Откуда, спрашивается, взялся этот персонаж ? Ленка говорила, что Колобок – солнце, языческий блин. А Олег доказывал, что архетип Колобка - разматывающийся клубок, что это миф об Ариадне выродился в сказку. А я вспомнил анекдот-сценарий про утро в колхозе – «Девки на поле косят траву: Вшшшихх…. Вшшшихх… Вот поезд промчался вдалеке: Чух-чух, чух-чух… Ту-туууу!… А по железнодорожной насыпи катится голова старшего механизатора Сидорова и бормочет: Вот ведь б••••, ведь за кефиром вышел».
Ты мыслишь приземлённо, - сказал на это Олег.
Приземлённо.
Колобок-Колобок, куда ж ты котишься, хлопая глазами и бормоча бессвязные речи ?
Колобок-Колобок, не ты ли глядел с тоской в окрестный мрак, когда та девочка несла тебя на чёрном блюде, в тени дворцовой галереи, чуть озаренная луной ?
Колобок-черепок, голова медузья, не тебя ли, оскаленного, вытащили из мешка за слипшиеся от крови волосы, когда гости окаменели и только ложка в тишине звякнула
-
или когда все на выставке останавливались, как вкопанные, возле той архивной фотографии, где несколько голов, похожих на полусгнившие кочаны капусты, росли под деревьями в лесу ? На одной из них, ближней, еще можно было различить черты, искаженные каким-то нечеловеческим – сказать ли –
-
слова нет, рук я уже не чувствовал, попробовал пошевелить пальцами а их будто нет совсем, так туго их проволокой закрутили. Хуже всего была навалившаяся со всех сторон земля, которая выдавливала из меня остатки воздуха. Я попробовал набирать воздух в рот и проталкивать его обратно в легкие, а потом выдыхать носом, получалось забавно, я издавал какие-то булькающе-утробные звуки, и так прошла ночь,
-
а утром пришла Бабка. Бабка шла с корзинкой, грибы собирала, заглядывала под ветки и бормотала что-то про себя. «Э-э-эй!!», хотел позвать я, но вышел какой-то несуразный кашель: «Кгг-хр-хрр…» Бабка отвела ветку. Нагнулась и тут увидела меня. Я посмотрел на бабку.
«Аааа!!!» - тонким голосом закричала бабка и кинулась прочь. «Аааа, Хосподи, Матерь Божья…. отведи, Хосподи, ааааааа !», упала, выронила корзинку, поднялась, опять побежала, и скоро ее вопли и причитания затихли вдали.
-
а днем Заяц приходил. Он именно шел, осторожно, даже неуклюже как-то. Я почему-то всегда думал, что зайцы бегают, прыгают, скачут, но чтобы они ходили… Заяц был громадный, бурый, с белыми лапами. Тут я подумал, что никакой он не громадный, просто я ни разу не смотрел на зайца так близко, да еще снизу вверх. Заяц прошел через всю поляну, посмотрел на меня как-то сбоку, блестящим черным глазом, и побрел дальше, не останавливаясь.
-
вечером Лиса приходила. Лису я видел еще до войны в зоопарке в Кракове. Маленький несчастный зверек забился в самый угол клетки и спрятал морду в лапы. Он никак не походил на тех лис, которых я видел в цветных книжках. Мам, спросил я тогда, а лису здесь не обижают ? Нет, лису не обижают, просто ей… Ну, в лесу ей просто лучше... Вот теперь видел настоящую Лису, не книжную, в упор я видел лицо рыжего зверя, покрытое шерстью. А глаза у Лисы были круглые, желтые и немигающие - она смотрела на меня с какой-то спокойной, светлой злостью, потом наклонила голову и медленно выдохнула воздух, засопев носом.
Тогда я, собрав все оставшиеся силы, плюнул ей в морду.
Лиса фыркнула, дернула головой и отскочила в сторону. Некоторое время она сидела метрах в пяти и разглядывала меня издалека, потом встала, покрутилась зачем-то на месте, будто пытаясь поймать свой хвост, и скрылась в кустах.
-
а ночью пришёл Волк