Размышления в деревенском доме

Владимир Юрьевич Соколов
    Труд сей размещён здесь, в Прозе, ибо представляет на мой взгляд некий дневник, начатый несколько лет назад по переезду "на жизнь" в деревню - подумалось о чём-то, да и записалось для памяти. Ноне подобное изложение "блогом" кличут.
    Самым интересным для самого себя во время теперешнее оказалось сопоставление зафиксированных здесь "размышлений": если первые - обыденно-бытовые, то последние - ближе к глобально-смысловым. Вот оно как!
    Неужели атмосфера деревни столь благотворно влияет на душу, городом, как молью, траченую? А?
    А форма этих записей - рифмовая связка последней строки предыдущего размышления с первой строкой последующего - не позволяет каких-либо перестановок: как записалось - так и осталось.      
    Интересно: о чём суждено записать, то бишь, помыслить через годок-другой?


1
Сбежав от суеты столичной,
Здесь, в веси, жить  весьма отлично,
Внутри  ж –  вокзальная тоска.
Виденье женского соска
Под  утро  в  одинокой койке.
Следы бессмысленной попойки.
Вчерашний  лист календаря.
Кроваво-грязная заря –
Рожденье дня очередного
Обыкновенно никакого.
Сумбур в похмельной голове:
Довольно трудно не напиться
Воспоминая о вдове,
в её-то чуточку за тридцать
Любви не знавшей больше года.


2
В окне – печальная природа,
И дождь по крыше застучал.
Тоска – начало всех начал,
А может быть черта итога.
И где кончается дорога
Какая разница уже.
Былой улыбки до ушей
Лицо давно не ощущает.
Мёд сладкий или кислый щавель –
Не всё ль равно…
Открыто в прошлое окно,
А в будущее дверь забита.
Жить у разбитого корыта
Вдали от предержащих власть –
Тут в ипохондрию не  впасть
Довольно сложно, если не
Сказать точнее – невозможно.
Затосковать совсем не сложно
В провинциальной стороне
Среди озёр, болот и кочек.


3
А сердце – раненый комочек
Стучится будто через раз.
Восторг зовущих женских глаз
Остался в дне позавчерашнем.
И умирать уже не страшно,
Коль эта строгая с косой,
Вся в чёрном, медленной походкой
Войдёт и позовёт с собой,
И приведёт к Харону с лодкой,
Чтоб тот во исполненье правил
К вратам Аида переправил
То, что недавно было мной.


4
Скамейка, вздохи под луной
В глухой запущенной аллее,
Где поцелуи всё смелее,
И голова кружится  всласть,
Когда рукам даётся власть
Под покрывалом темноты.
И ощущенье тесноты
И жара влажного.  И стоны.
И взрыв заряда многотонный,
Что вознесёт под небеса,
Где звёзд непуганых краса.
И с высоты, куда взлетел,
Взгляд бросишь  и, невольно вздрогнув,
Увидишь белый иероглиф
Двух обнажённых стройных тел,
Распластанных под сенью вяза –
Сюжет для написанья сказок
С названьем «Думы о былом».


5
Пуская прошлое на слом
И вынося из дома мусор,
Неплохо бы спросить у Музы,
Когда она к тебе придёт:
Что для сюжета подойдёт,
А что пора забыть и бросить.
В том и предназначенье просек,
Чтоб разделять одно с другим:
Реальность и мечтаний дым
Почти всегда не совпадают.
Но люди всё равно мечтают
В надежде счастье обрести
На странном жизненном пути,
Ведущем завсегда к погосту.


6
Увы, одежду не по росту
Любой готов к себе примерить,
Наивно продолжая верить,
Что он для большего рождён.
И каждый встречный убеждён,
Что большее –  ему по силе,
Любое дело  –  по плечу.
Как говорит  старик Василий:
« Иди ты нах…», – то бишь к врачу.
Не поддавайся власти маний
Величия – они туманят
и так не совершенный ум.
Ты – единица.  Больших сумм
Себе приписывать не надо.
А лучшая себе награда –
Считаться с собственной судьбой,
И быть всегда самим собой,
Не сотворив себе кумира.


7
«Умолкла вдумчивая лира»,
А лирику – сгубил прогресс.
Стенанья юных поэтесс
Заложенные в рифмостроки,
Переплетённые, как ноги,
По сути – лишь белиберда,
Но, завезённые сюда,
Со скопищем макулатуры,
На  признак городской культуры
Не тянут и наоборот
Нужны, как камень в огород
Или за пазухой у тела.
Галиматья –  осточертела.
К тому ж подобные «стишонки»
Порой волнение мошонки
Способны вызвать здесь в глуши,
Но не волнение души,
Которой хочется полёта.


8
И тело замечает что-то
Похожее.  В  себе самом.
Нет, я не тронулся умом:
Гляжу  на чаек и ворон,
Которые  со всех сторон
Слетаясь, кружат за окном
Над тихим озером.  Мой дом
Стоит на самом берегу
И окнами глядит на воду,
И всю галдящую природу
Из кухни  видеть я могу.
В душе такая благодать,
Что телу хочется летать –
Не с печки на пол, а парить,
Полётом душу одарить
И вспомнить юные года,
Десятиклассником когда
Мечтал на лётчика учиться.
А, правда: жаль, что мы не птицы,
Нам, грузным, не по силам высь,
Нам никогда не вознестись
Над суетою серых будней.


9
В который раз меня разбудит
Не чья-то лёгкая рука,
А дуновенье ветерка
В окно, распахнутое настежь:
Оно раскрыто, что бы счастье –
Земное пониманье рая –
В любой момент, преград не зная,
Могло впорхнуть за занавески
Легко, как под фату невесты,
Идущей с избранным к венцу…
Уже морщины по лицу
Всё глубже режет скульптор Время,
И волос сбрасывает темя,
Чтоб ярче лысиной блистать.
Уже широкая кровать –
Не место страсти и лобзаний,
А одиноких прозябаний
За ради отдыха и сна.


10
С годами девица-весна
Не так мила, как баба-осень,
И в сонме всех многоголосий
Порой слышны слова судьбы.
А  нам уже не до гульбы
Не по морали, а иначе –
От ожиданья неудачи:
Вдруг и на этот раз конфуз.
Шары вгоняя в лона луз,
Надеешься на крепость кия –
Без кия что  же за бильярд?
Страсть  ноне труд, а не  стихия.
В полночном небе миллиард
Горячих звёзд, но всё ж милее
И сдуру кажется теплее,
Увы, холодная луна.
Не оттого ли, что она
Всех ближе.  Может и супруга
Не Богом  данная подруга,
А только отражённый свет
Другой, которой рядом нет,
Той, что блуждая по Вселенной,
Живёт внутри мечтой нетленной
О существующей любви.


11
Но, восклицая: «Се ля ви!»,
Мы лишь уходим от проблемы.
Жизнь такова? А мы что? Немы?
Больны? Изранены? Убоги?
И на обочине дороги
В чужой пыли, в чужой грязи
Взываем: «Господи, спаси!»,
Забыв, что под лежачий камень
Вода живая не течёт.
Судьба корявыми руками
Род человечий мнёт и мнёт,
И лепит, как из мягкой глины,
Худых, коротких, толстых, длинных
Всех  человечков.  И зане
Их обжигает на огне
В горниле жизни.  И оттуда
Выкладывает, как на блюдо,
И созерцает:  кто есть ху;

И кто-то будет наверху,
А  большинство –  в безликой массе,
Что именуется толпой.
А сказка о всеобщем счастье
Способна  вызывать запой
У разуверившихся в оном:
Не получивши миража,
Вначале пьют для куража
И бьют, смеясь, хрусталь со звоном;
Затем – со зла; потом от горя...
А там и по колено море.
И просыпаются на дне,
Продавши душу сатане,
В лохмотьях и с пустым мешком –
Как описал Максим Пешков,
А, может, Горький Алексей,
Известный матерью своей,
В одной одноимённой пьесе.


12
Вчера блондинку в «мерседесе»
На местной трассе лицезрел
В лесу меж наших деревень:
Мотор, как сто коней хрипел,
Но был бессилен, ибо пень –
Большой еловый низкий пнище –
Их крепко прихватил за днище,
От взоров скрыв себя травой
И прошлогоднею листвой.
Отчаявшись, она бедняжка,
Вздыхала трепетно и тяжко
И теребила телефон,
Пытаясь тщетно дозвониться.
Рассея-мать – не заграница,
Здесь «мерс» в подмётки не годится
Невзрачной «ниве», и «мобиле»
С  большим экраном не по силе
Везде и всюду выдать «sos».
По счастью, ехал лесовоз…
А посему мораль ясна –
Деревне простота нужна,
И разум, и отказ от чванства.
Здесь скромность супротив жеманства
Всегда встречалась, как родная.
Счастливей и несчастней края,
Чем Русь, не сыщешь днём с огнём,
Мы здесь родились, здесь живём,
И здесь нам доля умереть.


13
 Тын, прясло, сени, пуня, клеть…
Значенье скольких слов из строчки
Вы разъяснить смогли бы точно?
Двух? Четырёх? Ни одного?
Вы знать хотите: что с того?
А то, что нет уже былого
Великорусского живого
Родного всем нам языка.
И вряд ли  ведомо пока
правителю, что это значит.
Народ Болгарии иначе:
пять сотен лет  под чуждым игом,
он свято чтил святые книги
свои, традиции, язык.

И в голове вопрос возник:
«А мы?»   С Минкульта и с Минпроса
В единороссах нету спроса,
Поскольку с некоторых пор
Их чада едут за бугор,
учиться чтобы. А чему?
Похоже только одному:
Как развалить вконец страну,
Перетерпевшую войну,
Освободившую Европу.

Послать бы разом всех их в жопу
(поскольку это слово есть
то, значит, может быть и здесь).
Великий наш язык предали,
Перетолковывают Даля
(похоже: ум вогнали в кому)
И режут нагло по живому
Его Словарь, дабы издать
(как не сказать: едрёна мать)
Под видом «современных версий»
Плоды продуманных диверсий.
(В набат бьёт колокол по ком?)

Над нашим общим языком
Кто дал им право так глумиться:
Уже на титульной странице
Его величия лишили;
решили, будто порешили,
И умолчали, что живой.

Кто ж дал им право? Боже мой,
Похоже, всё идёт от трона:
Как под влиянием Бирона
при царстве Анны во дворе
Не слышно было русской речи
Так ныне в  русском словаре
Засилье чуждых нам наречий.
А что в день завтрашний грядёт?


14
А за окном круговорот –
воистину – воды в природе:
шестые сутки напролёт
дождь с неба слёзы льёт и льёт,
уже болото в огороде  –
дождю не дашь команду «стоп!».

Ужель опять идёт Потоп?
Ужели вновь на сорок дён,
как повторение времён,
«источники великой бездны
разверзлись» и на все уезды
сквозь окна неба будут лить?
Живому остаётся жить,
доколь не захлестнёт волною?

И кто спасётся с новым Ноем?
И кто сегодня новый Ной?
И есть ли вообще такой
среди живущих, (господа,
то бишь: средь нас) кому вода,
с небес ниспосланная Богом
во очищенье, не итогом,
а стартом будет для того,
чтоб род, рождённый от него,
размножась стал народом новым?

Ужель раскаяние снова
вселилось в Божие чело;
и у потомков человека,
сошедшего с борта ковчега,
в сердцах и мыслях – только зло?
А коли так  –  то всех в расход?

Зачем стращать честной народ:
не будет более вода
потопом плоти никогда.
Бог слово дал. Сомнений  нет:
Он помнит вечный свой завет:
«Не буду больше проклинать
за человека землю Я.
И будет радуга моя,
знамением, напоминать,
что между Богом, то есть мной,
и всякою живой душой
во всякой плоти на земле –
Завет, поставленный навек».


15.
Скажите, что есть человек?
И коли он подобен Богу,
(Как рассказал нам Моисей,
Известный мудростью своей),
То как готовиться к итогу,
Коль всё решается без нас?
Опять не прав я: Божий глас
Давно дал людям аксиомы,
Нам все они досель знакомы,
Но соблюдаемы едва ль.
В глазах у Господа печаль:
Ему всех нас не просто жаль –
Воистину: он всех нас любит:
Злых, добрых, здравых и больных.
А коли так, скажите, люди:
Кто дал нам право каждый чих
Уподоблять вселенской драме?
Мы заскорузли в этом сраме,
Печалясь токмо о своём,
А весь обширный окоём
От глаз своих до горизонта,
Похоже, что давно не зрим.
Свою гордыню урезоньте:
Кичиться именем своим
Негоже нам – мы божьи твари...
Вернёмся в землю, не спеша:
Мы прахом были – прахом станем,
Лишь Божий Дух, то бишь душа
Вспорхнёт над бренными телами
И улетит невесть куда
...........................