Эх, дядюшка... Эссе

Татьяна Столяренко-Малярчук
Сколько помню своего дядюшку, глаза у него всегда серьёзные. Всегда был лёгким на подъём и душой любой компании. Любил песни петь разные и грустные и весёлые, пошутить – всегда, пожалуйста, а глаза серьёзные. Годы его не изменили и сейчас. Разговариваю с ним по телефону и кажется, что вижу за его новогодней весёлостью серьёзные глаза. Лет моему дядюшке уже немало. На свет появился мамин младший брат, средний сын из пяти детей в маминой семье, в 1931 году. Чудом выжил в голодные годы, да и потом лёгкой жизни не испытал, но кажется, что всё у него всегда было хорошо и благополучно. И еще, кажется, что у него есть вечный заводной ключик. Моё поздравление с Новым годом буквально в течение одной минуты перешло  в монолог дядюшки. И я, убежав от шумной компании за столом, слушаю и внимаю его словам.
- А ты помнишь, как твоя бабушка – моя мама, собирала всех за новогодним столом? Вот это была родня! Мы знали всех своих двоюродных и троюродных братьев-сестёр, дядей-тётей, бабушек-дедушек…. Даже, если кого-то и не видели никогда, но знали, что есть такой человек, наша кровь! Что называется – и в радости, и в горести!
Помощи никто никогда не просил, но всегда получал, потому, что был неписаный закон: «Быть в курсе дел всей родни и держать в курсе остальных». Больно мне, что сейчас никто никого не знает, не видит, да и не помнит, наверное…. Когда это началось? Даже родные братья-сёстры, каждый в своём мирке живёт, что говорить о дальних? Вот мои внуки твоего не знают, да и тебя не знают, а ведь в одном городе живёте. Может, мимо друг друга ходите….  Я многое хотел бы исправить, но болячки…. Жду, когда ко мне кто-нибудь заглянет. Нет, нет, старость – хорошее время жизни, болезни перешагнуть бы…. Если бы в своё время не пошёл бы в медицинский, то не смог бы и ходить сейчас по белу свету… Ты же знаешь, как всё начиналось?
До войны я закончил всего три класса школы, а после освобождения Одессы – мамин брат, дедушка Вася – он был очень уважаемый человек в городе, устроил меня сразу в седьмой класс. И отметки мне там ставили хорошие, но я ни по одному предмету ничего не понимал, и очень страдал от этого. Месяц потерпел, забрал свои документы и отнёс их в школу рабочей молодёжи. Там меня взяли в пятый класс. За учёбу я взялся серьёзно, учил, не заучивая, а чтобы понять. Работал сначала автомастерских, помогал в столярном цеху. А потом меня твой папа определил в СУ-428. Это управление возводило финские домики на Пятой станции Большого Фонтана. Я работал подсобным рабочим и очень гордился тем, что в шестнадцать лет несу в дом хорошую зарплату. Рабочий день у меня, как у учащегося, был короче на один час. Два отпуска давали – один профсоюзный, второй – к экзаменам. После пятого класса перевели меня по успеваемости сразу в седьмой, а после седьмого – в девятый. После школы ещё немного поработал, и в армию забрали. Попал в стройбат – были такие  подразделения военно-строительных частей Советской армии. Отправили наш батальон в город Куйбышев, ты знаешь – это Самара. Строили мы дома, каркасно-засыпные и шлакоблочные. Опыт в этом деле у меня уже был, и назначили твоего дядю Лёню бригадиром. А после армии я так хотел стать лётчиком, что пошёл работать разнорабочим на одесский аэродром и уже собирался подавать документы в лётное училище, но сильно простудился и из всех этих воспалений выбраться никак не мог. Трудным делом оказалось поставить меня на ноги. Год восстанавливал силы. Но без дела не сидел – ты же помнишь, как я шил туфли и сапожки дамам! В очередь записывались, чтобы попасть ко мне. Твоя мамочка, моя сестричка Ксаночка, разрешила мне с другом Мишей тачать обувь у вас на веранде. Вот за этой работой и решил я поступать в медицинский институт. Там я и Верочку свою встретил, царствие ей небесное. Сколько мы с ней вместе прошли…. А какую мы больницу выстроили в МаЯках…, когда меня назначили главврачом…, ну ты же бывала там! Помню, договорился с колхозом, и взяли всем больничным коллективом подряд на выращивание помидоров. Никто не верил, что у нас будет такой урожай! Я тогда на вырученные деньги «Запорожец» купил. И не я один! А сейчас Оленька, моя внучка, на своей одной сотке, что возле дома, собрала полтонны шикарных помидорчиков! Увлекается земледелием моя девочка, хоть прикладная математика её конёк, а деткам выращивает овощи сама!
Правнуки у меня расчудесные! По телефону мне так щебечут!  Что и говорить…. Сын, дочка, внуки, правнуки, квартира, дача…. Всё у меня есть. Только печалюсь я…. Не о том, что было, не о том, что лет мне много, а о том, что такие крепкие корни остались без кроны…. Нет, крона есть, но кажется она мне декорацией…. Ты меня понимаешь, я знаю….  Никто никого не помнит…. Никто никого не знает….    Никто никому не нужен…. И моя вина в этом есть, да толку-то виниться, если исправить ничего не могу…. Вот на Рождество, может быть, приедут ко мне мои дети, постараюсь поговорить…. На Новый Год не приехали, все заняты – поздравили и спасибо! И тебе, племяшечка, спасибо! Звони, приезжай!
Слушая гудки в телефонной трубке, смахиваю слёзы, и вспоминаю, как бегал, со мной на руках, мой молоденький дядюшка, делая вид, что я самолёт. Вспоминаю, как он подкрался к моей маме, решив её испугать, а она в это время мяла клюкву для киселя и рукой, что была в соке и кожуре клюквы, оттолкнула его, испачкав нарядную рубашку. Мы с сестрой хохотали, а он не сердился и хвалил маму: «Ох, какая ты, Ксанка, смелая!» Вспоминаю, как, он шёл на свадьбу к двоюродному брату, где был «шафером» и всех предупредил, что «шаферку» выберет сам: «Мне любая не нужна, мне нужна девушка-изюмчик!». И выбрал свою институтскую подружку Верочку, на которой вскоре женился, а мы её потом так и называли: Изюмчик.
Эх, дядюшка..., дядя Лёня…. Обязательно передам наш разговор всем, кто захочет меня выслушать….