***
Ежекакомля и сама-то по себе была крепкой деревенькой. Маслобойка, немалое поголовье скотины, государственная мельница на ставке у речушки Помойли. Кроме всего этого, у деревни имелся суровый староста, а «крепкий присмотр государства - половина успеха». (Шмольтер, «Идеальный рескрипт».)
Сей же час, староста вкушал говяжьих щей с убоиной, в светлой обеденной, застеленной домоткаными дорожками. В одной руке староста сжимал большой мозговой мосол, а другой держал пергамент, читая поносное прошение, которое на этом пергаменте было начертано, вернее, прямо сказать, накарябано, грубой рукою мельника с государственной мельницы. Писулька изобиловала откровенным цинизмом и отсутствием здравого смысла. Вот что там было написано
- « Низко припадаху до ваших ножек, Ваше Превысоковосходительство. Обращаю Ваше внимание, на недостойные деяния, кои производит старостишка недостойный Епидолфашка Сопрюй.
Давеча, он мине поймал возля погосту, ввечеру, и натиснув меня на могилкину оградку, тако бесстыдно вопрошал, то и дело кулаком попираючи по организму: - мол «Ты почто, опарыш стрекозиный, тля незаможная, вырвень сопатый меня перед управой ославить решил?» - тако молвил он, а молвивши стал меня всяко язвить и щунять, и бока мои дрынцом немалым смирять и за власие таскать и в харю плевать и наносить мне многочисленные обиды и протори, и ущерб мне приносить как словесный, так и телесный…».
Староста, от сих неистовых инсинуаций, впал в тягчайшее изумление разума, и, забыв про мозговую кость в кулаке, полез чесать в затылке, но только извозюкал куафюру жирными щами. К тому же, большие очки в роговой оправе, венчавшие крупный, пористый старостин нос, с упомянутого носа сошмыгнули, и ловко булькнули в глиняную мису, окропляя всё вокруг шматками варёной капусты и репы. Наконец, слегка совладав с собою, староста, набрав в грудь изрядную порцию свежего воздуха, оглушительно гаркнул :
- И где этот выхлесток севрюжий!!!?? - Найти немедля мне мельника и в правёжную избу доставить!!!
Челядь, зная тяжёлый нрав, а ещё более зная не менее тяжёлую длань хозяина в гневе, порскает от старостина пятистенка, кто куда, в надежде если не найти мельника то хоть пересидеть первый пароксизм старостиного недовольства.
Тихо приотворилась дверь, ведущая в соседнюю горницу, и на пороге предстал высокий молодой арап в синей косоворотке, подпоясанной плетёным поясом, юфтевых жёлтых сапогах, плисовые шаровары напуском. Жёсткие курчавые смоляные волосы, остриженные скобкой, расчёсаны на прямой пробор, в широком носу кольцо моржовой кости, покрытое тонкой резьбой изображающей совхозную охоту на нерпу с мотобота.
- Чегой то вы папенька шуметь изволите? - почтительно спрашивает арап - Али болит чего!? - и ждёт ответа, облокотившись о косяк. Староста при виде него, раздраженный неимоверно поносной грамоткой, обрушивает свой укор на приемыша
- А!! - староста гневно тычет жёлтым указательным пальцем в юношу
- Ты!! - лицо его краснеет от гнева и натуги, староста никак не подберёт подходящий случаю эпитет
- Разрядился как бляжий сват!!
- Нарты раскрасил в радугу!!!
- Ты что, мухомором сушеным, да конопелью крошеной, торговать воздумал!? - «И под бубны гремящи, носился по селу из конца в конец, срамных жёнок полные сани насадив, честных селян пугаючи, и пьяные повсе бысть и птицы не счесть подавив, санями!» - про тебя писано!! - потрясает срамной бумажкой:
- Отвечай!?
Арап, делая обиженную мину, отвечает:
- Томно мне батюшка в провинции, ужо отправили бы вы меня в Питербурх, в Академию учится, я б тогда не стал и баловать! Я вот вам скажу папенька, может не хуже Пушкина пиитом стану!! - и смущённый своей смелостью замолкает.
Староста повелительно указывает на кольцо:
- Цак из носу - долой!
- Папенька! - взвывает со слезой подросток,- Екля-лопарка подарила, ейный брат полгода с кости резал, дорого оно мне, не лишай его!!
- Прочь с глаз моих, щучий выпердок, пока не приведёшь себя в надлежащий вид! Пушкина он превзойдёт! Сопли умой! - арапча, трёт красные добрые глаза рукавом и поворачивается уходить: - Да сестёр мне покличь, - уже более спокойным тоном велит ему в догонку староста.
Лет …дцать назад, староста, по делам государевым посещал Архангельск. В одном из припортовых кабаков, староста обратил внимание на группу пьяных вест индских купцов-полупиратов, собравшихся в кружок, и то и дело взрывавшихся громким гоготом. Подойдя поближе, староста заглянул посмотреть, над чем так оживлённо смеются моряки. Староста увидел закутанного в грязное тряпьё по самые глаза, чёрного как сапог арапчонка, которого бессердечные моряки пытались напоить ядрёной архангельской самогонкой. Арапчонок плакал, кашлял и трясся, но пить не желал.
Старосте стало жалко мальчишку и он спросил моряков, грозно нахмурив брови:
- Вы почто ребёнка мучите, гости заморские, али он вам ровня? - окаянные гости не понимали русского языка, но то, что огромный русский абориген сердиться было понятно и без слов. Ничего не ответив и понадеявшись на численное преимущество, пираты похватали кто лавку кто кочергу и атаковали старосту.
На следующий день, депутация американских предпринимателей, кто с перевязанной головой, кто с палочкой, и все с расквашенными в яичницу лицами явилась на прием к губернатору Архангельска, с жалобой на местного жителя, учинившего им побои и разорение - староста, отметелив всех скопом, включая кабатчика, который кинулся защищать свое имущество но попал под горячую руку, забрал арапчонка и был таков.
Губернатор (который в тайне недолюбливал иностранцев), с сожалением констатировал невозможнсть быстрого розыска злодея, на территории в два раза превышающей Францию и Англию вместе взятые, но заверил, что впоследствии, он непременно примет меры к поимке и наказанию дерзкого обидчика.
Привезя негритёнка домой, староста был удивлён, с каким жаром и любовью, его суровая Кугультея приняла участие в судьбе мальчишки. Отмыв и переодев ребёнка, Кугультея принялась учить его русскому языку.
Через некоторое время, замкнутый малыш оттаял душой, и привязался к ней всем сердцем, а Епидолфана, ещё долго побаивался - помнил как тот махал в кабаке тяжёлой лавкой, глухо рыча и разнося челюсти. Незаметно, арапчонок занял место сына, в сердцах Епидолфана и Кугультеи.
А ещё были у старосты две дочери - Жлоедубка и Согнибава. А так же - Эпатия, Лусгындра и Какомелия - ну эти попроще - племянницы. Про Кугультею - старостину жену, пока разговору нету. Староста и сам её боится изрядно - чуть что не по ней - хлоп ладошкой по уху, а рука у ней тяжёлая, из старинного татарского байского рода Кугультея, хорошо бабе сабля не положена. Староста из за того и недослышал малось, левым ухом, но старательно это скрывал.
Ничего не подозревающий мельник, в это время как раз шел к дому старосты, дабы засвидетельствовать, высокое почтение, которое он испытывал к старосте. Возле ворот, мельник остановился, собрался с духом, и, надев на одутловатое лицо, самую свою любезную улыбку толкнул створку от себя. Народный руководитель, стоя на крыльце встрепенулся. Хищная ухмылка, осветила его лицо.
- Ну вот и слава богу, сам явился, милости просим до допросной! - бросил он в лицо похолодевшего мельника.
Как выяснилось, тактика вест-индского опасливого опоссума, которую впопыхах избрал невезучий мельник, в целях защиты жизни и здоровья, особого успеха не принесла.
Будучи освобождён от одежды и привязан белым рыхлым телом к берёзовым козлам ничком, мельник, не нашел ничего более оригинального чем затрясти головой, пуская пену, закатить на глаза бельма и описаться. Староста, усмехаясь, подошел к небольшой жаровне, на которой грелся, ожидая своего часа нехитрый палаческий прибор, выбрал среди железок, небольшую кочерёжку, и ничтоже сумняшеся, приложил малиновым концом к мельниковой заднице.
Восторг и лёгкая оторопь охватили старосту при виде результата, превзошедшего все старостины ожидания. Мельник, рывком разорвав верёвки, сиганул мимо разинувших рот холопов прямо в дверь, и, выскочив на двор, плюхнулся раскалённым тылом в сугроб возле дровяника, изрыгая столь витиеватую и крепкую брань, что от накала чувств, полопались несколько витражных стёкол, в домовой часовенке. Староста, при виде эффекта произведённого мельниковыми тирадами, моментально загорелся новой идеей, забыв, о чём сыр-бор.
- Ух ты! - подскочив к пострадавшему, староста с заговорщицким видом спросил его: - А что, если забуду про бумажку, лёд на речке крепким словом взломать сможешь? Мельник, скорбно принюхиваясь к запаху подгоревшего сала, обронил: Попробовать могу, но не ручаюсь, милостивец. - Уж ты попробуй! - со значением, понятным им обоим, молвил староста, и приказав смазать пострадавшее основание мельника гусиным салом, ушел в горницу. Староста гневлив, но отходчив.
- На зов являются дочери. Первой входит Согнибава - русоволоса, коса толщиной с конскую ногу, синие глаза в обрамлении светлых ресниц.
- Звали папенька?
- «Жвали фафенька» - кривя рот, передразнивает ещё не совсем отошедший от раздражения Епидолфан. Из за её плеча, высовывает острый нос Жлоедубка - мастью в Кугультею, волос чёрен, жёсток, невысокого роста, на верхнй губе заметныё усики, но красива, татарскою суровой красотой.
- Си ву нусом аппель, мон пер?(Звали нас, отец?(фр). - Староста опять краснеет от злости Загундосила, лягушка, сиси-писи!! - не понимаю я твою тарабарщину!
Староста, привстав, бухает кулаком в столешницу: - Кто вам, сквернавкам, позволил честное Сопрюево имя позорить!?