 после сего знаменательного события, не написал ни одной песни про горные лыжи, хотя ему, поверьте на слово, написать какую-нибудь поэму - "плёвое дело". С одного только яхтенного похода на Стамбул он 15 песен привёз и продолжает их "рожать периодически" на тему "море", а про горы до сих пор ни одной, представляете? Вот я и думаю, как же ему вдохновение поднять? Может второй раз на Чегет затащить? А то после первого он как-то не проникся...
Но тут есть проблема, знаете что он мне ответил. когда я по-второму разу предложил ему прокатиться с Чегета: " Пусть рвётся тол, и динамит, и аммонал. Я эти горы в телевизоре видал..." И я до сих пор не знаю, это он сам сочинил или у Высоцкого "слямзил?" В итоге, вся моя начавшаяся после того спуска спуска с ним седина - "коту под хвост". А я думал, "страна ещё одного горнолыжника получила", наивный... До сих пор жалею, что тогда ещё не знал про Школу Выживания Виталия Сундакова. А Виталий учит: "Опасность надо предвидеть, по возможности избежать, при необходимости действовать!" Сколько б краски на подкрашивание седины сэкономил...
Так сделаем же правильные выводы!!! Ну, и чтобы как-то отблагодарить тех читателей, у которых хватило терпения дочитать сей "опус" до конца,и учитывая, что новогодние праздники продолжаются, вознагражу их экслюзивным тостом от "МЕНЯ". Дело в том, что, катаясь на горных лыжах на Кавказе, я как-то стихийно, задолго до "Шурика из Кавказской пленницы" стал собирать Кавказские тосты. На одиннадцатом году я поймал себя на мысли, что большинство тостов я уже знаю и стал придумывать свои. Их у меня в запасе сейчас порядка 86 на данный момент или "момент", если ударение делать на первом слоге.
Как ни странно, первый тост, который я сам придумал, оказался у меня самым любимым. Называется он:
"За чудаков"!!!
Я неожиданно вспомнил фильм "Человек ниоткуда" - глупая, пустая на первый взгляд, кинокомедия, играет молодой Юрский... Но там есть один сильнейший эпизод:
Земляне в машине времени прилетают на Землю в своё же первобытно-общинное общество в тот момент, когда вождь изгоняет из племени лучшего охотника. Они ему: "Послушай вождь, за что лучшего охотника из племени изгоняешь? Он же мамонта убил, племя от голода спас..."
А вождь, меланхалично выковыривая мясо изо рта, ответил: "Да, Гиви хороший охотник, много добра для племени сделал, но, Вы понимаете, он у нас не такой, как все. Он - чудак".
Земляне: "А как это - не такой как все?"
Вождь: "Он у нас не ест друзей. А каждый знает, что друга съесть особенно приятно. Его ум, Красота, Сила войдут в тебя, и ты дальше пойдёшь продолжать его дело. И к тому же он целует руки женщинам. А этого у нас в племени вообще никто не делает".
Так давайте поднимем тост за "чудаков", которые никогда, ни при каких обстоятельствах, не едят своих друзей и целуют руки женщинам!!!
С Новым годом, друзья!!!
Инструктор по Кавказским тостам, и горным лыжам тоже, ваш полковник Чечель...
На снимке - рекламный плакат женско-мужского туалета на горе Клементьева в Крыму для "отважных" парапланеристов. Надо будет с Серёги Жукарина не забыть пиво за рекламу востребовать, он у них там самый "бесстрашный"! (После Валеры Хегая, разумеется.) Кстати,за этот снимок "скрытой камерой" я фотографу "пузырь" не поставил. Передо мной вся панорама Кара-Дага, а он её снял не под тем ракурсом. А ещё выдаёт себя за"папаратци", блин!
Ну, и про последствия страха анекдот: "Жена будит мужа: "Микола, посмотри, ты же обосрался". Муж видит, что он весь уделанный и надо что-то сказать в своё оправдание, говорит: "Понимаешь, Маша, такой переживательный сон приснился, как будто пошли мы с кумом на охоту, а тут из кустов три медведя. Кум стреляет - мимо. Я стреляю - тоже не попал, руки ж трясутся. Мы побежали, медведи за нами. Мы тогда полезли на дерево, так и они полезли. Представляешь, Маша, ужас какой!"
"Да, - отвечает Маша. Я бы, наверно, умерла от страха". На что муж с гордостью произнёс: "Так это ж ты. А я же мужчина!"
... Несмотря на усталость, заснуть не могу. Закрываю глаза и словно снова оказываюсь в кабине, где меня качает, бросает вверх и вниз какая-то невидимая сила. Только теперь где-то в подсознании просыпается страх — это он не дает заснуть. Впечатление такое, что, если я усну, мы разобьемся, и, независимо от моей воли, я вздрагиваю каждый раз, как только сон начинает брать свое. А может, это и не страх. Я слышу, как ворочается в своем спальном мешке Костырев, как вздыхает Бойко, как пьет заготовленный с вечера холодный чай Серегин — мои товарищи тоже не могут заснуть. Но все мы молчим. Да и о чем говорить? То, что пережили, пересказать невозможно и незачем — каждый был участником трепки, устроенной нам Антарктидой, будто в напоминание о том, кто в этих широтах хозяин, а кто гость. Рассказать, объяснить что-то можешь лишь после того, как в душе состоялось движение тех или иных чувств и уже есть что вспомнить.
А что чувствовал я? Ужас? Нет. Страх? Тоже нет. Я изо всех сил работал, как биндюжник, управляя лошадью, которая вдруг понесла. У меня болит спина, потому что я вдавливал себя в спинку кресла всей мощью мышц моих ног — так плотнее сливаешься с машиной и точнее реагируешь на ее броски. Болят ладони и плечи, как после хорошей борцовской схватки, где противник был на три-четыре весовые категории тяжелее тебя. «Горят» ступни ног, которыми я упирался в педали управления... А страх? У меня просто не было времени испугаться. Ни времени, ни возможности. Но сейчас воображение услужливо рисует картину того, что с нами могло произойти. Мое «я», у которого впереди долгие часы отдыха, услужливо разматывает ее, как в кино, в котором я сам себе и режиссер, и актер, и зритель... И рождается трагедия, которой не было.
Евгений Кравченко, Василий Палий "С Антарктидой - только на Вы" (продолжение)
— Васильич, скажи Минькову, что садиться будем с ходу.
— Хорошо, командир.
Двигатели гудят ровно, но мне вдруг начинает казаться, что в их работе что-то меняется. Нет, обороты, температура головок цилиндров, масла, давление в системе — норме.
— Выпустить шасси, — голос у Костырева бесстрастный и спокойный.
— Шасси выпущено.
Острова Строителей приближаются справа и спереди. Они что — застыли?
— Вижу ВПП, — это Серегин.
Все. Если раньше еще была возможность уйти куда-то в сторону, то теперь мы можем сесть только на полосу. Заходим с запасом высоты. Скорость, закрылки, скорость снижения, удаление, высота... Мозг работает в привычном режиме, просчитывая входящую информацию, а руки — ноги доводят команду до машины. Проходим барьер.
Выравнивание. Ил-14 чуть приподнимает нос и лыжи едва слышно касаются снега. «Полосу-то как хорошо укатали, — проносится мысль, и тут же ее сменяет другая. — Что с левым двигателем?» А ничего... На пробеге он «съел» последнее топливо и заглох. Подошел тягач, подцепил Ил-14 и потащил на стоянку.
Я вдруг поймал себя на том, что не чувствую ни радости, ни какого-то облегчения, только опустошенность. Не хочется говорить ни с кем и ни о чем. Ну, пришли и пришли... Молча оделись, так же молча вышли из самолета. Миньков, нужно отдать ему должное, тоже не стал ни о чем спрашивать, лишь сказал:
— За машину не беспокойтесь. Давайте, артель, домой... Приехали. Молча разделись. Молча разбрелись по комнатам, побросали рюкзаки.
— Командир? — я вопросительно взглянул на Костырева.
— Доставай.
Я вынул флягу питьевого спирта, лежавшего у меня как неприкосновенный запас. Подошли Межевых с Жилкинским — они жили в «техническом домике» недалеко от нас. Без слов накрыли стол на кухне, молча выпили по стопке, по второй... И только теперь мы заговорили.
... Заснуть не могу. Это кажется странным — позади почти четырнадцать часов в небе, труднейший полет, можно, наконец, сбросить накопившееся напряжение, а сон не идет. Вспыхивают в памяти какие-то эпизоды нашего рейса, бьют в глаза очереди из снежинок... Только наплывает забытье, как тут же начинает казаться, что я в кабине, пилотирую Ил-14 и за штурвалом засыпаю. Вздрагиваю всем телом, прихожу в себя и с огромным облегчением вижу, что я — дома.
С этой мыслью заснул, а утром она всплыла снова: «Мы — дома...» Я открыл глаза. И вдруг очень остро ощутил, что настоящий мой дом далеко, там, где есть запахи, краски, жена, дети, друзья... Где осталась обычная жизнь, радостей которой почти не замечаешь, пока живешь ее ежедневными заботами. Чтобы оценить эти радости, надо уехать так далеко, как уехали мы. И вот теперь до острой душевной боли захотелось вернуться к ним. Но...